Лушке тринадцатый год, Любаве девятый. Анея средняя сестра, в Рязани живет еще младшая — Олена. Олена, по мнению Лушки, дура, потому что, будучи боярышней, вышла замуж за простого кузнеца. Ну и что, что по любви, все равно дура! Не надо влюбляться в кого попало. Козельск с Рязанью не сравнить (кто бы спорил), там посад и то больше. Зато у Козельска детинец поболее рязанского будет! В Козельске прежний князь погиб на охоте («лось копытом по зубам вдарил»), а нынешний мал, поэтому в качестве жениха никому не годится: «Ваське всего четыре года». Ну, мне-то что, у меня жених уже есть, а вот если Лушке придется выходить замуж, так за кого?

Сестрица мечтательно закатила глаза, вспоминая моего жениха:

— Боярин Андрей хорош…

— А ты откуда знаешь?

Сейчас скажет, что и я знаю, просто забыла, получится настоящий позор. Я не слишком жаждала знакомиться со своим нареченным даже заново, но тронутая невеста, не узнающая собственного жениха, наверное, позор для семьи. Лушка замотала головой:

— Я его в Рязани видела. Правда, красивый… И не дурак!

— А это откуда известно?

— Конечно, не дурак, если на тебе женится.

Резонно, мне было даже лестно, но все же хотелось понять критерии своей двоюродной сестрицы.

— А с чего он именно меня выбрал?

Господи, надеюсь, я ему никаких клятв любви и верности не давала?

— А они с дядькой Федором когда-то договорились. Вернее, боярин Юрий Иваныч…

— Это еще кто?

— Ну, Сивый же, отец Андрея! Что когда дети подрастут, то поженятся, когда тебе пятнадцать исполнится.

Так, уже легче, мне, кажется, пока пятнадцатый… Как бы узнать, когда у этой Насти день рождения?

— Это скоро?

— Чего, свадьба? — В ответ на мой кивок сестрица пожала плечами. — Как сговорятся окончательно, так и будет. Ну, с Семена до Гурия точно.

Кто бы еще объяснил, что значат эти сроки… Но я решила не задавать сразу много вопросов, пока меня за косу никто под венец не тащил. И вдруг осенило:

— А дядька Федор… ну, отец, он не к этому Сивому поехал?!

— Не-е… он в Чернигов, а Андрей Юрьевич в Коломне… Он у коломенского князя Романа Ингваревича…

Полегчало. По крайней мере, пока отец вернется, пока окончательно договорятся, время, чтобы взять какого-нибудь колдуна за горло, у меня есть.

— А чего отец в Чернигов поехал?

— По делам вместо князя. Васька — князь маленький, сопляк совсем, заместо него дядька Федор всем заправляет, его слушают все…

Не успела я удивиться неуважительному упоминанию юного князя, как пришлось отметить другое: после слова «все» Лушка явно притормозила, видно, был в Козельске кто-то, кто не слишком подчинялся Хозяину. Я уже понадеялась, что это исключение касается меня лично, но сестрица жестоко развенчала мои мечты. Покосившись на двор, где раздавался командный голос тетки Анеи, Лушка со вздохом уточнила:

— … почти все…

Ясно, сестра брата послушанием не балует.

Помимо просвещения меня в отношении родственников, Лушка активно восстанавливала знания и во всем остальном. Следующие дни я попросту моталась вместе с ней по Козельску и окрестностям, что оказалось крайне полезным занятием, и слушала, слушала, слушала, то и дело задавая дурацкие вопросы. Но сестрицу вопросы не пугали, поговорить она любила.

Но меня больше заботило другое. Воинтиха Воинтихой, а мне нужен кто-то посерьезней, чтобы был колдуном или колдуньей, знающими не только средства обездвиживания и восстановления местной памяти, но умеющими объяснить, что я здесь вообще делаю. Немного поразмыслив, я решила обратиться не к Лушке, а к Любаве. Что и сделала в первый же день относительно нормальной жизни, когда ноги несли меня куда нужно, а не обратно на лавку. Родственники отправились по своим делам кто куда, Анея с Лушкой так вообще уехали в какую-то деревню со смешным названием Дешовки, время у нас было.

На вопрос о колдуне Любава немного испуганно ответила, что есть, конечно.

— А ты че, Ворона не помнишь?

Так, значит, местную оппозицию православию зовут Вороном.

— Неужели спрашивала бы? А где он живет?

Если скажет, что за углом, то пиши пропало, это не колдун. Нет, Любава с ужасом округлила глаза:

— В лесу…

— Ты дорогу знаешь?

— Ой, я к нему не пойду. Страшно…

— Ну хоть показать можешь?

— До поляны доведу, а дальше ты сама.

— А чего боишься? Он страшный?

— Не… просто колдун же…

— Пойдем сейчас, пока дома никого?

Чуть подумав, Любава согласилась.

