Уже закрываю дверь, как вдруг замечаю на коврике конверт кремового цвета. Письмо адресовано Сонни. Текст — напечатанный, не рукописный. Поднимаю письмо и возвращаюсь с ним в дом.
— Как людям старше двенадцати лет могут нравиться такие розыгрыши? — спрашивает Сонни.
— Спроси у своих дружков. — Я протягиваю ему конверт. — Похоже, это от них. Оставили на пороге.
Сонни, сдвинув брови, разрывает конверт, и наружу выпадает листок. Сонни читает, и с его губ слетает крепкое словечко. Он смотрит на послание так, словно пытается сжечь его взглядом.
— Что там, чувак? — Чейс заглядывает ему через плечо. — Тайная воздыхательница?
— Вроде того. Найду — придушу голыми руками.
— Ну-ка дай заценить! — требует Айзек.
Сонни протягивает нам записку. Я заглядываю в письмо, и глаза у меня становятся большими и круглыми, как блюдца. Каждая буква послания вырезана из журнала или газеты.
— Что за дичь? Кому это надо, присылать такое? — спрашиваю я.
Понятно, что студенты нашего университета, — впрочем, как и любого другого — любят приколоться. Они могут подлить острый соус чили в бутылку из-под кетчупа в столовой или заполнить весь городок тучей красно-розовых шариков. Но, насколько мне известно, все это делается в расчете на большую аудиторию и громкий хохот. Личных писем никто никому не пишет.
— А это не могла сделать одна из твоих бывших? — спрашивает Шарлотта.
У нее блестят глаза — ей явно нравится, что Сонни не по себе.
— Да нет, у меня не было таких шизанутых, — отвечает он. Как мило.
— Да ладно, просто неудачная шутка, — говорит Чейс. — Все готовы? Ну что, идем?
Сиенна и Айзек выходят первыми, причем Сиенна так и сияет от радости. За Сонни следует Шарлотта. Вид у нее такой, словно она готова заняться чем угодно, лишь бы никуда не идти. Чейс оглядывается и протягивает мне руку. Я беру его под локоть.
На улице темно, хоть глаз выколи, и зверски холодно. Налетает ветер, и меня пробирает дрожь. Надо было одеться потеплее. Пока мы идем к воротам, я украдкой оглядываюсь. На территории стоит жуткая тишина. Дома по обеим сторонам дороги абсолютно одинаковые — все построены в викторианском стиле. И во всех живут студенты. Наш дом — в самом центре, так что мы всегда слышим отдаленный шум университета, хотя в городке намного тише, чем в общежитиях.
Уезжая из родительского дома, ты обретаешь независимость, и это классное чувство. Но я все равно терпеть не могу сама стирать свою одежду.
По пути Сонни швыряет записку в мусорный бак и, прихлопнув крышку, припечатывает ее крепким ругательством.
Облизнув пересохшие губы, я снова оглядываю улицу. Между дорожками растет высокая трава, высятся гигантские дубы. Этот участок залит светом фонарей, один из них мигает — превосходное укрытие для какого-нибудь психа-сталкера. Следи сколько хочешь, и никто тебя не увидит. А вдруг тот, кто оставил записку, сейчас прячется там?
— Тебе не кажется, что стоило серьезнее отнестись к письму, которое прислали Сонни? — тихо спрашиваю я.
Чейс выпускает мою руку, пропуская меня в ворота.
— В смысле?
— Это точно не любовная записка и не розыгрыш. А вдруг это реально опасно?
— У тебя просто разыгралось воображение. — Чейс останавливается у ворот, скрещивает руки на груди.
— Людей разыгрывают, чтобы было смешно. Но никто из нас не засмеялся. И все эти буквы из журналов…
— Значит, это был плохой розыгрыш, — отрезает Чейс. — Забей, Лайла. Сонни же забил. Не забывай, сегодня — официальное начало этого валентиновского дурдома, вот кого-то и накрыло.
Меня это не успокаивает. Чейс не понимает. Мы все — друзья, живем под одной крышей. Если кто-то точит зуб на Сонни, это коснется всех нас.
— Лайла, расслабься, — с улыбкой говорит мне Чейс. — Ты просто пересмотрела ужастиков. Вот мы сейчас повеселимся как следует, чтобы ты выкинула из головы эту записку. Потому что Сонни ничего не угрожает. Договорились?
Я киваю и улыбаюсь в ответ. Наверное, не очень убедительно, потому что он снова берет мою руку и крепко сжимает.
Сердце скачет, как сумасшедшее, сама не знаю почему. То ли из-за того, что Чейс рядом, то ли — кто-то действительно затаил зло на Сонни.
2
...Четверг
Первое февраля
Мы приходим рановато, но первых зрителей уже пускают. Протянув швейцару билет, я следом за друзьями захожу в просторный зал, уставленный круглыми столиками. Все стулья развернуты к сцене.
— У нас — счастливый тринадцатый, — сообщает Айзек, оглядывая зал. — Ну и где этот чертов стол?
