— Восход?

— Пойдемте. Особенно красивое зрелище открывается из парка.

— С удовольствием. Если вы уверены, что Сильвана не рассердится, когда утром я буду ни на что не годна.

— Не рассердится.

Изабелла поймала его улыбку и нагнулась за своими босоножками.

— Оставьте их. Они вам не понадобятся. Это по ту сторону лужайки.

Изабелла чувствовала себя счастливой. Лунный свет казался ей ярче. Ароматы, разлитые в воздухе, — сильнее. Трава — мягче и зеленее.

— Вы часто не спите всю ночь и наблюдаете восход солнца?

— Да, я часто не сплю до утра. Ночью прохладней, и мне нравится это. А при отсутствии кондиционера это становится еще заманчивей. — Он повернул голову к ней, и она увидела шрамы на его лице. — Но специально не спать, чтобы увидеть восход, — такого не бывает.

— Почему?

— Потому что им нельзя любоваться в одиночестве.

Все внутри нее перевернулось.

— Наверное, вы правы.

— Вы не испортите свое платье, если сядете на траву?

— Не думаю. Тут сухо.

Да мне это совершенно безразлично, подумала она и удобно расположилась на земле, вытянув ноги.

Доминик сел рядом.

— Конечно, было бы лучше взять с собой коврики. Мы с Иоландой брали с собой термос с капуччино, пончики и устраивали ранний завтрак.

Изабелла взглянула на деревья, которые посадила его покойная жена, не дожившая до того времени, когда они выросли.

— Наверное, вы скучаете по ней.

— Вспоминаю каждый день. — Его голос звучал приглушенно. — Скучаю по ним обоим. Смотрите. — Доминик показал в сторону моря. — Эта лодка была там всю ночь.

Она проследила за его пальцем и ближе к линии горизонта увидела белую рыбацкую лодку. Изабелла прижала поднятые колени к груди. Она чувствовала, как ветерок с моря шевелит ее волосы, и ощущала соль на губах.

Все вокруг будто замерло в трепетном ожидании. Сначала послышался одинокий крик чайки, постепенно к ней присоединились другие птицы. Изабелла затаила дыхание. Но утро все еще не наступало.

Они были вдвоем. Никто их не видел. Не было никакой причины быть здесь, кроме того, что они оба этого хотели.

— Какой была Иоланда? — спросила она тихо, почти неслышно. Она почувствовала, как он напрягся.

— Она была… — Доминик прикрыл лицо рукой. — Она была веселой. — Он глубоко вздохнул. — Умела превратить все в праздник.

Изабелла перевела взгляд на море. Перистые облака высоко в небе порозовели. Было очень красиво, но она почти не замечала эту красоту. Она мечтала о том, чтобы хоть кто-нибудь сказал ей однажды, что благодаря ей мир стал лучше.

— Мне не хватает ощущения того, что я являюсь частью ее жизни, не хватает наших общих мечтаний. — Он взглянул на нее. — И я все время думаю, как бы сложилась наша жизнь, если бы они обе не погибли. Нашей дочери исполнилось бы пять в октябре.

Подступивший к горлу ком мешал Изабелле дышать. Ей стало стыдно. Она нередко жалела себя, хотя у нее не было никаких причин чувствовать себя несчастной.

— Как звали вашу дочку?

— Фелиция. — Его голос дрогнул. — Фелиция Алиса.

Одинокая слезинка скатилась по ее щеке, оставив блестящий след. Как он выдерживает это? Как может жить день за днем, день за днем?..

Тут она почувствовала ладонь на своей руке. Его ладонь. Теплую. Успокаивающую. Изабелла подняла глаза. Они блестели.

— Спасибо за то, что вы задали этот вопрос и выслушали ответ.

Другая слезинка выкатилась и пробежала по следу, проложенному первой.

— Никто не позволяет мне говорить о них. — Доминик протянул руку и осторожно смахнул слезы с ее лица. — А если я не говорю о них, я боюсь забыть, какими замечательными они были. Какое счастье, что они были в моей жизни!

— Я очень сочувствую вам, — произнесла Изабелла прерывающимся голосом.

