Шейх Рашид аль-Баха внимательно выслушал свою гостью. Не найдя, к чему еще можно придраться, он проговорил:

— Я бы хотел, чтобы ты осталась во дворце на некоторое время после окончания экспедиции.

— Для чего? — спросила Поли.

— Ты собираешься пройти по стопам Элизабет Льюис. И должна знать, что, повстречав в пути моего прапрадеда, она согласилась стать его гостьей в этом замке. Элизабет прожила здесь достаточно долго. Мой редок и этот сад разбил для её удовольствия. Он надеялся, что розы будут напоминать его возлюбленной о доме и ей никуда не захочется от него уезжать, — пояснил принц.

— А ты ничего не путаешь? — улыбнулась англичанка. — Доктор Риггли, наш консультант, утверждает, что после путешествия в пустыню Элизабет жила в Аль-Жалини.

— Ваш консультант заблуждается! — безапелляционно заявил принц. — Элизабет жила здесь. Это знает каждый в Амре. Она жила здесь очень долго, но не могла стать женой моего прапрадеда, поскольку в те времена разводы не разрешались. Поэтому она покинула дворец, но и домой не вернулась, потому что жила с мужчиной вне брака, о чем все очень скоро узнали. После расставания со своим возлюбленным Элизабет поселилась в Аль-Жалини, у самого моря, и жила там, пока не умерла в тысяча девятьсот четвертом году.

— В одиночестве? — взволнованно спросила Полли, которую эта история взволновала до глубины души.

— Уединенно, но не в одиночестве, — покачал головой принц. — Я уверен, что король Махмуд использовал любую возможность, чтобы навестить возлюбленную в ее пристанище. Конечно, это не могло не злить его законных жен, но мой предок был без ума от Элизабет Льюис.

— И, видимо, был очень эгоистичным человеком, — сурово рассудила Полли, — если не гнушался ранить чувства близких ему людей.

— Он был настоящим королем. А это и великая честь, и огромный труд, тяжелые будни без выходных и праздников. Он заслуживал отдушины… И не забывай, что твоя прапрабабушка тоже причинила немало горя своему мужу и сыну. Просто, когда между людьми вспыхивает такая сильная любовь, сложно винить их в эгоизме. Ведь до этого они очень многим пожертвовали ради других.

— Наверное, ты прав, — согласилась Полли, но невольно задумалась над его словами. — Я читала письма сына Элизабет, в которых говорилось, что отец сильно запил после ее ухода. Супруг не мог перенести такого унижения. Не знаю, страдал ли он от любви. Но перед лицом назревающего скандала он предпочел собственное падение борьбе с ханжеским общественным порицанием. Он сильно подорвал свое здоровье и умер, не намного пережив жену.

— Их сын — это твой прадед? — уточнил принц.

— Да, — кивнула Полли. — Не думаю, что Элизабет могла оставаться безразличной к судьбе своего мужа. Но, как видишь, она не вернулась. И я думаю, не от страха перед осуждением, ведь Элизабет была удивительно смелой женщиной. Наверное, она не хотела покидать своего короля. А что ты об этом думаешь?

— Полагаю, именно так оно и было. Но это уже сюжет для художественного фильма, а не для документального кино.

— Почему же? — удивилась англичанка. — Разве ход истории не диктуется человеческими чувствами? Сколько эпохальных событий было совершено ради любви, из ревности или из ненависти. Я считаю, любовная составляющая имела бы право на отражение в нашем кино, если бы у нас было время на перепроверку фактов и переписку сценария. Но, увы, это невозможно. Сроки стоят очень жесткие. Придется придерживаться первоначального плана, — констатировала Поллианна и с сожалением добавила: — Хотя я бы с удовольствием вплела в канву рассказа романтическую историю. Наш фильм бы от этого только выиграл… Я всегда восхищалась смелостью и азартом прапрабабушки, с юности была наслышана о ее отваге. Но до сегодняшнего дня я никогда даже не задумывалась о том, что за всеми ее поступками стояло великое чувство, непростая история взаимоотношений. Элизабет всю жизнь бросала вызов условностям. И я приучила себя думать, что из каждой битвы она выходила победительницей. А теперь я понимаю, что очень многого в самых главных жизненных вопросах она преодолеть не могла.

— Тебя это разочаровывает? — спросил Рашид.

— Нет, нисколько. Даже наоборот, вдохновляет, — отозвалась девушка.

— На что же, если не секрет? — поинтересовался собеседник.

