Наступила глубокая тишина, нарушаемая лишь равномерным тиканьем часов. Джем наблюдал, как на красивом лице Элоиз отражаются переживания.

Она действительно была прекрасна, являя собой тот тип женщин, ради которых в прошлые века мужчины с радостью жертвовали собой. Была ли ее мать так же красива? Был ли Лоренс в нее безумно влюблен?

— Как ее звали? — Джем знал ответ, но ему хотелось, чтобы Элоиз заговорила. Он стремился понять, что же все-таки происходит.

— В-ванесса. Ванесса Лоутон. — Она вытерла глаза.

Джему неудержимо захотелось обнять ее, защитить.

Он твердо знал, что верить ей нельзя, но почему-то верил. Она искренне считает виконта Пулборо своим отцом. И уверена, что тот бросил их с матерью.

— Сколько лет было вашей матери? — неловко поерзав, задал Джем следующий вопрос.

— Сорок.

Сорок. Совсем молодая. Лоренсу семьдесят три. Джем лихорадочно подсчитывал в уме разницу в возрасте… Двадцать семь лет. Черт! Он нахмурился.

— А у вас сохранилось письмо вашей матери?

— Конечно, — изумленно ответила Элоиз. Она достала из книжного шкафа картонную папку и, вынув верхний листок, протянула ему. — Это ее почерк.

Джем не сомневался. Что бы здесь ни происходило, не Элоиз это придумала.

— Можно я прочту? — спросил он и вдруг засомневался — стоит ли.

Она жестом разрешила. Джем взял листок и стал читать о том лете в Колдволтхэмском аббатстве.

Каждое предложение, каждый абзац оставляли рубцы на его сердце. Он взглянул на Элоиз. Она сидела в кресле, вертя в руках чашку.

— То есть вам сейчас двадцать восемь?

— Двадцать семь.

— Двадцать семь. — Он опять вернулся к письму. Все описания Колдволтхэма были краткими, но точными. Но среди служащих Ванессы Лоутон никогда не было.

Джем хотел сказать об этом, но, взглянув на лицо Элоиз, промолчал и осторожно сложил письмо.

— Как по-вашему, почему мама раньше отказывалась рассказать вам обо всем?

— Потому что он был женат. Думаю, маме было так больно, что она не могла говорить об этом.

— А когда его жена умерла?

— Не знаю. — Она судорожно сжимала чашку, опустив глаза. Наконец отважилась задать мучивший ее вопрос: — Какой он?

— Лоренс?

Всего несколькими часами раньше Джем, не задумываясь, ответил бы ей… Он — человек глубокого ума, живой, разговорчивый. Отличный муж, отец, отчим…

Теперь Джем заколебался. Хорошо ли он знает своего отчима?

Он положил письмо на сундук.

— По-моему, такой, как в письме.

Она измученно откинулась в кресле.

— Элоиз… — Он впервые назвал ее по имени. — Он хороший человек.

Ее глаза вспыхнули. Она почувствовала облегчение, услышав его слова.

— Вы не могли бы доверить это письмо мне?

— Нет. — Она решительно помотала головой. Он и не ожидал другого. Письмо могло бы помочь, но…

— Ладно. Я поговорю с ним. Но тут не сказано, почему она ушла от него.

Элоиз осторожно положила письмо на место и убрала папку.

— Нет.

— А она не говорила, знал ли Лоренс, что она ждет ребенка?

— Она никогда ничего не рассказывала. Я все узнала из этого письма.

— И только?

Она кивнула.

— А она упоминала когда-нибудь аббатство? Может быть, случайно упоминала Лоренса?

Элоиз опять помотала головой.

— Странно.

— Почему? — Ее карие глаза были абсолютно правдивыми.

— Никогда не говорить о месте, столь важном для нее…

— Виконт Пулборо много значил для мамы. Она родила ему ребенка. Но вместе с тем она никогда не говорила о нем. О некоторых вещах слишком сложно рассказывать, они вызывают такую боль!

Она замолчала.

Джем пытался осмыслить услышанное.

Что-то не стыкуется. Тот Лоренс, которого он знает, никогда бы не отказался от своего ребенка. Итак, предположим, Ванесса Лоутон и Лоренс были любовниками…

— Возможно, ваша мама уехала, не сказав Лоренсу, что ждет от него ребенка?

— Нет.