Доминик поднял ее руку с травы и положил к себе на колени. Изабелла вздрогнула, и он обнял ее.

Два одиноких человека наблюдали рассвет.

Их души так сблизились за эти минуты, что слова стали излишни.

Край неба сделался слегка оранжевым, постепенно расширяясь и становясь все ярче и ярче.

Изабелла взглянула на Доминика. Было бы так легко дотронуться до его лица, ощутить шероховатость его кожи под своими пальцами. Он был так близко, что она чувствовала его дыхание. Впервые за последние лет десять кто-то обнимал ее. Просто обнимал.

— Пожалуй, нам лучше вернуться, — сказал он.

Изабелла закрыла глаза и попыталась запомнить то прекрасное ощущение, которое сейчас испытывала. Ей не хотелось возвращаться.

— Я скажу Сильване, что вам надо выспаться, а не идти на мессу.

Он продолжал держать ее за руку, пока они шли через поляну обратно к террасе. Когда они подошли, он отпустил ее руку, и Изабелла нагнулась, чтобы поднять свои босоножки.

— Изабелла?

Она повернулась.

— Да?

— Моя семья соберется на ланч в воскресенье. Может быть, присоединитесь к нам?

Не идти на дневной прием, который значился в расписании?

Она взглянула ему в лицо. Оно было бесстрастным, только крошечная жилка пульсировала на его щеке.

— Если вы не захотите, я это прекрасно пойму. Мой отец стал мягче с годами, но его дипломатия…

— С удовольствием. Спасибо.

И она шагнула вперед и осторожно поцеловала его в щеку со шрамом.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Изабелла поцеловала его в щеку!

Он с трудом верил в это. Один бог знал, что означал этот простой поступок для него. Признание. Дружбу. По крайней мере, так хотелось ему верить.

Доминик провел рукой по изуродованному лицу, напомнив себе, что она могла сделать это из жалости к нему. Вряд ли в ней заговорила страсть.

Красавица и чудовище.

Доминик улыбнулся. Он не мечтал о таком счастливом финале. Даже не хотел его. Он протянул руку и взял финик со стоящей перед ним тарелки. Однажды он уже использовал выпавший ему шанс на счастье. Это было чудесно, но теперь все кончилось.

Все говорили, что время — лучший лекарь, но время прошло и ничто не изменилось. Каждое утро он просыпался и осознавал свое одиночество.

Пытаться воссоздать то, что у него было, значило предать свои чувства к ним. Он смирился с тем, что ему никогда снова не испытать семейного счастья. Доминик поглубже спрятался в тень от сосны. Такая женщина, как Изабелла Фиерецца, никогда не посмотрит на него страстным взглядом.

К нему подошла Сильвана и опустилась на землю рядом с ним.

— Она очаровательна.

— Кто?

Сестра откусила кусочек миндального печенья.

— Женщина, за которой ты наблюдаешь. Знаешь, тебя всегда привлекали роскошные женщины. Сначала Иоланда, теперь…

Доминик потер рукой шею. Раз Сильвана заметила, как очарован он был Изабеллой, тогда можно было быть уверенным, что и его мачеха заметила это. Он посмотрел туда, где сидела Люситта, окруженная внуками. Она подняла глаза и улыбнулась. Потом оба они взглянули на Изабеллу.

На миг. Это было все, что он мог себе позволить.

Он сделал ошибку, пригласив ее сюда. Это было сделано под влиянием момента. Ему захотелось показать ей настоящий Монт-Авеллан. Тот мир, который никогда не видели люди, приезжающие насладиться лишь белыми песчаными пляжами и теплым морем. Кроме того, он хотел, чтобы в ее памяти осталось нечто большее, чем звон хрусталя и блеск бриллиантов.

Его отец находился в весьма раздраженном настроении, но она оказалась способной завоевать его расположение. Так же, как и расположение трех поколений клана Винчини, сидевших за деревенскими столами. Казалось, ей здесь нравилось все, в том числе разговаривать с окружающими ее людьми.

Это был редкий дар.

Он лгал самому себе.

Он не допустил ошибку, пригласив ее сюда. И сделал это не под влиянием момента.

