К Эзре не первый раз цеплялись, он лишь ухмылялся. Для худого парня, который с двенадцати лет общался в основном с боевыми магами, жизненно важно уметь становиться своим любыми способами. Вот ведьмак с легкостью и выдумал ритуал создания женщины. Слепить, выпить, прошептать пару похабных частушек, поплясать, и никого не волнует, что ритуал не сработал. Бабы-то как настоящие. В общем, и без мордобоя повеселились.

— Харт вернулась, — громко оповестил сержант, заходя в кухню. — Сейчас пойдет проверять. Фарун, ты бы поднапрягся.

— Я в напряжении второй день, за это можешь не переживать.

Сержант усмехнулся, схватил с полки кусок хлеба и вальяжно уселся на табуретку у стола.

— Наша Харт такая, умеет напрягать. Но поторопись, она не любит, когда долго возятся. И голодная, наверное, будет. Только про это не переживай, я сам.

Сержант подмигнул Эзре и поправил одежду, будто прихорашиваясь.

Солдаты лишний раз не говорили о своем лейтенанте. За эти два дня на кухне Эзре так и не удалось ничего о ней узнать. И он до сих пор не понимал, как относиться к этой женщине, как себя вести, да и что предпринять.

Ему казалось, что ведьмаки на особом положении в любом гарнизоне. Но Харт так уверенно его отправила дежурить по кухне, что он растерялся, даже почувствовал за собой вину из-за снежных баб. Хотя совесть никогда не была его сильной стороной.

— Слушай, все хотел спросить, а откуда у нее шрамы?

— А кто знает. Но вроде как не боевое, а так, по дурости что-то. Сама вроде, говорят, загубила. Кинулась к дерущимся мужикам. — Сержант дожевал корку хлеба и чуть прищурился. — А что, приглянулась?

— Была бы она чуть милее и блондинкой, может быть. Но такие воинственные женщины со шпагами точно не по мне. Я же хрупкий, а она чуть махнет рукой и зарубит… в порыве страсти, — с усмешкой проговорил Эзра, и Милкот, похохотав, расслабился.

— Если бы не шрамы, она была бы хороша. Зато со шрамами нам, простым парням, дорога. — Милкот подмигнул ведьмаку.

По его мнению, проблема лейтенанта была не в шрамах, а в характере. Один ее спокойный взгляд пробирал до косточек, а уж когда звучал ее ровный голос, голова сама кивала, принимая любое наказание… даже дежурство по кухне.

Сейчас ведьмак недоумевал, как докатился до такого: чистит картошку, моет котел, спит в казарме. Если бы узнал отец, окончательно плюнул бы на сына. «Бесполезный ведьмак», — звучал голос в голове.

От холода Эзра уже не чувствовал пальцев. Он в очередной раз их согнул и разогнул, разгоняя кровь. Подумал и шепнул пару добрых слов. Ведьмовских заговоров для согрева не существовало, зато добрые слова морально успокаивали, хотя на себя они действовали и не так хорошо, как на других. Ведьмакам часто приходилось повышать голос, чтобы наложить на себя тот же заговор, который для других еле шептали. Даже добрые слова, которые не имели магической силы, но хорошо расслабляли, тоже лучше бы произнести громче. Но Милкот мог превратно понять «мой хороший» или «мой милый», а пуще того «дорогой» или «любимый», адресованные себе же. И Эзра шептал еле слышно.

Вообще люди на заставе раньше не видели ни ведьм, ни магов. И, как стало понятно по их скупым словам, своего лейтенанта они опасались в основном потому, что у нее был дар.

Так же опасливо солдаты относились к любым неосторожным действиям Эзры. Но это с одной стороны, а с другой — не прочь были бы над ним подшутить, потому как быстро сообразили, что ведьмак — это не маг и вроде бы не так страшен. На самом деле они сами еще не понимали, что к чему. Поэтому, видя перед собой кучерявого и худого парня, шутили, но стоило ведьмаку как-то чуть громче обычного шепнуть заговор, как все разом замолкали и смотрели волками. Если бы не налет шалопайства, Эзру уже посчитали бы злым духом, наводящим порчу. Но пока все обходилось.

Эзра опять шепнул, но пальцы так задеревенели, что самовнушение и успокаивающие слова не помогли.

— Скажи, а если я заплачу, кто-нибудь из ребят согласится мыть котлы за меня? — Замерзший ведьмак засунул руки под мышки и пересел на табуретку поближе к печке.

Она грела так, что даже окоченевшего ведьмака могла вернуть с того света.

Да, созидатели делали все на совесть.

Солдаты исправно чистили и мыли печь, и даже пауки на ней не заводились. А она отвечала довольным огоньком. Сила созидателей каким-то образом реагировала на отношение к предметам, в которые она заключена. Живая и непонятная, но, как оказалось, очень практичная.

Прибыв на Северную заставу, Эзра окончательно понял, что больше всего в исполнении созидателей ему нравились работающие печи: и тепло, и сытно, и душевно.