— Старик, оглянись назад и увидишь схему расположения столов, — усмехается Чейс.
Айзек резко оборачивается, и его рот растягивается в букву «О». Ну не дурак?
— Мы вот здесь! — Он тычет пальцем в стол слева от сцены.
Второй ряд от центра. Вид должен быть отличный, да и между столиками полным-полно свободного пространства.
Оказывается, в стоимость билеты включены закуски. А мы и не знали!
Интересно, чем нас накормят.
Официанты в черных брюках и красных рубашках стоят по периметру зала, провожают посетителей к столам. Еды еще нет. Наверное, ждут, когда все рассядутся, и только потом принесут меню. Я усаживаюсь между Чейсом и Шарлоттой. Мы с Сиенной потихоньку договорились, что заставим Шарлотту оторваться как следует сегодня вечером. Может, даже поможем ей найти неплохого парня. С тех пор как мы познакомились — честно говоря, это было не очень давно, — она ни разу не ходила на свидание и никем не интересовалась. Шарлотта рассказала нам, что в последний раз встречалась с парнем еще в старших классах.
— Когда уже пожрать принесут? Я подыхаю с голоду, — ворчит Сонни, схватив со стола винную карту.
— До начала еще минут двадцать, наверное, только после этого, — рассеянно отзывается Сиенна.
Она постоянно оглядывает зал, чтобы не прозевать, когда войдет Натан со своей компанией, — платье было надето специально ради него.
— Ты как? — спрашиваю я.
Она кривит губы в притворной улыбке:
— Готова поспорить, он передумал и вообще не придет.
— Си… — сочувственно говорю я.
Но она отмахивается так резко, что я чувствую дуновение воздуха у своего лица, — пытается делать вид, что ей абсолютно наплевать на то, что на нее забили.
Пока мы переговариваемся, зал медленно заполняется. Мигают огоньки — значит, пора взять напитки и занять свои места.
Скоро начнется шоу.
— Я схожу в бар, — говорю я, отодвигая стул.
Чейс тут же делает то же самое.
— Я с тобой!
Я и не сомневалась. Он ведь джентльмен и не позволит мне в одиночку тащить к столу поднос, нагруженный напитками.
Пропуская меня вперед, Чейс легко касается ладонью моей спины. Пробираясь к бару, я слышу, как колотится мое сердце.
В баре витает слабый химический запах лимона, как будто тут только что сделали уборку. Опершись на стойку черного дерева, смотрю, как Чейс жестом подзывает бармена. Бармен — высокий, темноволосый парень в татуировках. Он оборачивается, увидев нас, морщит лоб, словно вспоминая, где видел нас раньше. А потом достает из-под барной стойки фото, сделанное на поляроид. Мне видно только черно-белый задник фотографии.
— Все в порядке? — спрашивает Чейс. — Можно сделать заказ?
— Я просто уточнял, вы ли это, — усмехается бармен. — Ваш первый заказ уже оплачен.
— Здорово, — отзывается Чейс. — А кто оплатил?
Бармен щелчком подбрасывает ему фотку. Я бросаю на нее взгляд и чувствую, как у меня отвисает челюсть и каменеет спина.
На фото — вся наша компания, сидящая за столом. Снимок сделан минут десять назад.
— За нами что, кто-то наблюдает? — спрашивает Чейс.
Бармен пожимает плечами:
— Понятия не имею. Заплатил какой-то качок. Темная толстовка, платил наличными.
Качок в темной толстовке? Да я знаю целую кучу парней, которые ходят в качалку, и почти все они носят темные толстовки, поскольку цвета вуза — черный и желтый. У меня самой, кажется, целых три таких.
— Ха, — хмыкает Чейс. — Ладно, тогда нам три «Короны», два белых вина и водку с содовой.
Он что, серьезно?
— Чейс! — дергаю я его за подвернутый рукав рубашки. — Что ты делаешь?
— Ты о чем?
— Мы же не знаем, кто за нас платит!
— Да брось, выпивка на халяву, Лайла!
— Сначала письмо, а теперь это? — Я тычу в фотографию пальцем. — А вдруг это как-то связано? Тебя это не волнует?
— Что именно должно меня волновать? Что у Сонни завелась очередная фанатка или что нам не нужно платить за выпивку?
— Мы не знаем, кто за нас платит.
— Да какая разница? Смотри, бармен готовит все у нас на глазах, в напитки ничего не подлили. Кстати, я думаю, это Нора. Опять подлизывается.
— Думаешь, я слишком заморачиваюсь? — Склонив голову набок, я искоса смотрю на Чейса.
— Есть немного. Слушай, мне тоже кажется, что все это довольно подозрительно, но ты и сама знаешь: чуть какой праздник — и у всех крышу сносит. Нас ждет еще тонна розыгрышей. И никаких скрытых мотивов — просто ради веселья.
Он наклоняется ко мне, и меня накрывает волной аромата его лосьона после бритья. Этот запах действует на меня, как наркотик. Я невольно придвигаюсь к Чейсу.