— Спасибо, — кивнул Альберт, — книгу можешь забирать. Там, кстати, Ирма где-то.

— Может, еще чем помочь?

— Не надо. Мозги я ему и сам вправлю.

* * *

Первое, что увидел Артур, когда открыл глаза, был его пояс. Тот самый, волшебный. Над лицом покачивалась литого золота пряжка. Другой конец пояса был в руках у Альберта, который стоял над братом и разглядывал его с нехорошей задумчивостью на лице.

Магии в комнате было — хоть ложкой ешь.

— Бить буду, — пообещал младший, — прямо сейчас.

— Дай, — попросил Артур, потянулся, было, к поясу, но сил хватило только на то, чтоб шевельнуть пальцами.

— Нет, — отрезал Альберт.

— Да ладно тебе.

— Мне — ладно, — согласился младший, — а тебе вот — нет. Я тебя дрессировать буду, ясно? Как ты сам и учил, кнутом и пряником. Пряник получишь, когда заслужишь.

— Смирение и еще раз смирение, — пробормотал Артур, закрывая глаза, — когда заслужу, разбудишь.

Тяжеленный пояс грохнулся ему на грудь, брякнув зодотыми бляшками. Рыцарь охнул и сел. Слабости как не бывало, зато не миновать теперь хорошего синяка на ребрах.

— Скотина! — сердито произнес Альберт.

— Да ладно тебе, — повторил Артур, — я больше не буду.

— Чего не будешь?

— Без него уезжать.

— Что ты такое сказал про Рыжую?

— Я? А, ну да. — Артур огляделся. — «Маньяк» где?

— Держи. — Альберт бросил ему медальон. — Это в последний раз, ясно?

— Ясно. Много их было?

— Больше, чем раньше, — младший хмуро огляделся, — облака целые. Как туман вокруг защит. А ты только на «маньяка» полагаешься!

— Сказал же, больше не буду. Ветка захочет, как лучше, и все испортит. Не знаю когда, не знаю где, не знаю как…

— Очень мило.

— Ну извини. — Артур пожал плечами. — Оно прошло. Почти, когда я ее увидел.

— Где тебя накрыло?

— Да там, — рыцарь мотнул головой, — в замке. Ладно хоть не было почти никого, герцог только с митрополитом.

— М-да. — Альберт уселся напротив. — Я надеюсь, митрополиту ты ничего не сказал?

— Митрополиту? — Артур разглядывал узоры, вьющиеця по шелковым обоям. — Ну-у... зато я герцогу ничего не сказал.

— Да? — удивился Альберт. — Как же тебя живым отпустили?

— По-моему, — не очень уверенно припомнил Артур, — я предложил ему компромисс.

— Ага?! — младший недобро сверкнул глазами. — Компромисс! Ты, грамотей, компромисс и casus belli, случайно, не путаешь? Сам же говорил, пастыри только и мечтают Орден на колдовстве поймать!

— Так это ведь не колдовство.

— Да кто разбираться-то будет? Они и так на каждом углу шепчут, что Миротворец душу дьяволу продал и колдуна в помощь получил. Богомерзкого.

— Пастыри?

— Ну а кто же больше?

— Ну да, верно. — Артур потер виски. — Что-то я... не отошел еще. Митрополит тоже говорил... Вот мразь.

— О, дозрел, — с мрачным удовлетворением кивнул Альберт. — А то праведники, праведники. Ладно, что ты ему напророчил?

— Сказал, чтоб он шел своим путем, а нам оставил наш. Или... нет, не нам. Всем.

— Кому?

— Людям... — Артур схватился за голову. — Что же я там нес?! Он выбрал неправильно, и он ведет за собой...

Яркая синь плеснула золотом, и Альберт поспешно встряхнул старшего за плечи:

— Артур! Арчи! Вернись! Слышишь меня? Вернись сейчас же!...

— Руку дай, — морщась, попросил Артур.

Стиснул ладонь Альберта так, что маг чуть не вскрикнул. Но руку не отнял. И медленно, трудно старший вернулся-таки назад. Огляделся недоверчиво:

— Я что, опять?