— На поиск истины, — пошутила Полли. — Но я прекрасно понимаю, что очень условно иду по следам прапрабабушки, постольку мы с ней совсем не похожи. У меня нет ее отваги. Ее страстности во мне тоже нет. Я привязана к привычным вещам, местам, людям. Я никогда не стану высаживать розы в чужих краях, поскольку меня всегда будет тянуть на родину.

— Ой, не зарекайся, — вклинилась в их диалог принцесса. — Ты просто никогда не влюблялась. И, верно, не знаешь, как это чувство может посмеяться над человеком, в один момент перевернув все его привычные представления, — гипотетически рассудила она.

— Но я бы ни при каких обстоятельствах не бросила свое дитя! — убежденно проговорила Поллианна.

— И это правильно, — поддержал ее принц. — У человека обязательно должно быть что-то незыблемое, то, что не зависит от погоды, капризов моды и колебаний курса валют. Для кого-то это родительский долг, для кого-то долг перед страной и людьми, для кого-то — верность клятвам и данным обетам, в том числе и супружеским…

— А для кого-то это любовь, как и произошло с Элизабет Льюис, — не преминула заметить молодая принцесса.

— Случается, матери оставляют своих детей, — задумчиво проговорил Рашид, не обращаясь ни к кому конкретно, словно размышляя вслух. — Или из-за черствости, или из-за отсутствия пресловутого материнского инстинкта, либо по легкомыслию… Но далеко не всегда матерей следует за такой поступок винить… Да, согласен, это не может быть выходом из затруднительного положения. Уверен, что дальнейшая жизнь женщин, которые решились на такой отчаянный шаг, лишена радостей. Им можно только посочувствовать.

Принцесса поникла. Она, как никто другой, понимала, о ком говорит ее брат. Он, без сомнения, имел в виду свою мать, которая не справилась с рухнувшей в одночасье на нее огромной ответственностью.

— Ты хочешь сказать, что все не так однозначно, как кажется? — спросила его Полли.

— Вот именно… И дело даже не в переменчивых обстоятельствах. Порой человек не может существовать в том психологическом климате, который сформировался вокруг него. Мы много раз наблюдали, как фантастические взлеты ломают героев только лишь потому, что на новом витке их восхождения они сталкиваются с чем-то, чего не могли ожидать и к чему просто не были готовы. Хотя прежде все давалось им легко, словно играючи…

— Жить бы и жить, как все простые смертные, но некоторые так не могут, — в унисон брату проговорила сестра.

— Да, от победы до поражения не так велик путь, — подытожил шейх Рашид аль-Баха. — Так же, как от славы до позора.

Поллианна Андерсон озадаченно смотрела на обоих своих собеседников. Она не решалась задать вопрос по существу, просто пила свой чай и вдыхала аромат роз и жасмина.

Много еще ей предстояло узнать об этой семье. И если раньше их история в ней не вызывала сколько-нибудь заметного интереса, то теперь множество догадок и версий всколыхнуло ее воображение.

— Расскажи нам, как сложилась жизнь твоего прадеда? — попросила Бахайя.

— Он дважды был женат, вырастил пятерых детей. Младший стал моим дедом, которому, к сожалению, достался порок моего прапрадеда. Тоже злоупотреблял спиртным и тоже винил в этом пристрастии Элизабет Льюис. Они обвиняли ее в том, что она не столько прославила, сколько опорочила нашу семью. И это мне кажется совершенной глупостью. Но в остальном, как утверждает моя мама, а у меня нет основания ей не верить, дедушка был очень милым, добрым, интересным в общении человеком и весьма красивым мужчиной. Просто, как многим красавчикам, ему хотелось жить легко, независимо от того, как это отражается на близких. Он искренне хотел стать другим, измениться, но его патологическое безволие помешало этому.

— Ты не застала его? — спросил Рашид.

— Нет, дедушка умер, когда ему было всего сорок, и его вдова была вынуждена пойти в домработницы к майору Брэдли, чтобы обеспечить семье пропитание. А вот самого майора Брэдли я отлично помню. И на их счет поговаривали разное. Бабушка моя была, как и дед, очень яркой женщиной. Но за справедливость этих слухов я не ручаюсь. И майор, и бабушка вели себя очень осмотрительно. Она работала у него до самой его смерти.

— А твоя мама? — поинтересовалась принцесса.

— Мама моя в свое время была виртуозной машинисткой. Печатала без ошибок с феноменальной скоростью, — улыбаясь, сообщила Полли. — А потом влюбилась в моего отца, он служил шеф-поваром в замке Шелтон. И у них родилась я, — заключила она.

Рашид, внимательно слушавший ее до сего момента, удивленно поднял брови.

— Почему ты так на меня смотришь? — спросила англичанка.