Он недоуменно взглянул на нее.

— А почему «нет»?

— Она не могла так поступить. Любой отец имеет право знать. Она не стала бы… Я знаю, что не стала бы…

По ее щеке потекла слеза. Элоиз тут же опустила голову, и мягкие светлые пряди скрыли ее лицо.

От нее веяло болью и одиночеством. Джему стало ее жаль.

И захотелось поцеловать. Господи помоги! У нее такое нежное личико. Такое красивое, четко очерченное… Такая длинная шея…

Как она восхитительна!

И так ранима.

— У вас есть фото вашей мамы в молодости?

— Наверно.

— Можно мне взглянуть?

Она подошла к шкафу.

— В коробке были фотографии. Я не смотрела их. Не смогла… — (Джем молчал.) — Я еще не рассортировала ее бумаги. Мама хранила каждую рождественскую открытку, каждое письмо… — Элоиз открыла шкаф и вытащила оттуда большую коробку. — По-моему, фотографии здесь.

Джем взял альбом, открыл его и увидел маленькую Элоиз. На фото ей было лет пять. Он быстро захлопнул альбом.

— Нужны более ранние.

Элоиз открыла тот, что лежал снизу.

— Вряд ли они в альбомах. Там есть отдельные фотографии.

Джем покопался и нашел пачку фотографий, лежащих отдельно. Они были перетянуты резинкой, помечены датой и местом.

Он взял одну из них. На ней была юная девушка, похожая на Элоиз. Распущенные светлые волосы развевались на ветру. Она сидела под большим дубом.

Джем замер. Он отлично знал этот дуб на Южной лужайке, много раз забирался на него. А это означает, что… Элоиз говорит правду.

Письмо ее матери не лжет. Лоренс… отец Элоиз?

— Это ваша мама? — Глупый вопрос, но он хотел знать наверняка.

Элоиз взглянула на фото.

— Да. Снимок сделан до моего рождения. Потом она уже никогда не была такой худенькой.

— Это опять в имении.

— Правда?

Он коротко кивнул, не глядя на нее, чтобы не видеть загоревшуюся в ее глазах надежду. Фото доказывало только, что Ванесса Лоутон бывала в Колдволтхэме.

Но этого достаточно, чтобы он поговорил с Лоренсом. И чем скорее, тем лучше.

— Я могу взять?

— Фото?

Джем кивнул.

— Я завтра возвращаюсь в Суссекс и покажу ему ваше письмо. И фотографию.

— Благодарю вас. — Элоиз уложила альбомы в коробку. Потом взглянула на него. — Вы мне верите?

— Ложитесь спать. У вас измученный вид.

Он тут же пожалел о своих словах. Ему представилось, как она лежит на диване с разметавшимися светлыми волосами. А губы у нее такие полные и чувственные!

— Я свяжусь с вами, — повторил он.

— Да.

Она встала. Ему захотелось прижать Элоиз к себе, чтобы ее голова лежала у него на груди, и качать ее.

Кого он обманывает? Ему хотелось большего. Хотелось медленно раздеть ее. Почувствовать под руками нежную кожу. Ему хотелось… Но это невозможно. Женщина представляет угрозу для счастья его матери.

Элоиз проводила его до лестницы.

— Благодарю за кофе.

— Благодарю за такси. — Элоиз улыбнулась.

— Обращайтесь, всегда рад помочь.

Если Ванесса улыбалась так же, то Лоренса можно понять. Джем поднял воротник и вспомнил, что хотел вызвать такси по телефону из квартиры Элоиз. Но не возвращаться же? Он пошел, надеясь поймать проезжающую машину. Если не удастся, то идти придется далеко.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Сомнений не осталось. Элоиз Лоутон — родная дочь виконта Пулборо. Достаточно было взглянуть на лицо старика.

И в это мгновение в Джеме что-то умерло. Он привык считать, что Лоренс лишен обычных человеческих слабостей, не похож на его родного отца. Джем нуждался в этой вере. Она была ему необходима.

Надо позвонить Элоиз Лоутон. Что ей сказать?

Что ее отцу наконец показали письмо? Что виконт Пулборо будет рад встретиться с дочерью, которую скрывал от своей семьи?

Пошатнулись основы его жизни, все внезапно стало нестабильным.

Тайны и ложь. Как он ненавидит все это. Ненавидит разочарования.