— Второй раз за день. — Альберт смотрел с настоящим, без издевки сочувствием. — Артур, это что такое? Кто к тебе привязался?

— А я думал, мы просто разными дорогами идем, — пробормотал рыцарь. — Уезжать надо. Сегодня же.

— Завтра, — маг помассировал ноющую ладонь, — давай завтра, с утра. Сегодня у нас гости, и вообще.

— Гости?

Ну да, старшему сейчас только гостей не хватало. Ему бы в угол забиться, и чтоб не трогал никто. А еще лучше — в храм на всю ночь.

— Тебе к ним идти не обязательно, — объяснил Альберт, — свои все. Если хочешь, я тоже не пойду, Рыжая и сама управится.

— Я в порядке, — с нарочитой суровостью заявил Артур, — уж гостей-то как-нибудь переживу.

— Ну-ну.

Под очень внимательным взглядом брата Альберт предпочел воздержаться от дальнейших комментариев.

* * *

Привет тебе, мой добрый брат,
Привет, мой схимник черный!
Ты помнишь наш давнишний спор
На паперти Сорбонны?
Еще вчера мой горн горел,
Как папский заключенный.
Открой же дверь отступнику,
Приверженец доктрин.
Поверь, не ты один,
Познанья паладин.
Я тоже плавил истину,
Как в колбе андрогин.

Гости действительно были все «свои». Галеш, Карнай, Ирма и Варг — не то чтобы друзья, но с ними можно обходиться без церемоний. Даже с Варгом, хоть и принц.

Ирма стояла у окна, чуть заметно улыбалась каким-то своим мыслям.

Надо же! Сегодня она изволила нарядиться в платье. Светло-серый шелк, перевитая жемчугом сетка на волосах, руки облиты шелковыми перчатками. В неярком вечернем свете Ирма показалась призраком, лишь огромные глаза блеснули, когда она повернулась к Артуру. Чуть кивнула, здороваясь.

Кто же она такая?

В архивах за последние два десятилетия не упоминалось ни об одном благородном семействе, лишившемся дочери. Собственно, если не считать гибели Софии Элиато — наследной принцессы Единой Земли...

Как бы там ни было, обстоятельно покопавшись в архивах, Артур все больше стал склоняться к мысли, что его новая любовь — из дорогих, прекрасно обученных куртизанок. Таких немного было: во всем княжестве Обуда не больше полусотни, а в других и столько не набиралось, и, казалось бы, проследить за каждой из этих женщин не составляло труда. Но так было лишь до определенного момента. Точнее — от определенного момента. Прошлое свое дамы скрывали тщательнее, чем возраст.

Однако дворянка или шлюха — если Ирма, как и собирается, выйдет замуж за Варга, ее происхождение не будет иметь значения. Заклинатель и ведьма — это сила, с которой интуиты будут считаться. А учитывая то, что заклинатель еще и наследует Лихогорье, все складывается как нельзя лучше. Семья герцога издавна руководит дозволенными магами. Семья Лихогорского князя будет руководить интуитами. Если митрополит не предпримет что-нибудь неожиданное, герцог и новоявленный княжич наверняка найдут пути сближения интуитов и ученых и, возможно, будет пересмотрен Кодекс Разумной Полезности... Ошеломленный открывшимися перспективами, Артур, не дойдя до Ирмы, уселся в ближайшее кресло и достал кисет. Набивая трубку, он слушал Галеша и пытался представить, как пойдет жизнь в Долине, когда интуиты, усиленные жемчужиной, под крепкой рукой Варга станут такими же полноправными подданными Его Высочества герцога, как и дозволенные маги.

Но испарилось, будто спирт,
Почтение к сединам.
Не виден божий замысел
Сквозь согнутые спины.
У нас земля различная,
Но Небеса едины.
За пазухой у Господа
На всех довольно мест,
И ты несешь, как крест,
Гностический арест...

«Твой Бог — твоя алхимия...» Артур помотал головой. Песня была древней, написанной задолго до Дня Гнева. И где только Галеш раскапывает этакие диковины? Насчет различной земли и единого Неба сказано хорошо, даже поверить хочется. И ведь верил, пока не вспомнил, чего сам митрополиту наговорил.