— Бахайя спросила про твою мать. А все, что мы услышали, — это история твоего появления на свет, но никак не история твоей матери, — насмешливо проговорил мужчина.

— Ну, разумеется, этим фактом жизнь моей мамы не исчерпывается… Просто все дальнейшее ты отлично знаешь, поскольку тебе приходилось общаться с покойным герцогом и с троими его сыновьями, — несколько смущенно произнесла Полли.

— Нет, покойного герцога я не имел чести знать лично, хотя история его безвременно оборвавшейся жизни мне известна… Но мне бы хотелось услышать ее от тебя. Полагаю, она отличается от официальной версии многочисленными интересными подробностями, — неторопливо проговорил шейх Рашид аль-Баха своим сочным баритоном.

— В поместье мы занимали флигель. Когда отца не стало, нам пришлось перебраться в деревню…

— Но ненадолго, — догадался принц.

— Ненадолго, — кивнула Полли.

— Пожалуйста, расскажи, как это было, — попросила ее Бахайя.

— Когда мама вышла замуж за папу, она поступила на службу в замок Шелтон в качестве экономки. После смерти папы она продолжила работать в замке. Но очень скоро стало ясно, что приезжать из деревни рано утром на работу и поздно вечером возвращаться домой слишком обременительно. Мы вернулись в поместье, но на этот раз нам отвели несколько комнат в крыле для прислуги, поскольку флигель, согласно сложившейся традиции, занимал новый шеф-повар со своей семьей. Но вскоре нам опять пришлось перебираться в новые комнаты, так как Ричард сделал моей маме предложение, и она его приняла.

— Что неудивительно, учитывая, какая красивая у тебя мама. Титул герцогини ей очень к лицу, — учтиво произнес Рашид.

— В жизни моей мамы были разные времена, и плохие, и хорошие, и такие, о которых ей и вспоминать бы не хотелось. Она до сих пор с болью вспоминает трагедию своих родителей, которые любили друг друга, но не были счастливы из-за бесхарактерности деда. Мама всегда подчеркивала, что восхищается Ричардом. Его силой, уверенностью, деловой хваткой. Тогда как у других отпрысков знатных фамилий дела шли из рук вон плохо, Шелтон процветал. Поэтому она сейчас всячески старается поддерживать Энтони. Не потому, что жадна и на что-то рассчитывает. Нет, просто она знает, чего стоило Ричарду передать этот замок наследнику. Ей страшно подумать, что все его старания окажутся напрасными, — проникновенно проговорила девушка.

— И поэтому ты, вместо того, чтобы строить карьеру, стать успешной актрисой, кумиром для миллионов, или работать по специальности, вынуждена разрываться между зарабатыванием денег и работой в поместье? — догадался принц.

— Я полностью разделяю мамино беспокойство. Шелтон для меня — дом родной. И я рада, что у меня есть реальная возможность ей помочь.

— Насколько мне известно, молодой герцог относится к данному вопросу куда более легкомысленно, — заметил мужчина.

— Мне сложно рассуждать на этот счет. Не в моих правилах негативно высказываться о членах моей семьи, — уклонилась от прямого ответа англичанка.

— Ты все-таки закончила университет. Не обидно? — продолжал допытываться Рашид. — Я навел справки. Да-да, не удивляйся. Я всегда так поступаю, когда решаю иметь с кем-то дело. Мы как-никак с некоторых пор деловые партнеры, Полли. Так вот, я выяснил, что ты была первой по успеваемости в университете Уорвик. Твоя специализация — английская литература и политология.

— Мне пришлось на время забыть об амбициях. Три года назад моя мама овдовела во второй раз. Она нуждалась в поддержке. Кто, как не я, должен был это сделать? А поддержать ее можно только одним-единственным способом: дать ей уверенность, что все под контролем и больше ничего непредвиденного, трагического и непоправимого не произойдет. Поэтому-то я и вернулась в Шелтон.

— Понятно, — проговорил принц. — Тяжело приходится?

— По-разному… Но когда что-то удается, обо всем забываешь. Стараюсь искать нестандартные пути, как бы это сделал Ричард, чтобы сохранить то дорогое, что ему досталось от предков. Ричард не придавал большого значения своему титулу, в противном случае он не женился бы на собственной экономке, а нашел бы себе жену из своего круга. Я считаю, они с мамой были исключительной парой. Они были настоящим тандемом… А теперь Ричарда нет, мама в инвалидной коляске… Я надеюсь, что не подведу ее. Она столько надежд возлагает на наш фильм.

— Откуда такие мысли? — спросил принц.

— Это первая моя крупная роль, раньше я участвовала только в студенческих спектаклях.