— Харт обычно сама всех проверяет, так что такое дело не выйдет, — наконец ответил Милкот.

— Но сегодня ее не было. Слушай, просто один день дежурства за несколько ри. — Эзра посмотрел на отрицательно качнувшего головой сержанта и все же добавил: — И я не скажу ей, где именно вы храните самогон.

Сержант насупил брови и долго смотрел на замерзшего ведьмака.

— Ладно, — сказал Милкот. — Пара ребят за тебя кое-что сделает, но один раз. Дальше сам. Ну и, парень, не обижайся, но теперь ты не с нами. А значит, может случиться что угодно.

Эзра такие угрозы пропускал мимо ушей. Он же не мальчишка с даром в три крошки. Ведьмак с помощью магии мог свалить любого верзилу. Правда, обычно он не лез на рожон, потому как иногда кулак бывает быстрее пульсара. Только сейчас был другой случай.

Ради справедливости Эзра показал Милкоту свои руки. Красные и с трещинами.

— Я ведьмак, а не посудомойка! Еще немного, и пальцы потеряют чувствительность, — преувеличенно горячо заговорил он. — Мои руки не предназначены для мытья полов и котелков.

— Ваши руки годятся только для снежных баб?

Милкот, как по команде, повернулся к выходу. Эзра тоже, но не так нервно, как сержант, и прямо посмотрел на лейтенанта Харт.

— Мои руки годятся для всего, что связано с моей работой, — ответил ведьмак и, широко улыбнувшись, добавил: — И для снежных баб, конечно, тоже.

— Так расскажите о вашей работе, — закладывая руки за спину, как будто с насмешкой предложила Харт. — Мешки под глазами убирать?

Милкот хохотнул. Шутка про мешки под глазами была любимой среди солдат. Неизвестно, откуда они это взяли, но по какой-то причине все считали ведьмаков как будто бесполезными. Хотя это не мешало опасаться их и где-то в глубине души понимать, что не все так просто. Но поддержать «мешки под глазами» каждый считал своим долгом.

— И их тоже, — согласился Эзра. — Но обычно наши заговоры лучше использовать для пополнения резерва, восстановления сил, для остановки крови и затягивания ран. Хороший ведьмак может так зашептать ранение, что и шрамов не останется.

Последнее он сказал, глядя Нее в глаза. Но лейтенант никак не отреагировала, даже бровей не подняла.

— Похвальное умение. Жаль, что к таким золотым рукам вам досталась такая бедовая голова.

Эзра нашелся бы что ответить, но дверь в кухню резко распахнулась, впуская мороз и двух солдат, держащих под руки мальчонку, замотанного в пуховый платок поверх тулупа.

— Говори, — приказал ему тут же один из мужиков.

Десятилетний ребенок задыхался, на ресницах таял иней, а его красные щеки как будто покрылись тоненькой корочкой льда.

— Не знаю, кто был, но точно люди. Они отца чуть не убили. Дядька Тур поднял шум, и они убежали. Точно люди! Не верьте, не волки, а сейчас не знаю, отец не встает.

— Когда это было? — сурово спросила Нея.

— День назад, а сейчас папка и не дышит. — Мальчик почти заплакал.

— Где?

— Зеленая Сторона — деревня это, наш дом второй крайний.

— Почему только сейчас пришел?

— Мать не пускала, говорила, что я заблужусь в снегу, но я знаю все тропинки. А отца, говорит, волки, но не верьте, мужики были.

Мальчик почти не всхлипывал, зубами только стучал да смотрел как-то дико. Харт поджала губы и, кажется, понимала чуть больше остальных.

— Милкот, дуйте за Виршем, он остается за главного. И возьмите три ружья, — распорядилась она.

Пока лейтенант еще что-то говорила, Эзра подошел к ребенку и присел перед ним. Сам взял его руку в мокрой варежке и, стянув ее, прошептал добрые слова. Мальчик не сопротивлялся, но смотрел дикарем. И не взял кружку с чем-то горячим, которую ему протянул солдат.

— Я ведьмак, и меня зовут Эзра, — сказал блондин и улыбнулся, ребенок долго его разглядывал и все же уточнил:

— Настоящий?

— Абсолютно. Вот смотри, я сейчас пошепчу над чашкой, дуну, и вода станет золотой.

Эзра прошептал заговор, и вода начала чуть поблескивать золотом, но потом вновь стала прозрачной. Мальчик за этим следил во все глаза.

— Это теперь волшебная вода. Выпьешь — и сразу сил прибавится.

Ребенок серьезно кивнул, но пить не спешил. Он смотрел на ведьмака, что-то решая, а потом выпалил:

— Спасите отца, а в уплату берите что угодно. И мою кровь. Всю.

Эзра растерялся. Впервые он сталкивался с таким странным суеверием. Но вместо того, чтобы усмехнуться, как обычно, он стал серьезен.

— Я постараюсь помочь твоему отцу. И никакая кровь мне не нужна. — Он чуть подумал и добавил: — Никому ее больше не предлагай, даже если хочешь спасти близких. Это совершенно точно не поможет.