Не в Царство Божие ведет старший Пастырь своих овец.

А куда?

И можно ли верить себе, бросая подобные обвинения главе епископской церкви?

Себе или «другому»? Никакой мистики в этих приступах, конечно, нет. Сэр Герман объяснил их давным-давно, еще сто лет назад. Не справляются мозги Артура с нагрузкой: память-то у него и вправду эйдетическая, а голова обычная — рыцарская. И в какой-то момент что-то там, в голове, перестает работать. Сознание отключается. Способность же к анализу какая ни есть, а остается. Вот и рождаются «пророчества».

И сбываются, ясен день. Почему бы им не сбываться, если выводы делаются на основании множества вполне достоверных фактов? Но вот каких фактов?! Кто бы умный объяснил, чем не понравились Артуру столичные храмы?

И кто бы помог увериться в собственной правоте!

Тогда скажи, познавший все -
И видимость, и свойства:
Достоин ли сей мир того,
Чтоб знать его устройство?
Ведь даже разум обречен
На жажду превосходства,
И тягой к Откровению
Mостили Аду путь.

Вместо двух разных дорог, ведущих к одной цели, есть теперь два пути в два разных, очень разных места. Который путь верен? Откуда взялась еретическая убежденность в том, что магия угодна Господу? Разум напоминает, что главный над колдунами и, кстати, предсказателями — тот, кого называют Отцом Лжи. Разум твердит, что схимник-митрополит ближе к Небу, чем рыцарь, на руках которого кровь, и сердце которого равно тяготеет к мирам горнему и дольнему. Разум заставляет задуматься о том, что, пока Артур не появился в Долине, здесь убивали магов, считая их нечистыми. И о том, что Флейтист неспроста сразу проникся к крестоносному рыцарю странным расположением. И об Альберте... точнее, о собственной уверенности в том, что колдуны могут быть спасены.

И снова всплывало в памяти страшное слово «еретик».

«Ересь у вас там была страшная», — обмолвился когда-то сэр Герман, имея в виду монастырь на Ледяном перевале. Давно это было. Артур не понял тогда. Потом, когда начал разбираться в местных обычаях, осознал с изумлением, что Сила отца Лучана, как он ее помнил, Силой вовсе не была. Магом был приор. Еретиком. Отступником. Пусть даже сам и не подозревал об этом.

А ведь именно отец Лучан крестил Артура. И он же когда-то посвятил его в рыцари пред ликом Богородицы, вверил Ее милости, не очень-то надеясь на милосердие Господа. И правда, разве мало у Бога дел, чтобы замечать еще и умирающих младенцев?

— Ты не храмовник, — говорил приор, — ты рыцарь Пречистой Девы. Помни об этом всегда, сын мой, но никогда и никому не рассказывай.

Еретик. Колдун. С какой же Силой связал он душу Артура? Чьим благословением освящена сталь Миротворца? Чья рука простерта над рыцарем Пречистой Девы?

Господи, где искать ответ?

А если найдется он, верить ли?

* * *

— О чем задумался, рыцарь? — мягко поинтересовалась Ирма. — Ты позволишь мне нарушить твое уединение?

Артур пожал плечами. Такая, как нынче вечером, Ирма нравилась ему куда больше, чем в своей обычной маске взбалмошной и недалекой стервы. Такой она бывала наедине с ним, и будь хоть капельку настроения, Артур с удовольствием включился бы в игру, но... не до Ирмы сегодня. Хочет строить из себя герцогиню — милости просим к Варгу. Где он, кстати? Ага, вон, глазищами сверкает, зубы скалит, не то смеется, не то укусить хочет. А и то. Не только Ирма за Варга замуж собралась, Варг тоже на Ирме жениться хочет, так что ни к чему почти невесте на глазах у почти жениха с почти незнакомым рыцарем любезничать.

Ведьма проследила взгляд Артура, улыбнулась и поманила пальчиком Галеша.

— Принеси мою гитару.

Дожидаясь, пока просьба будет исполнена, она устроилась напротив Артура на низком пуфе, расправила шелестящий шелк юбок. Уже не герцогиня, сейчас вот — точно куртизанка, дорогая, красивая, и... куда только подевались мрачные мысли?.. Как немного все-таки нужно, чтобы вернуться в суетный мир.