Изабелла была здесь потому, что нравилась ему. И она смотрела не на его шрамы, а ему в глаза, и он чувствовал себя уверенно.

А когда Доминик смотрел на нее, он видел ее доброту. И одиночество. И это трогало его.

Он снова поискал Изабеллу глазами, потому что ничего не мог с этим поделать. Золотисто-медовые локоны, собранные в хвост широкой красной лентой, маленькие сережки в ушах и простой сарафан, в котором она выглядела свежей и бодрой, несмотря на изнуряющую жару.

— Само понятие монархия становится отжившим, — произнес отец, обращаясь к Изабелле.

— Возможно, монархия вам не нравится, но это не делает ее отжившей, — возразила Изабелла.

— Демократия, может быть, и небезупречна, но эта система лучше той, при которой лидерами становятся в силу происхождения. Какое право имеете вы руководить другими людьми?

— Лично я? Никакого. Я — жертва права первородства, — сказала она, потянувшись за фиником. — Женщина в семье, где так много мужчин, я, к сожалению, должна стать королевой Нироли. Но если бы я имела право выбирать, то предпочла бы нечто среднее между этими двумя системами. Взяла бы лучшее из каждой.

Его отец фыркнул:

— Но ваше богатство вами не заработано.

Если бы это потребовалось Изабелле, Доминик пришел бы ей на помощь, но по ее улыбке он понял, что она полностью владеет собой. И его отец был очарован ею, как Доминик и ожидал.

— А земля, которой вы владеете? — Изабелла перевела взгляд на каменную виллу на фоне горы. — Это все унаследовано? — Она улыбнулась в ответ на молчание его отца. Доминик тоже улыбнулся. — Мы все — жертвы обстоятельств. И мне кажется, что наша обязанность — прожить жизнь наилучшим образом, использовав максимум данных нам возможностей.

Она совсем не та женщина, какой он ее представлял вначале!

Доминик встретился глазами со своей мачехой и прочел в них сострадание. Они оба понимали, что Изабелла Фиерецца никогда не будет увлечена таким человеком, как он. Как бы доверчиво ни лежала ее рука в его ладони. И даже несмотря на поцелуй в щеку.

Он поднялся с земли.

— Мне здесь слишком жарко. Я пойду в беседку.

Сильвана подняла глаза.

— Хочешь, я пойду с тобой.

— Не надо. Если я понадоблюсь принцессе Изабелле…

Сестра кивнула. И он знал, что она его понимает.

Доминик оказался там, где и должен был находиться, по словам Сильваны. Изабелла, держа малыша, толкнула дверцу и вошла в тень заросшей виноградом беседки.

— Меня попросили отнести Карло в какое-то прохладное место. Солнце страшно печет, — объяснила она свое появление.

Он положил книгу рядом с собой.

— А кто попросил?

— Сильвана.

Доминик кивнул, но ничего не сказал, когда она села в кресло напротив.

— Вы хорошо себя чувствуете? — после короткой паузы спросила Изабелла.

— Как обычно, — сказал он, проводя рукой по лицу.

Взгляд Изабеллы упал на потемневшую кожу, выделявшуюся на фоне белоснежной рубашки. Видимо, прятаться от палящей жары в разгар лета ему суждено всю жизнь.

Карло потянул в рот ее палец.

— Его только что накормили, и ваша сестра сказала, что теперь ему надо поспать.

— Он выглядит утомленным.

— Да, и все еще голодным. — Она внезапно подняла глаза, поймала печальный взгляд Доминика и тут неожиданно подумала о том, что Доминику должно быть было тяжело видеть этого ребенка.

— Может быть, вы хотите, чтобы мы сели где-нибудь еще?

Доминик беспокойно заерзал.

— Здесь прохладно, и Карло сможет уснуть.

Ей совершенно не хотелось уходить, и он знал это. В беседке воцарилось молчание. Она прислушивалась к стрекоту цикад в кустарнике, жалея, что не отвела Карло в какое-то другое место.

Доминик потянулся за своей книгой, но в последний момент передумал.

— Мой отец ничем не обидел вас?

— Конечно, нет. А почему вы спросили?

Он криво улыбнулся.