Лес меня поразил необычайно, я даже не знала, что такое бывает. Он был нетронутым, то есть не загаженным абсолютно. Как заповедник, причем экстра-класса! Ни одного рваного сапога или пакета под кустом, ни тебе следов пикников, костровищ, стекол от битых бутылок… Но довольно быстро я перестала искать взглядом следы человеческих преступлений против природы, потому что заросли вокруг просто-таки кишели самыми разными обитателями. С трудом удержавшись, чтобы не заорать восторженно, когда прямо из-под ног, сердито пофыркивая, прочь отправился ежик, а чуть подальше дятел серьезно принялся за сосну, я оглядывалась теперь уже не в поисках пакетов или оберток от шоколада, а с интересом. Посмотреть было на что.

Грибов… хоть косой коси, в кустах кто-то возился, не обращая на нас внимания, вокруг неумолчная перекличка птичьих голосов, чье-то ворчание, фырчание и возня. Ой, мамочка! Как бы не наступить на кого или самой не стать обедом. Конечно, я преувеличила, никто на меня нападать не собирался, но, ей-богу, странно видеть и слышать столько живности вокруг. Когда это бывало, чтоб совсем рядом, не выдержав напряжения, из-под куста сиганул в сторону, страшно петляя, заяц?

Любава не обращала на такие мелочи внимания, ну заяц и заяц, кто их не видывал? Стороной прошла большая лесная корова — лосиха, вот ей девочка дорогу уступила сознательно, остановилась и переждала, пока грустная морда удалится на приличное расстояние.

Господи, чего же мы лишились, обретя блага цивилизации! Трава по колено даже в лесу, деревья в три обхвата и с вершинами где-то на уровне пятого этажа… от грибов ступить некуда, птицы только что не на голове гнезда вьют… грустные лоси за каждым кустом, а под кустами зайцы целыми выводками… Теперь я уже не удивлялась размерам рыбы, которой меня кормили, в таких условиях маленьким, кажется, был только человек, остальные — гиганты. И позволила же природа сему паршивцу вырасти больше остальных и этих остальных забить, загнать по дальним углам поредевших, измельчавших лесов, землю закатать в асфальт, а в небо выплюнуть кучу всякой дряни, чтоб самому же дышалось через раз!

От мысленных обличительных тирад по поводу неразумности человечества меня отвлекла необходимость все же смотреть под ноги и за Любавой, которая двигалась легко и уверенно.

Мы долго пробирались какими-то едва приметными тропинками (одна я бы давно заблудилась) и наконец вышли к лесной поляне. Только бы Любава никуда не ушла, а то ведь я обратно сама не выберусь. Тут же стало смешно: а если мне и выбираться не придется, а девчонка будет меня ждать? Ничего, немного погодя драпанет домой и будет рассказывать страшные сказки о том, как колдун украл их Настю. Украл и съел!

Только что-то подсказывало мне, что Ворон обратно меня не отправит. Вот не отправит и все.

Чуть раздвинув кусты, Любава вздрогнула и кивнула в сторону поляны:

— Вон…

По шепоту было понятно, как она боится. Я кивнула:

— Ты меня здесь подожди, я недолго. Только не уходи, ладно?

Хотя, конечно, сколько там пробуду, не представляла.

Посреди небольшой полянки на пеньке сидел дед, судя по всему, тот самый колдун. Я решительно шагнула к нему. То ли в этом мире все не так, как должно быть, то ли наши представления о нем сильно хромают, но никаких признаков сверхъестественного у человека на пеньке не наблюдалось. Ни белых как снег волос до пояса, ни большущего посоха, ни насупленных бровей… Старый, конечно, но ничего грозного.

— Здравствуйте.

Господи, забыла поинтересоваться у Любавы, как положено приветствовать колдуна, хотя девчонка вряд ли это знает.

— Как любое божье создание, пожелала здоровья и ладно. И ты будь здорова…

Не знаю, от чего я остолбенела больше. От того, что он услышал мои мысли, ведь я вслух сказала лишь одно слово, от того, что его губы остались сомкнутыми, или от того, что колдун ратовал за божьи создания? Ни фига себе колдуны пошли! Ну, с закрытым ртом, ладно, это просто чревовещание, я слышала про такие фокусы, что про божьих тварей твердит, тоже понятно, вокруг какие-никакие христиане… а вот что мои мысли читать может, это уже хуже. Хотя, какая разница?! Мысль у меня в данный момент одна: как вернуться домой?! Пусть читает!

Глаза старика смотрели насмешливо. Удивительно, что мне не удавалось уловить их цвет, но не черные — точно.

— Зачем тебе домой? Здесь плохо?

Так, разговор пошел сразу о деле, это уже хорошо.

— Нет, конечно, здесь прекрасно, свежий воздух, натуральная пища, но хотелось бы как-то поскорей вернуться обратно. Там дела ждут, работа стоит.

Он просто смотрел на меня, ничего не отвечая, и я, как дура, принялась убеждать этого старика из бог знает какого столетия, что меня надо немедленно вернуть обратно туда, откуда притащили!