Она шла по дорожке между рядами стеклянных апельсиновых деревьев, усыпанных полупрозрачными плодами. Вдруг дорожка оборвалась, уткнувшись в стеклянную стену…
Маша повернула голову вправо, потом влево — и увидела, что за стеклянной стеной притаился укромный грот, от которого ее отделяет только хрупкая перегородка, не толще яичной скорлупы. Она дотронулась до этой перегородки, стекло рассыпалось от ее прикосновения, и она, наклонившись, вошла в грот, в темное пространство, уходящее в глубину, в неизвестность…
— Что с тобой? — раздался рядом озабоченный голос Елены. — Очнись! Там кто-то идет!
Маша открыла глаза.
Она стояла перед глухой стеной, а позади, за поворотом коридора, раздавались приближающиеся шаги.
Маша вспомнила свое видение — и протянула руку, дотронулась до стены в том же месте, как в стеклянном саду.
Но стена не рассыпалась от ее прикосновения.
Действительно, глупо было на это рассчитывать.
Эта стена была не из стекла, а из гипсокартона.
А шаги приближались к повороту коридора…
Маша в отчаянии надавила на стену изо всех сил.
Стена не рассыпалась и на этот раз — но она поддалась, повернувшись на оси, как вращающаяся дверь. За ней темнел глубокий проем, похожий на грот в саду ее видений.
— Скорее, сюда! — прошептала Маша, ныряя в потайную дверь. Елена проскользнула за ней, дверь за ними захлопнулась, на стене от нее не осталось и следа.
Здесь, как и в том гроте, было темно и тесно.
— Где это мы? — вполголоса спросила Елена.
— Тс-с! — Маша приложила палец к губам.
Совсем рядом, за тонкой дверью, послышались шаги, и удивленный голос проговорил:
— Куда же они подевались?
— Да с чего вообще ты взял, что они здесь?
— Я шаги впереди слышал.
— Слышал, слышал! Тебе показалось. Они наверняка свернули на предыдущей развилке. Пойдем туда…
На этот раз шаги удалялись.
— Кажется, они ушли! — едва слышно проговорила Елена.
— Все равно возвращаться нельзя!
— А куда же тогда?
Маша снова прикрыла глаза — все равно в темноте от них не было никакой пользы.
Но на этот раз стеклянный сад не возник перед ней. Ее по-прежнему окружала непроглядная душная темнота — но вдруг Маша почувствовала на своем лице легкое дуновение свежего воздуха.
— Где-то здесь должен быть выход!
— Ну да, — неуверенно согласилась Елена, — сквозняк легкий…
Маша пошарила перед собой в темноте и нащупала дверную ручку. Нажала на нее, дверь открылась — и они действительно оказались на улице. То есть это не была улица в прямом значении этого слова, но они были под открытым небом, в проходе, выложенном бетонными плитами и разделяющем два безжизненных заводских корпуса.
— Ура! — воскликнула Елена. — Выбрались!
— Ну, пока не совсем выбрались, — охладила Маша ее пыл. — Но во всяком случае, шанс у нас появился. Только шуметь все равно не нужно — те люди, которые нас преследовали, где-то близко.
Они снова пошли вперед, по растрескавшимся плитам.
Скоро, однако, проход закончился, уткнувшись в глухую бетонную стену.
— И куда же идти теперь? — разочарованно протянула Елена.
Вот она, судьба лидеров, первопроходцев — как только возникают новые трудности, все смотрят на них и ждут нового решения… вот она, плата за доверие…
Елена беспрекословно выбрала ее лидером и шла за ней без капризов и пререканий, не то что Милена, которая вечно спорила, а уж Марина-то и вовсе вела себя ужасно. С одной стороны, с Еленой легче, а с другой — решения принимать приходится одной Маше. Но, как говорит свекровь, «взялся за гуж»… и так далее.
Ох, что-то часто Маша свекровь вспоминает, не к добру это!
Маша огляделась.
Стена впереди была глухой и слишком высокой, и она была сделана из монолитного бетона, так что вряд ли в ней может быть потайная дверь. Слева и справа тоже были глухие стены промышленных корпусов. В них были темные оконные проемы — но слишком высоко, на уровне третьего или четвертого этажа.
— Ловушка! — проговорила Елена. — Мы оказались в ловушке! Может быть, лучше вернуться?
— Возвращаться мы не будем. И не паникуй раньше времени! — оборвала ее Маша и снова огляделась.
С трех сторон их окружали глухие стены, однако к левой стене были привинчены скобы вроде корабельного трапа, поднимающиеся к одному из окон.
Ничего лучшего все равно не было, и Маша полезла по этим скобам наверх.
— Я боюсь высоты! — жалобно проговорила Елена.
— Ничем не могу помочь! — резко отозвалась Маша, но тут же вспомнила фотографии белокурой девочки и добавила: — Здесь не так уж высоко. Главное — не смотри вниз.
Елена тяжело вздохнула — и полезла за ней.
Подъем был не очень долгим и, на взгляд Маши, не очень трудным. Скоро она добралась до оконного проема и уселась на подоконнике, свесив ноги.
