Наталья Павлищева

Дожить до весны

В большой ленинградской коммуналке жили Женька с мамой, папой, бабушкой и родственницей студенткой Милой, семья Юры Егорова — мама, папа, он и две сестрички-погодки Таня и Оля, семья Якимовых — Нинель Петровна, Кирьян Иванович и Колька, Маргарита Семеновна со своим вечно отсутствующим в командировках мужем «отвэтственным работником» Апполинарием Виссарионовичем, бывший оперный певец Станислав Павлович и чета пенсионеров Бельских, Елизавета Тихоновна и Егор Антонович. В угловой комнате жил кадровый военный Николай Григорьевич, но после того как от него под Новый год ушла красавица-жена, Николай Григорьевич дома почти не появлялся.

Командовала в квартире бабушка Жени Ирина Андреевна, она держала порядок властной рукой, и, хотя большой дружбы между всеми соседями не было, ссоры случались крайне редко и пресекались немедленно. Зато в праздники в большущем холле, куда выходили двери пяти из семи комнат, за длинным столом собирались четырнадцать взрослых, а вокруг носились пятеро детей, которых тщетно пыталась успокоить Мила, ее из-за юных лет к числу взрослых пока не причисляли. А потом обычно приходили соседи из квартиры напротив, как-то случайно оказывался рядом дворник Петрович, заглядывали поздравить друзья, и в холле становилось слишком тесно. В хорошую погоду веселье выплескивалось на улицу, в плохую первой удалялась сопровождаемая супругом Нинель Петровна, потом, зажав уши руками, Маргарита Семеновна:

— Боже мой! Содом и Гоморра.

Апполинарий Виссарионович, если бывал в этот день дома, поддакивал жене:

— Да, сплошной Содом.

На вопрос Юрки, кто такой этот Содом, Станислав Павлович рассказал библейскую историю о двух уничтоженных Богом городах. Юрка живо переиначил, и за четой Викентьевых закрепились прозвища Содома и Гомор:

— Наш Гомор опять в отъезде. А у Содомы новая шуба, пятая по счету. Может, она их ест, как моль?

Война

Мама должна прийти с дежурства рано утром и вместе с бабушкой и Женей поехать снимать дачу, но позвонила и сказала, что не сможет, срочная операция. Так бывало часто, Женина мама Елена Ивановна — опытная операционная сестра, без которой ее врач как без рук. Тогда бабушка с внучкой решили сходить в зоосад, не сидеть же в такой прекрасный летний день дома! И, конечно, позвать с собой Женькиного соседа и приятеля Юрку Егорова.

Но того не оказалось дома. Еще с осени Юрка жил у своей бабушки на Петроградской и учился в школе там же. В их крошечной комнатушке с трудом помещались остальные Егоровы. Юркиному отцу обещали новую жилплощадь, Егоровы уже договорились обменять эту будущую жилплощадь на комнату Якимовых, чтобы остаться на месте, но пока меняться было нечем, и Юрка отправился на Петроградскую сторону. Он приходил на воскресенье при любой возможности, а в тот день почему-то не пришел.

— Ну что ж, пойдем смотреть Красавицу вдвоем! — вздохнула бабушка.

— Почему это вдвоем? Как это вдвоем?! — возмутился Станислав Павлович. — А я? Я тоже хочу бегемота смотреть.

Станислав Павлович хороший, очень хороший, он для Женьки с Юркой вроде дедушки. Даже когда бабушка их ругала, Станислав Павлович умудрялся защищать. А потом ругал сам, но как-то по-другому. Юрка говорил, что он убедительно ругал.

Так они и вышли из дома втроем, чтобы пешком дойти до зоосада и посмотреть бегемотиху Красавицу. А еще слониху Бетти, любимицу всего Ленинграда. Красавица та-а-акая огромная! Бабушка даже утверждала, что она самая большая в Европе. А Бетти умная-умная. И добрая…

Пока ждали маму, думали, искали Юрку, прошло немало времени. значит, покататься на кораблике уже не успеют, остается только зоосад. Но Женя не расстроилась, не в последний же раз гулять выбрались. А после зоосада можно и в кино сходить, в «Колизее» опять «Чапаев».

Но на улице творилось что-то странное…

Дворник Петрович стоял под аркой с противогазной сумкой на боку и красной повязкой на рукаве. Снова учения? Они стали частыми, все готовились действовать по команде «Газы!», были уверены, что финны могут газ применить.

Папа говорил, что это глупости, финнам ни к чему травить гражданское население, но что готовиться все равно надо. В условиях когда весь империалистический мир против СССР, нужно быть готовыми ко всему, даже к войне.

Бабушка только качала головой и делала запасы.

— А вот это нелепо, мама! — стыдил ее папа. — Быть готовыми отразить враждебное нападение — это одно, а набивать шкафы продуктами на случай недельной тревоги совсем иное. Что вы будете делать — всю неделю под одеялом есть эти макароны?

Бабушка отмахивалась, и в огромном старинном буфете прибавлялись жестяные банки и холщовые мешочки.