— Насколько я знаю, уровень студенческих театров в Британии весьма высок, — заметила Бахайя.

— Совершенно верно, — кивнула Полли. — Но соответствую ли я заявленному уровню? — улыбнулась она. — Ведь мне придется работать на камеру и у меня недостаточного опыта, чтобы сыграть не вымышленный, а исторический персонаж. Моя героиня должна выглядеть живой, целостной, убедительной. Одного внешнего сходства здесь мало. Достоверность следует довести до максимума прежде всего потому, что это документальный, а не художественный фильм.

— Уверен, Полли, ты уже досконально продумала свою роль и сможешь расставить нужные акценты, — твердо проговорил мужчина.

— Такое впечатление, что я рассказала тебе все о своей жизни, — рассмеялась англичанка. — Рашид, а ты не хочешь поделиться со мной кое-какой информацией? У меня просто не было времени читать светскую хронику, — не без наслаждения поддела она дотошного собеседника.

— Что именно тебя интересует? — отозвался он.

— Каково ощущать себя частью двух культур, европейской и азиатской? Ведь в ряде аспектов они противоречат друг другу…

— Это миф, — не дал ей договорить Рашид. — Одна другой не противоречит. Ты только что говорила про целостный образ своей прапрабабушки. Она действительно была цельным и незаурядным человеком. И она сумела именно на Востоке найти свободу, понимание и любовь, которые ей не смогла дать родина. Элизабет не стала здесь своей в полной мере. Она не отказалась ни от своей религии, ни от прочих убеждений. Но мы-то знаем, сколь насыщенную и неоднозначную жизнь она прожила. С нашей точки зрения, она совершала ошибки. Но считала ли она свое поведение ошибочным? Думаю, нет. Потому что она поступала честно и оставалась верна себе всякий раз, когда стояла перед выбором. Просто она была в своем роде первопроходцем. Внутри нее боролись противоречия, то этот конфликт был направлен на созидание, а не разрушение… История моих родителей чем-то похожа на историю Элизабет, — внезапно признался Рашид. — Их влекло друг к другу с неимоверною силой именно потому, что они были такими разными. Они думали, что любви удастся сгладить все шероховатости и они смогут ценить главное, игнорируя культурные различия. Но что есть главное, а что — второстепенное, остается вопросом личных пристрастий, а не культур как таковых. Кто-то может ужиться с другим человеком, кто-то не может… Мне тогда было восемь, и я всего этого не понимал, поэтому очень злился на свою маму за то, что она не умеет быть такой, как все. А себя я идентифицировал со своим отцом. И потому в моих представлениях правда всегда была на его стороне. Я хотел быть похожим только на него. А он не спешил делать над собой усилия для того, чтобы с пониманием отнестись к позиции моей матери. Ему проще было видеть истоки проблемы в этих пресловутых культурных различиях.

— Но тем не менее он дал тебе европейское образование, — заметила Полли.

— Это вопрос престижа. Мой отец — наследный принц. Его сын должен иметь все самое лучшее. Разве ваши аристократы поступают по-другому? Вот и отец не долго мучился выбором. Он отправил меня в ту же школу, в которой учились несколько поколений нашей семьи, включая его самого. Затем в тот же университет — вслед за моим старшим братом Ханифом. Это не вопрос выбора. Это традиция. Такая же традиция, которая вынуждает вашего Энтони заниматься нелюбимым делом только потому, что он унаследовал эту обязанность от своего отца… До какого-то момента я мирился со своим положением. Возможно, потому, что мне было все равно. Но когда я начал заниматься разведением арабских лошадей и решил делать это основательно, то стал понимать, что мое дело сложно совмещать с тем образом жизни, который избрал для меня мой отец. И я пришел к необходимости выбора. Я не оспариваю только одного. Я такой же бедуин, как и все мои предки. И, возможно, даже в большей степени, чем они, потому что меня не волнуют вопросы престолонаследия. Меня интересует исконное бедуинское занятие, а именно разведение лошадей. И когда я это понял, все сомнения и колебания тотчас отступили на задний план. Разумеется, отец был крайне недоволен моим решением. И посчитал меня отступником, как и мою мать, — иронически объявил принц.

— И тогда ты простил свою маму за то, что она вынуждена была оставить тебя и твоего отца? — предположила собеседница.

Рашид на это лишь неопределенно пожал плечами.

— И как же так получается, брат, что, какой бы разговор мы ни вели, ты всякий раз сводишь его к теме разведения лошадей? — спросила Бахайя.

— Это свидетельствует о том, что мне давно пора идти в конюшни, — констатировал он. — Полли, ты со мной?