Ирма, задумчиво склонив голову, подтянула колки. Опустила ресницы. И запела.

Грустно, но грусть ее была кошачьей, хитрой и чуть настороженной.

Герцог, я ваша сегодня, сейчас и теперь,
Hо навеки я вам не могу обещаться,
И вы уж меня поймите.
Я не шучу, мой герцог, я вся у вас на ладони.
Возьмите мою душу и тело мое возьмите.

Песня сложена была когда-то давно, для одного из первых герцогов. Трудно предположить, что пришли незамысловатые стихи из той немыслимой древности, когда титулованных особ было в мире, как нерезаных собак. Однако сговорились они сегодня, что ли, старые песни вспоминать?

Забудьте о битвах и распрях,

— журчал спокойно, задумчиво так, голос ведьмы, —

снимите одежды траур.
Мой герцог, все в мире бренно, и в первую очередь мы.
Спешите любить, мой герцог, ведь время не бесконечно.
И мы блуждаем по краю всепоглощающей тьмы.

Воистину странный нынче вечер. Песни одна другой осмысленнее, смысл под смыслом, под смыслом, под смыслом, многослойно, туманно, осколками стекла в ватной мягкости образов впиваются в разум воспоминания. Лето.

И осени уже не будет...

А ясным весенним утром вы снова уйдете, мой герцог.
Уйдете и не вернетесь. Вернетесь, но не ко мне.
Простите за дерзость, герцог, но я от чистого сердца
Желаю вам счастья в жизни и смерти в этой войне.

Ветка вздрогнула и воззрилась на Ирму не то с удивлением, не то возмущенно. Похоже, последний куплет должен был прозвучать как-то иначе.

— За что вдруг? — с легкой насмешкой поинтересовался Артур.

— Кто-то должен пожелать смерти и тебе, Миротворец. Монах, — она усмехнулась, — еще и священник. Я попросила бы тебя обвенчать нас с Варгом.

— А я бы отказался.

— Правда? — Она подалась вперед, заглядывая Артуру в лицо. — Не верю, прости. Ты слишком легко отдаешь меня, рыцарь. Или боишься? Невеста княжича — не мажья любовница, за такую и наказать могут.

Артур поднялся с кресла. Забрал у Ирмы гитару, не глядя передал подоспевшему Галешу, протянул ведьме руку:

— Пойдем.

Она не спорила. И ни о чем не спрашивала. Варг еще соображал, как ему следует поступить, а Артур уже увел Ирму из гостиной.

Альберт тут же пересел к Ветке. Она положила голову ему на плечо, подобрала ноги. Свернулась, как кошка. Разве что не замурлыкала.

Варг покосился на Альберта, на Галеша, на Карная. Даже на Ветку глянул. Нет, никто о нем плохо не думал. Карнай понятно почему — он джарг, и ему наплевать на то, что здешние обычаи требуют верности от женщины, которая станет старшей женой.

Дикие все же нравы в Единой Земле. И люди дикие.

А остальным — тем, кто полагал, будто Варг и Артур ведут из-за Ирмы негласный поединок, — им с самого начала было ясно, кто выйдет победителем. Кто, как не Артур, с его обходительностью и синими глазищами, от которых тают бабы, как масло на солнышке?

Варг вздохнул и пошел к дверям. Хочешь не хочешь, а придется поступать так, как здесь принято. Хотя бы для Ирмы. Артур — не дурак и все, наверное, поймет... Вот только Ирма, она ведь тоже не дура.

* * *

А под пальцами Галеша вновь звенели струны.

Может, и прав был Артур, когда говорил, что Галеш умеет выбирать и место, и время, и настроение. Даже сравнивал менестреля с Флейтистом. Ну, здесь старший, конечно, погорячился. А вообще... может, и вправду нынешний вечер располагает к таким вот грустным, задумчивым, безнадежным песням.

Все повторяется, день возвращается,
И возрождается ночь.
Боль воплощается, страх не прощается.
Солнце погашено, тени раскрашены,
Память исчезла вдали.
Деньги потрачены, больше удачи нет,
И не вернуть корабли.