Джем посмотрел на часы и заторопился. Нужно что-то делать. Что угодно, но делать.

Лоренс оказался лжецом и обманщиком. Знала ли об этом его первая жена, мать Белинды? Может, она глядела из окна спальни и видела своего мужа с Ванессой Лоутон? Знала ли Белинда? Он сопоставил даты.

Белинде тогда было тринадцать. Достаточно взрослая, чтобы заметить, что происходит. Возможно, этим объясняются ее сложные отношения с отцом.

Он обязан позвонить Элоиз. Он обещал. Кроме него никто этого не сделает.

Надо сказать ей правду. Пусть лучше это сделает он. Ему хочется услышать ее голос.

Приезд Элоиз в Колдволтхэмское аббатство может принести горе людям, которых он любит. Но что это даст ей самой? Она была права, сохранив веру в свою мать, тогда как он…

Элоиз чувствовала себя отвратительно. Слишком поздно. Прошло двадцать семь лет. У нее было много вопросов, но все сводилось к одному-единственному — почему?

Сегодня она получит ответ. Она встретится с человеком, который бросил их с мамой. Что она почувствует, глядя на него? Гнев? Боль? Сожаление?

Любовь?

Элоиз не знала.

Но нельзя не использовать возможность встретиться лицом к лицу с человеком, который участвовал в том, чтобы дать ей жизнь. Пусть будет больно, но она должна его увидеть.

А еще она снова увидит Джема Норланда. Он выполнил свое обещание, сделав возможной эту встречу.

Элоиз даже не надеялась. Наутро после того приема она готова была поклясться, что Джем не станет этим заниматься. Но он позвонил.

Он сдержал слово, невзирая на свою уверенность в том, что виконт Пулборо не может быть ее отцом. Джем ошибся. Ее мама была права.

Она шла по дорожке, с трудом передвигая ноги. Сначала надо зайти к Джему.

Вот и дом, о котором он говорил. Большое здание из красного кирпича с красивым белым фронтоном. Дом, о котором можно мечтать. Она вспомнила жалкий муниципальный дом в Бирмингеме, где жили они с мамой.

Виконт Пулборо даже не представлял, на что он обрек юную Ванессу.

Чувство протеста против несправедливости, жившее в ней последние недели, вспыхнуло с новой силой. Она хочет, чтобы виконт Пулборо знал, какой была жизнь ее мамы. Болен или нет, он должен знать, как много горя принес.

И когда она убедится, что он это понял, то уйдет, вернется в Лондон, и он сможет без помех продолжить свою прежнюю жизнь. В донце концов, он сам ее выбрал.

Поправив жакет, она позвонила в темно-синюю дверь, которую тут же отворил человек лет пятидесяти, державший в руках чашку кофе.

Элоиз уже хотела извиниться, что не туда попала, но он спросил:

— Вы ищите Джема?

— Д-Джема. Да. Его.

— Он в мастерской.

Увидев ее смущение, он подмигнул.

— Я провожу вас. Он будет рад вас видеть.

Мужчина вывел Элоиз из дома и, закрыв за собой дверь, кивнул на узкую тропинку.

— Мастерская там.

Элоиз последовала за ним, жалея, что на ней легкие кожаные туфли — кругом была грязь.

— Между прочим, меня зовут Мэтт. — Он с улыбкой повернулся к ней. — Я работаю в поместье.

— Элоиз Лоутон. Много здесь рабочих?

— Нет. Но работы хватает.

Элоиз вежливо кивнула.

— Я — плотник. Уже несколько лет здесь. — Они свернули за угол, и Мэтт закричал: — Джем, дружище! К тебе пришли!

— А вы ранехонько, — сказал Джем, выходя из кирпичной мастерской и щурясь от яркого солнца.

Он был совсем не таким, каким она его запомнила. Вместо дорогого костюма на нем были джинсы и майка. — Я не ожидал вас раньше десяти.

— Уже половина одиннадцатого, — смутилась Элоиз.

— Черт, неужели? — Джем взглянул на часы.

— Я пойду? — спросил Мэтт, протягивая ему связку ключей.

— Спасибо, — кивнул Джем и взглянул на Элоиз. — Я только возьму куртку и закрою мастерскую. Да и руки не мешает помыть.