— Он не слишком хорошо относится к точке зрения, отличной от его собственной.

— А кто относится хорошо? — Изабелла следила за тем, как постепенно закрывались глазки малыша. — Ваш отец немного напоминает мне моего деда. Хотя у них разное мировоззрение, но каждый в душе уверен в своей правоте.

— Похоже, вы восхищаетесь им.

— Дедушкой? — Она подняла глаза. — Да. Это один из самых замечательных людей, которых я когда-либо встречала. Предполагаю, что вы не очень высокого мнения о нем…

Доминик скривил рот, и ей стало все ясно без слов. Было бы удивительно ждать чего-то другого от человека, родившегося на Монт-Авеллане.

— Но он мой дедушка.

— Конечно.

— И я люблю его. — Изабелла играла темным локоном Карло. — Я знаю и другую его сторону. Вам, например, известно, что он может сделать бумажный самолетик, который будет долго летать по комнате? Или декламировать наизусть английских поэтов на безупречном английском языке? И что он никогда не расстается с портретом моей бабушки, хотя со дня ее смерти прошло больше лет, чем она прожила на этом свете?

Доминик улыбнулся.

— Нет.

— Я не считаю, что все, что сделал мой дед, было правильно, но я верю, что он так поступал от чистого сердца. И я знаю, что он любит Нироли.

— А это имеете значение?

— Это важно, если вам пришлось стать монархом, вы так не думаете? — Она положила руку на животик малыша. — А последние два года были невероятно болезненны и тяжелы для него.

— Могу себе представить.

Она подняла глаза. Мало кто мог это действительно понять. Сначала ее дедушка потерял жену, которую любил, потом внука и, наконец, обоих сыновей.

— Вам тоже было нелегко.

— Иногда мне не верится, что это случилось. Мой отец был таким опытным моряком. Иногда я ловлю себя на мысли, что произошла какая-то чудовищная ошибка, и он вернется… — Она остановилась, неожиданно осознав, что говорит… и кому.

— Мне знакомо это чувство.

— Извините, я…

— Вы были близки со своими родителями?

Она ответила, не задумываясь:

— Да, хотя мой отец был… очень замкнутым.

И слишком безропотно подчинялся своему отцу, что очень раздражало ее.

— Но он бы стал прекрасным королем, как я думаю, — добавила она.

— А ваша матушка?

— Была бы очаровательной и красивой супругой короля.

Доминик улыбнулся, и его лицо сразу стало гораздо мягче.

— Она была моим лучшим другом.

— Это из-за нее вы решили осесть на Нироли? — спросил Доминик.

Изабелла удивленно засмеялась.

— Нет. Хотя только благодаря ей моя жизнь была вполне сносной. Первые несколько лет по крайней мере, пока я не нашла себе занятие.

— Вам не хотелось вернуться?

Она покачала головой.

— Я хотела получить диплом, овладеть английским и испанским, но для этого мне нужно было получить разрешение дедушки.

— А он отказал?

Сейчас, когда она сидела здесь под сенью вьющегося винограда, держа на руках спящего малыша, ей было легко забыть о том, как зла она была тогда.

— Да.

— И что сделали ваши родители?

— Ничего. Они не могли повлиять на мое решение. Это я и пыталась объяснить вашему отцу. Мы должны жить так, как позволяют сложившиеся обстоятельства, и радоваться тому, что имеем. Моя мама учила меня этому. Она была добрейшей женщиной.

Карло засопел во сне, и Изабелла с улыбкой взглянула на него. Вот чего бы она хотела, если бы могла выбирать. Собственную семью. Людей, которых она могла бы любить и которые любили бы ее.

— Мне надо было получить разрешение короля жить за пределами Нироли… А мой дедушка не дал его.

Доминик нахмурился.

— Почему?

— Потому что считал, что женщине нет необходимости получать высшее образование. Думаю, что он видел мое будущее в замужестве.

— В браке с каким-нибудь европейским принцем?

— Лет пятьдесят назад это могло бы быть моим уделом, но теперь принцы предпочитают заключать браки по любви, а не по крови.

— Вы разочарованы?