Альберт смотрел на Ветку, но думал не о ней, думал он о том, что Галеш, менестрель Галеш, просто не мог знать таких песен. Стихов таких знать не мог. Какие корабли? Он всю жизнь свою провел в иссушенной солнцем, безводной Единой Земле.

Старший сказал, что возвращение к жизни Зако станет не смертью Галеша, а убийством. Иногда он совершенно не способен рассуждать взвешенно и отвлеченно, Артур Северный, безжалостный и верный раб своего Бога. Рассуждать не способен, а вот убить — пожалуйста. И убьет. Как только Тори займет новое тело. А убивать Галеша нельзя, он ведь поет так же, как сам Альберт плетет заклятия. И что делать? Найти другую жертву? Но другой, даже если найдется, будет таким же.

Радуйся, архангел, ведь на земле тебя помнят!
Пламя золотое имя твое поет!
Забросали статую грязи комьями.
Радуйся, архангел, что тебя кто-то ждет.

Ладно, завтра — в дорогу, подальше от этого города, от этих людей, от странностей и страхов. А песня — это всего лишь песня. И никто ничего не помнит. Верят. В собственные выдумки, в глупые сказки, в опасные фантазии верят. Но не помнят. Не осталось памяти. И холодком по сердцу... «Что доброго может прийти от мертвых?». Но ведь живы! Живы! Или?.. Спроси у старшего. И испугайся сомнения в ярких синих глазах.

Мир изменился. И изменился не к лучшему. Люди, запертые в пределах Единой Земли, потихоньку переставали быть людьми. Или так лишь казалось?

Маги, новые, молодые, смотрели на жизнь совсем иначе, чем Альберт, пришелец из другого времени и словно бы из другого мира. Они были слабее, и они ничего не делали для того, чтобы стать сильнее. Жадность и эгоизм, непреxодящий голод, вечная нехватка силы.

«Я был таким?» — спросил у себя Альберт. Ответ не приходил. С кем сравнивать, если и тогда, сто лет назад, он был сильнейшим. Единственным, кто не скрывался, не прятался от церкви.

Альберт Северный — собственность ордена Храма.

Ни с кем не приходилось делиться ни силой, ни драгоценными артефактами, ни даже новыми заклинаниями. Хотя этим, последним, поделиться хотелось всегда. Радость от сознания того, что нашел, сложил, создал сам, своим умом, что-то новое, радость эта переполняет, и нужно раздаривать ее, не скупясь, сразу, чтобы не перегорела, не стала мутным осадком с чуть кисловатым привкусом вчерашнего супа.

Профессор скупо бросал:

— Голова!

И не понять, то ли издевался, то ли и вправду хвалил.

Артур... ему оценить такое просто не дано. Он силой берет. Даже там, где стоило бы подумать. Где уж братцу в тонкостях заклинательных кружев разбираться? Впрочем, положа руку на сердце, в большинстве случаев силовое решение оказывается самым верным.

Альберт осторожно коснулся сознания брата.

Хм, сейчас Артур о силе и не помышлял. Спокойно и расчетливо, словно в шахматы играли, старший и Варг выстраивали для Ирмы красивую и безукоризненно честную композицию под названием «Это моя добыча».

Причем Арчи еще раздумывал, переносить ли действо на глаза благодарных зрителей или все-таки довести ситуацию до логического завершения в обществе одной лишь Ирмы. Первый вариант нравился ему зрелищностью. Но самолюбие кололо. Хоть и не считает интуитов за людей, а поди ж ты, не хочет публично в поражении расписываться.

«Свинья ты все-таки, братец».

«Знаю, — рассеянно ответил Артур, — но зачем девочку обижать?»

Завтра. Завтра. И не хотелось, чтобы вечер заканчивался. Пушистые волосы Ветки щекотали лицо. А с утра в дорогу. И, наверное, снова придется драться. Ведь думал, что осточертела такая жизнь, а оказывается, только так и живешь. А между боями — оно и есть «между». Ни то ни се. Даже мыслей свежих в голову не приходит.

И тоскливым, тревожным звоном отозвалась гитара.