— Мы пойдем пешком? — спросила она, идя за ним и старательно отводя взгляд от обтянутых джинсами мускулистых ног.

Что с ней происходит? Джем Норланд олицетворяет собой тот круг, который ей не нравится. Он принадлежит к высшему обществу. Она принципиально отвергает его образ жизни.

— Слишком далеко. Поедем на машине. — Джем прошел с ней в мастерскую, где стоял густой запах дерева и пыли.

Элоиз с любопытством огляделась.

— Вы здесь работаете?

Он кивнул.

— Здесь. Всю мебель я оставляю себе. — Он показал на огромный круглый стол в центре мастерской.

Элоиз наблюдала за его длинными пальцами. Как он осторожно и ласково дотронулся до гладкой поверхности дерева. Так он, верно, прикасается к любимой женщине. Она с трудом отвела взгляд и почувствовала, что у нее пылают щеки.

Почему она об этом подумала? Возможно, потому, что напряжены нервы?

Почему же ее так тянет к Джему? В нем есть нечто такое, что вызывает доверие, желание положиться на него.

— Как вы себя чувствуете? — Он повернулся к ней.

Что ответить? Она нервничает. Ей плохо. Горько.

— Не знаю. — Элоиз попыталась улыбнуться. — Немного боюсь.

Джем кивнул, словно ожидал именно такого ответа.

— Сп-пасибо, что вы все организовали.

— Ну, что вы. Я просто выполнил свое обещание. — Он вытер руки полотенцем.

— Я не думала, что вы это сделаете.

— Нет? Меня это удивляет. — Он осторожно повесил полотенце. Потом надел вязаную куртку, и в его глазах зажглись синие огоньки.

Элоиз замерла. Великолепен!

— Я должен перед вами извиниться.

— За что?

Он повернулся к ней спиной. Элоиз ждала, чувствуя, как у нее перехватило дыхание.

— Я не верил вам.

— Я знаю, — с трудом выдавила она, ощущая, как пересохли губы.

Он задумчиво потер шею.

— Лоренс…

Глядя на его смущенную улыбку и грустные глаза, Элоиз поняла все без слов.

Она вторглась в их семью. Ее там не ждут и не хотят видеть. Но она знала это. С самого начала. Просто не думала о будущем.

Какая наивность! Ведь в эту историю втянуты и другие люди.

Виконт Пулборо… Лоренс, которого любят. Возможно, это жестоко, что она предала гласности его глубочайшую, самую постыдную тайну. Возможно, он всегда боялся этого дня. Возможно, ее мама слишком любила его, а потому и молчала всю жизнь…

У нее нет времени, чтобы обдумать это.

— Лоренс, — опять начал Джем, — был вне себя, когда узнал, что мы сразу не показали ему ваше письмо. Он сказал, что у нас не было права скрывать от него. Он сразу узнал на фото вашу маму.

У Элоиз перехватило горло, в глазах потемнело.

— П-правда?

— Он называет ее Нессой.

— Бабушка тоже так ее называла. — У нее застучало сердце, когда она услышала мамино детское прозвище.

Он продолжал, словно понял ее чувства:

— Мы не смогли найти Ванессу Лоутон в списках работников аббатства. Я говорил вам об этом?

— Она была секретарем, — сурово сказала Элоиз.

— Лоренс сообщил мне. Она печатала его книгу.

Элоиз тяжело вздохнула. Только бы не заплакать. Она не должна плакать.

Джем подошел к ней. Его лицо смягчилось.

— Поэтому ее не было в списках.

— О. — Элоиз закусила губу.

Джем протянул руку и откинул назад ее волосы, слегка коснувшись щеки. Элоиз не шелохнулась.

Какое легкое, нежное прикосновение. Ей стало так уютно. Все вокруг поплыло.

Она всегда была уверена в себе, а теперь…

Теперь ничего не понимает.

— Извините, мне действительно очень жаль.

Джем опустил руку. Ей показалось, что он сейчас уйдет.

— Он говорил обо мне? — опомнившись, спросила она.

— Мне кажется, он говорил сам с собой.

У нее в горле встал комок, который она никак не могла проглотить. Элоиз была готова к тому, что отец откажется от нее, даже в этом случае она смогла бы взять себя в руки. Но безнадежно надеялась на…

На что?

Она и сама не знала, чего хочет.