— Мыши сожрут!

— Не сожрут, Левушка, Мурка не позволит, — успокаивала папу бабушка.

Да, Мурка всю парадную от мышей спасала. Поговаривали, что в других квартирах они есть, а у них ни разу не скреблись. Мурка кошка трехцветная, такие кошки хорошие мышеловы.


— Учения? — бодро обратился к Петровичу Станислав Павлович.

Тот посмотрел как-то странно и коротко и резко ответил:

— Война!

— Какая война? — даже растерялся Станислав Павлович.

— Вы что, радио не слушаете? Германия напала, с рассвета наши города бомбят и наступают. Товарищ Молотов по радио выступал только что.

— Границу пересекли? Но их уже остановили, отбросили назад?

Петрович только головой помотал:

— Прут проклятые. Больше ничего не знаю.

Конечно, стало не до зоосада, вернулись домой, включили радио, позвонили маме в больницу.

Елена Ивановна страшную новость уже знала, речь Молотова слышала, но успокоила, что с папой все в порядке, завтра прилетит из командировки, он срочно нужен здесь, в Ленинграде.

Пришла Мила, которая ночевала у своей подружки, рассказала, что по всему городу, несмотря на воскресенье, очереди в военкоматы, все в добровольцы записаться торопятся. Женя объявила, что если бы папа был дома, то обязательно записался в добровольцы! Бабушка покачала головой:

— Твоего папу не возьмут, у него бронь.

Женя представила себе папу в старинных доспехах и удивилась:

— Какая бронь? Разве он рыцарь?

Бабушка объяснила, что бронь — это запрет забирать на фронт ценных специалистов, нужных в тылу, тех, которые работают на оборонных заводах. Именно поэтому папа не участвовал в финской.

В воздухе словно разлилась тревога, окончательно испортив прекрасный июньский день. Горожане подтянулись, стали строже. В финскую такого не было… «Может, потому, что была зима и холодно?» — подумала Женя и решила, что наверняка из-за этого.

Война… то, чего так боялась бабушка, выстраивая в ряд мешочки с крупой, сахаром, солью… Женька подумала, что теперь придется бабушкины запасы уничтожать. Но ей вовсе не хотелось есть макароны, посыпая их солью. В крайнем случае можно с сахаром, хотя макароны Женька не любила совсем.

Интересно, как быстро разгромят гитлеровские вой ска? Может, папу зря отозвали из командировки? Нет, это хорошо, Женька уже соскучилась, но предпочла бы увидеть папу без вот такого повода. Бабушка всегда говорила, что война — это страшно и плохо, это беда. В финскую Женька большой беды не ощутила, хотя погиб папин бывший однокурсник дядя Ваня.

Хорошо, что у папы бронь, а то ведь он тоже мог погибнуть на войне. Жене вдруг стало страшно при мысли, что убьют кого-то знакомого или даже просто кого-то убьют. Хоть бы скорей эта самая война закончилась! А то ведь длится с самого утра.

Очень хотелось обсудить новость с Юркой, уж он-то точно знает все марки немецких танков и самолетов и то, чем Красная Армия лучше, и сумеет рассказать, как красноармейцы будут бить, наверное, уже бьют проклятых фашистов! Женьке стало досадно, что она пропускает такую важную вещь, как блистательный разгром немцев прямо на советской границе. Вокруг никто ничего толком не знал.

Прибежал Юра только на следующее утро, как раз успел проводить своего папу на фронт.

Мама Юрки бежала за мужем, цеплялась и кричала, что не пустит:

— Да на кого ж ты нас бросаешь?

Бабушка даже обругала ее:

— Дуся, прекрати! Что ты голосишь, словно на кладбище провожаешь, а не на фронт?

— Не увижу я его больше, чувствую, что не увижу.

— Не говори глупостей! Разве так мужей на фронт провожают?

Женька тоже считала, что Юркина мама провожает как-то неправильно. В фильмах суровых, но одновременно радостных мужчин провожали такие же женщины — сильные, уверенные в скорой победе своих мужей, сыновей, отцов. Они пели красивые песни, а вовсе не вопили дурными голосами. Конечно, после таких проводов побеждать врага было легко. Нет, не легко, но как-то… обязательно, что ли… В победе не сомневался никто, даже мысли такой не возникало, было только страшно, что ранят или убьют.

Но тетю Дусю не остановить, голосила, даже когда вернулась домой. За ней расплакались Юркины сестрички Таня и Оля, бабушка забрала их в комнату Титовых и дала по конфете, чтобы отвлечь. А потом посадила Женю читать маленьким сказку, а сама отправилась в кухню обсуждать дальнейшие действия с соседками и со Станиславом Павловичем. Мама снова ушла в свою больницу, Мила убежала в институт. Юрка улизнул на улицу. Жене очень хотелось туда же, чтобы узнать новости, но девчонки так жалобно на нее смотрели, что пришлось читать. Женя читала «Айболита» и думала о том, как погонят немцев.