Перед ней было большое, даже огромное пространство, почти пустое, если не считать какую-то ржавую металлическую конструкцию на бетонном полу. Наверное, когда-то это был заводской цех.
На противоположной стороне цеха виднелся широкий проем, ведущий наружу. Но вот как до него добраться?
До пола было метров пятнадцать — высота пятиэтажного дома. И никакой лестницы, по которой можно было бы спуститься.
Сзади послышалось тяжелое, хриплое дыхание, и на подоконник вскарабкалась Елена. Устроившись рядом с Машей, она посмотрела вниз и охнула.
— Слушай, ты ведь небось на фитнес ходишь, в бассейне плаваешь, отчего же в такой плохой форме? — не выдержала Маша. — Вроде бы лишнего веса нет, а ползешь наверх, как черепаха!
— Я высоты боюсь, — Елена отвернулась, — и… это я раньше всюду ходила, а как с мужем развелась, то…
— Что, денег совсем не дает? — Маша с усмешкой оглядела Еленину одежду. Курточка умопомрачительно дорогая, сумка тоже, в ушах сережки хоть с маленькими, но бриллиантами.
— Деньги дает… — голос Елены дрогнул, — дает, но только на то, что он сам считает нужным. На питание, на дочку, квартиру нам снял в хорошем месте трехкомнатную, про одежду так говорит: покупай все приличное, только не зарывайся. Мне, говорит, не нужно, чтобы разговоры пошли, что моя бывшая бомжихой ходит. Но и деньги на всякую ерунду транжирить не позволю.
— О, как тебя держит! Жадный он, что ли?
— Не то чтобы жадный… просто…
— Не реви! — строго сказала Маша. — У тебя положение еще не самое ужасное, все-таки денег дает на приличную жизнь.
— Знала бы ты… — Елена утирала слезы ладонью, — знала бы ты… У меня ведь ничего своего нет, вообще ничего, только что на мне. Если он захочет, то и дочку отберет, я ничего сделать не смогу.
— Как это? — возмутилась Маша. — А законы на что? Ребенок должен с матерью жить!
— Какие законы? У него такие адвокаты! — Елена махнула рукой. — Говорит, сиди тихо, делай что велят, не то вообще денег не дам ни копейки. А куда я с ребенком?
Елена тяжело вздохнула.
— Делать ничего не умею, да он и не разрешает работать, мне, говорит, не нужно, чтобы сплетни пошли, что моя бывшая работает в магазине каком-то задрипанном. Да и как я дочку оставлю? Он на няню денег не дает, нечего, говорит, ребенка на няню бросишь, а сама по мужикам пойдешь? Имей в виду, если что узнаю — голую на улицу выгоню!
— А с чего это его так разбирает? — полюбопытствовала Маша. — Ты что, ему изменила, что со скандалом развелись?
— Да что ты! — Елена так замахала руками, что едва не свалилась с подоконника. — Вообще ни сном ни духом! А только прожили мы с ним лет пять, вдруг он приходит как-то и говорит: собирай манатки, я с тобой развожусь. Я прямо обалдела, слушаю его и ничего не понимаю, все как в тумане. Что такое, говорю, за что? Что случилось? Что я тебе сделала плохого? Ничего, говорит, не сделала, просто я так решил. И точка. Тут пришел его такой…
— Охранник, что ли?
— Ну, он все время при нем, вроде как порученец. Противный такой, глазками тут стреляет, носом водит, вынюхивает все… В общем, отвез нас с дочкой на квартиру, деньги, сказал, будут на карточку переводить, после уже приехал с документами на развод. Я тогда опомнилась чуть-чуть, говорю, что мне при разводе что-то причитается.
Он ничего не сказал, только хмыкнул и посмотрел так противно, а на следующий день приезжает муж. Здорово на меня наорал, ударил даже, дочку перепугал до смерти, ну, и велел сидеть тихо, а то ребенка отберет и увезет далеко, так что я не найду ее никогда.
— Ну и ну! — поразилась Маша. — И как тебя угораздило за такую сволочь замуж выйти? Ты откуда сама-то?
— Ох, даже не хочу вспоминать ту свою жизнь! — вздохнула Елена. — Городок маленький, раньше фабрика там была мебельная, потом закрылась, все и развалилось. Мама меня без мужа родила, от командировочного какого-то. Призналась мне как-то, что нарочно с ним переспала, потому что не хотела рожать ни от кого местного.
А потом все-таки замуж вышла, мне двенадцать лет было. Мужик грубый попался, неприятный, она сказала — все-таки мужчина в доме. И правда, по хозяйству управлялся, да какое у нас хозяйство? Полдома всего и палисадничек. Ну, с деньгами полегче стало, после школы уговорила меня мама в училище поступать педагогическое, а как закончила его, так мама и умерла. Скоропостижно. Отчим после ее смерти запил. И как напьется — так ко мне пристает. Ну, отбилась я пару раз, а потом случайно услышала, как соседки сплетничают, что, мол, Павел давно с Ленкой живет, ни стыда у нее ни совести, и мать в могилу она свела.