Чтобы ее благосклонно приняли? Чтобы дали понять, что она не является ошибкой судьбы и не вызывает горького сожаления?

Но при чем тут Джем? Этого она не знает.

— Он сказал, — медленно продолжал Джем, — что Александр Поуп написал поэму, которая называется «Послание Элоизы Абеляру».

Элоиз нахмурилась, пытаясь понять, какая здесь связь.

— Я знаю, кажется, в 1717 году. Это одно из немногих его произведений о любви. У мамы была эта поэма, когда она… — Элоиз догадалась, — выбирала мне имя.

— Лоренс писал книгу об английской поэзии восемнадцатого века. Это его страсть… Лучше нам отправиться в аббатство. Он хочет поговорить с вами.

Проделав такой длинный путь, Элоиз вдруг захотела уехать. Ее бы обрадовало, если бы Джем сказал, что виконт Пулборо изменил свое намерение и не желает с ней встречаться. Она бы справилась, вынесла все, но не в его доме.

Хватит ли ей сил?

— Вы будете присутствовать?

— Если я вам нужен.

У нее оборвалось сердце. Если он ей нужен… Понимает ли Джем, что она при этих словах испытывает?

— Там будет кто-то еще?

— Никого.

Она предполагала услышать именно этот ответ, но теперь заинтересовалась, почему. Может быть, виконт хочет, чтобы о ней никто не знал? Может, он стесняется ее?

Или себя?

— Мама твердо решила в это не вмешиваться. А больше там никого нет. Алекс в школе, а Белинда живет с мужем в Чичестере.

Белинда. Ее сводная сестра. Она видела ее фото в Интернете.

К своему стыду, Элоиз никогда не задумывалась о том, что будет испытывать Белинда, встретившись со своей сводной сестрой. Сестрой, чье существование для матери Белинды означало, что ее обманули.

Элоиз знала, что Белинде сорок, что она замужем за Пьером Атертоном и у нее нет детей. Она знала только факты. И забывала об эмоциях.

— Пожалуй, это к лучшему, — согласилась она.

— Лоренс тоже так думает.

— Белинда меня, наверно, не полюбит.

— Да, пожалуй.

Конечно, нет. Элоиз думала о Белинде только в связи с тем, как несправедливо обошлась судьба с ней самой, дав ее сводной сестре все самое лучшее.

Но у нее была мама, которая ее любила. А мать Белинды долго болела и умерла.

Вдруг Элоиз ясно поняла, в чем ей повезло больше, чем Белинде. Да, она не получила образование в одной из лучших школ, у нее не было возможности путешествовать и заниматься музыкой. Она не ездила верхом, у нее не было своего пони. Но она никогда не чувствовала себя нелюбимой.

Никогда.

Мама всегда любила ее, всегда стремилась дать то, что могла, и прикладывала все силы и энергию, чтобы поддержать ее.

— А Белинда обо мне знает?

— Лоренс сообщил ей.

Он сообщил… Можно представить, какой тяжелый разговор произошел между ними. Тяжелый для обоих.

— А почему вы называете его Лоренс? — внезапно спросила Элоиз.

Джем открыл дверцу зеленого «лендровера» и на мгновение задумался.

— А как еще его называть? Он же не мой отец. Мама вышла за него замуж, когда…

— Вам было пятнадцать, — закончила она за него. — Я знаю, читала об этом.

Джем криво улыбнулся.

— Я забыл, что вы аналитик.

— Просто я любопытна.

— Не сомневаюсь.

— Вы были против, когда мама собралась замуж?

Джем повернулся и удивленно взглянул на нее.

— Пятнадцать — трудный возраст, — пояснила Элоиз.

— Честно? Я чертовски ревновал. Вначале.

— Могу себе представить.

— Несколько месяцев я отравлял всем жизнь. Меня даже исключили из школы.

— А теперь вы его любите?

Он помедлил, прежде чем ответить.

— Он значит для меня больше, чем мой собственный отец. Я благодарен ему за это.

Элоиз неудержимо хотелось спросить, что Джем имел в виду, но она сдержалась.

— Я тоже не желала, чтобы мама выходила замуж. Я хотела, чтобы мы были с ней вдвоем.

— А у нее никого не было?

Элоиз пожала плечами.

— Пару раз появлялась такая возможность… но, наверно, из-за меня мама отказывала. — Она немного помолчала. — Сейчас я бы все изменила.