— Будучи знакомой с большинством самых завидных принцев во всей Европе, не сказала бы. — Она подняла глаза и улыбнулась. — Но я страшно разозлилась, когда Марко получил разрешение жить в Лондоне, а мне было отказано в этом.

— Могу понять.

— Но я сглупила. Я могла бы уломать его и сделать по-своему. Единственным аргументом, который он предъявлял мне, было мое положение и право престолонаследования…

— Изабелла, вы где? — раздался невдалеке голос Люситты.

— Я здесь. — Она обернулась.

Пожилая женщина стояла в дверях дома и задумчиво смотрела на них.

— Карло спит?

— Крепко.

— И сопит, — добавил Доминик.

Изабелла улыбнулась, посмотрев на малыша.

— Так идите и уложите его в доме. Вы замучаетесь, если будете все время держать его на руках, пока он спит. Сильвана напрасно попросила вас об этом.

Изабелла вошла в дом и прошла в узкую комнату. В ней стояла простая деревянная кроватка, уже ждущая малыша…

— Мой отец смастерил эту кроватку для моего старшего сына, — сказала Люситта, проведя рукой по ее резной спинке.

— Очень красивая. — Изабелла осторожно уложила спящего Карло в кровать.

— Отец был искусным столяром. Он сделал еще прекрасного коня-качалку, но он сгорел при пожаре в доме Доминика. — Женщина помолчала немного и спросила: — Он рассказывал вам что-нибудь о пожаре?

— Немного. В сущности ничего.

— Пойдемте со мной. Я покажу вам кое-что.

Изабелла оглянулась на спящего малыша и прошла следом за мачехой Доминика в уютную гостиную, полную безделушек.

— Вот… — Люситта подошла к столу в углу комнаты и взяла фотографию в черной лакированной рамке. — Это снимок Доминика, сделанный пять лет назад.

До Изабеллы не сразу дошел смысл того, что сказала Люситта. Она взглянула на снимок, потом снова на мачеху Доминика, схватившуюся рукой за маленький крестик на шее.

Изабелла снова перевела взгляд на фотографию. Доминик еще без шрамов.

— А вот еще один снимок. Его и Иоланды, — сказала Люситта, передавая Изабелле другое фото, в красной пластмассовой рамке. — Этот снимок был сделан за год до того, как она забеременела Фелицией.

Иоланда была небольшого роста и темноволосой. Лицо нимфы в облаке черных волос. Смеющееся.

А Доминик был одним из самых неотразимых мужчин, которых она когда-либо встречала. Сильный, красивый и уверенный в себе.

Она внимательно рассматривала гладкую кожу на его загорелом лице. Футболку с короткими рукавами, обнажавшими руки спортсмена.

Удивительно притягательный мужчина.

Каково же было ему привыкать к шрамам? Смотреть в зеркало и не узнавать самого себя?

— А что все-таки случилось?

Люситта взяла фотографии из ее сделавшихся непослушными пальцев и поставила на место.

— Пожары — нередкое явление здесь. Малейшей искры достаточно, чтобы они возникли в летнее время. А тот пожар начался днем. Никто так и не понял, почему. Иоланда и маленькая Фелиция, видимо, спали, потому что никто не поднял тревоги до тех пор, пока пожар не разгорелся достаточно сильно.

Словно чья-то рука сжала сердце Изабеллы длинными ледяными пальцами. Она едва не закричала от боли.

— А Доминик?

— Он находился в палаццо. Занимался какими-то делами. Вернулся домой и обнаружил, что все вокруг пылает.

Изабелла почувствовала, что ей становится плохо.

— И что дальше?..

— Все бегали, суетились… Над домом кружились пожарные вертолеты, но было уже слишком поздно. — Люситта откинула со лба седые волосы. — Они умерли от угара еще до прихода Доминика.

— А как он обгорел?

Люситта покачала головой.

— Он словно обезумел. Никого не желал слушать. Разбил окно и бросился в дом. Но не добежал даже до лестницы.

Люситта пожала холодные пальцы Изабеллы и направилась к кухне.

Изабелла пошла за ней, задумавшись над тем, какими были отношения Люситты с ее приемным сыном.