Нед Виззини

Be More Chill

Часть 1

ПРЕСКВИП

1

Без четверти девять. В кабинете солнечно, оживленно. Мне почти что удается не замечать мертвящие флюоресцентные лампы, заливающие светом нашу среднюю школу Мидлборо. Бородатый мистер Гретч восседает за своим столом, блестя лысиной, окаймленной лохмами волос. В руках у него газета, на углу стола — кактус. Через двадцать секунд начнется перекличка. Слева от меня сидит Дженна Ролан, «Самая Отпадная Девчонка» в классе. Дженна рассказывает:

— …А она такая: «Я сделаю это, если проиграю тебе на плавании». Ну и проиграла. Нарочно, разумеется. Вот же сучка!

Дженна любит поговорить о своей подруге Элизабет, «настоящей сучке». Не помню, чтобы она когда-нибудь говорила о своей семье, телепередачах, уроках или нюансах добычи билетов на концерты. Короче, о том, о чем обычно болтают девчонки. Нет, Дженна говорит лишь о том, какая Элизабет сучка.

— Ты бы видела, что она на себя напялила! Один в один — мешок для мусора с презиком наверху…

Энн заливисто хохочет. Энн — «Вторая Самая Отпадная Девчонка» в классе. Она сидит прямо передо мной и постоянно вертится, оборачиваясь к Дженне, чем только подтверждает, что именно Дженна — «Первая». Девчонки ужасно территориальны.

— Кхе-кхе, — мистер Гретч откашливается. — Эбби.

— Здесь.

— Асу.

— Здесь.

— Олборо.

— Здесь.

— Азу.

— Здесь.

Учитель рассеянно поглаживает кактус, не испытывая, похоже, никаких неудобств.

— Канилья.

Бросаю взгляд на Кристин. Она прекрасна. Кристин поднимает руку и отвечает:

— Здесь.

Я опускаю глаза.

— Дювокнович.

— Здесь.

— Горански.

— Здесь.

— Хир?

А, да. Здесь-то и начинается веселье, то самое, что изводит меня с тех пор, как в пятом классе ввели перекличку. В ответ на свою фамилию я не могу произнести «здесь [Игра слов: в английском языке фамилия Джереми — Heer — произносится так же, как и «here», что означает «здесь».]». Это всегда сбивает учителей с толку. Поэтому я поднимаю руку и говорю:

— Присутствует.

Впереди кто-то хихикает. Надо мной или нет? Никогда не угадаешь. Вытаскиваю распечатанный «Список унижений», ставлю дату и галочку в столбце «Смешки», прикрыв листок так, чтобы не увидела Дженна. Прислушиваюсь, не засмеется ли еще кто.

2

За долгие годы «Список унижений» неоднократно менялся. Действующая версия содержит следующие пункты: «Смешки», «Ржач», «Злобные подколки», «Не кивнули в ответ» (кивок — стандартная форма приветствия в средней школе Мидлборо), «Не поздоровались в ответ», «Не подали руки», «Публичное отречение от сказанных мне наедине слов», «Отказ повторить шутку» и «Полные кранты» (собирательное понятие). С помощью «списка» я на практике отслеживаю собственный социальный статус. «Список» — мой главный секрет. Приходится внимательно следить, чтобы никто не заметил, как я каждый день ставлю в нем галочки. Ненавижу эти галочки.

Мистер Гретч подходит к доске и пишет на ней «k». «K» в математике — полная фигня. Если видишь «k», можешь расслабиться и заниматься своими делами, мистер Гретч все равно глухой, поскольку он — старый хрыч. Так что Дженна продолжает болтать, я — внимательно ее слушать.

— Ну а Элизабет такая: «Куда мы пойдем? Я же не ты, у меня нет машины…» А парни такие, — Дженна понижает голос: — «Ничего, детка, мы прокатим тебя на своем жеребце». И она отправилась с ними! Просто поверить не могу!

Энн придушенно гыгыкает, вытягивая шею, чтобы не пропустить ни единого словечка.

Стоит середина октября, и летние каникулы малость подзабылись. (Самой нашумевшей была история о Джейке Диллинджере, переспавшем с чешской манекенщицей, с которой встречался его отец. Что же, очень может быть. С Джейка станется.) Сейчас в основном треплются о вечеринках и о том, что на носу предварительные экзамены на определение академических способностей. Начинают болтать и о школьном бале по случаю Хеллоуина.

— Я слышала, — говорит Энн, — будто у Брианны намечено целых пять парней. Футболисты, сама понимаешь. Вдруг кто подвернет ногу и не сможет танцевать…

Дженна отвечает ей ледяным молчанием.

— Со мной то же самое случилось в прошлом году. Мой тогдашний парень сломал ногу и приковылял в гипсе и на костылях. Так и танцевали, прикинь! Это было ужасно.

Прислушиваюсь к тому, что происходит вокруг. Марк Джексон со своим приятелем Джексоном Марксом обсуждают видеоигры. Роб, попеременно ковыряясь в носу, во рту и в ушах (поменять местами он их, что ли, пытается?), решает задачку, скорее всего, по матанализу. Барбери объясняет, что теперь все должны называть его доктором Барбери: он, видите ли, заказал себе докторскую степень по Интернету. Кристин сидит тихо, словно накрытая стеклянным колпаком. Какая же она все-таки хорошенькая!

— Кстати! У Кристин Канильи появился новый обожатель, — произносит Дженна.

Ого!

— Дженна! — предостерегающе шипит Энн. — Он же услышит.

О-го-го! Сижу тише воды, ниже травы. Спокойно, Джереми, спокойно. На девиц я не смотрю, значит, они не могут догадаться, что я их слушаю. Но я всегда слушаю. Я всегда начеку. Кошусь на Дженну. Та смотрит на меня так, словно я лишь слегка интереснее пустого места. Отворачиваюсь.

— Ага, это он, — отвечает она Энн. — Говорят, письмо ей написал.

Никаких писем я не писал! Даже не разговаривал с ней. Не считать же разговором фразу, сказанную в кабинете школьного клуба: «Не нажимай С7, батончики “Нутри грейн” в этом автомате застревают»? Батончики там действительно застревают. Ну не могу я говорить с Кристин! Могу лишь смотреть и думать о том, какая она красивая. Сами знаете, как это бывает. В смысле, у нее светлый ум и хороший характер — короче, то, что полагается иметь девчонке, чтобы компенсировать красоту. Однако, будь она злобной идиоткой, все равно осталась бы красавицей, и я бы на нее запал.

— Он странный, — добавляет Дженна.

Ну почему, почему именно сегодня? Погано. У меня в кармане шоколадный «Шекспир». Вроде шоколадных пасхальных кроликов, только «Шекспир». На первой репетиции я собирался подарить его Кристин. Крепко сжимаю шоколадку.

Дженна продолжает что-то шептать, но я уже не слушаю. Прикрыв локтем «Список», ставлю жирную галочку в столбце «Полные кранты». Отдельного столбца для перешептываний за моей спиной у меня нет, так что приходится занести в этот. И тут мистер Гретч спрашивает:

— Джереми, поведай нам, чему равняется угол?

Классика. Прямо как в кино про школьников. В первую секунду мне даже не верится, что это происходит со мной.

Моя тетрадка закрыта. Ею я загораживал «Список унижений». Мои нейроны не деполяризуются (мы проходили это на биологии).

Полные кранты! Второй раз за утро.

3

На большой перемене отправляюсь в столовку на поиски своего друга Майкла Мелла. Майкл никогда не садится на одно место два раза подряд. Он то устраивается внутри, за длинным пластиковым столом, то снаружи, на какой-нибудь изрезанной деревянной скамейке для пикников в окружении садовых скульптур в виде гигантских пчел. Впрочем, Майкла вы ни за что не пропустите: долговязый белый парень с «афро», какое бывает только у белых парней, и огромными наушниками со спиралевидным, как у старых телефонов, проводом. Эти наушники — его «пропуск» куда угодно: хоть к качкам, хоть к задротам, играющим в «Вархаммер», а то и за столик к девчонкам (впрочем, Майкл подсаживается только к азиаткам). Когда у него на голове наушники, никто его не трогает. Ясно же, что человек размышляет о чем-то важном.

— Как дела? — спрашиваю я, подходя к нему.

За обедом Майкл музыку не слушает, ему просто нравится носить наушники.

— М-м-м, — мычит он в ответ, уминая сэндвич с рыбной котлетой и сыром и запивая его шоколадным молоком. — А у тебя?

— У меня проблемы.

Достаю из кармана шоколадного «Шекспира», обернутого в фольгу с узором в викторианском стиле, кладу перед Майклом, сажусь, облокотившись на стол.

— Кажется, я не смогу отдать его Кристин.

— М-м-м, угу.

— Майкл!

— Угу.

— Прекрати, а?

Майкл ухмыляется и выдавливает через щель в зубах рыбно-сырную жвачку. Кусочек шлепается на поднос.

— Наркоман чертов! — хохочу я. — Увидят же.

— Угу. — Майкл глотает, и его кадык ходит туда-сюда. — Ну так что там у тебя? — Он отхлебывает молока, утирает рот тыльной стороной ладони. — Что-то с Кристин? Зассал?

— Ну-у-у, — я даже не прикасаюсь к еде, — вообще все паршиво.

— Что именно? Постой, дай угадаю. Ты сморозил при ней какую-то глупость?

— Да нет, но все, похоже, так считают. А это, сам понимаешь, одно и то же.

— Не-а. — Майкл принимается за апельсиновое мороженое. — «Я сделал» и «люди думают, что я сделал» — это совершенно не одно и то же.

— Болтают, будто я написал ей письмо.

Майкл принимается раскачиваться и напевать:

— «Ты мне — письмо-о-о, я тебе — пе-е-есню…»

Пихаю его в плечо.

— Ты чего?!

— Не надо никаких Weezer, окей?

— Попробую запомнить. — Он складывает руки на груди. — И кто же думает, что ты написал ей письмо?

— Дженна Ролан. А еще она сказала, что я — «новый ухажер» Кристин.

— Ты прям как девчонка. — Майкл встает и выбрасывает объедки в ближайший мусорный бак. — Что обо всем этом думает сама Кристин? Вот что важно.