— Сегодня утром в половине пятого в окружную больницу Идштайна поступила женщина, — сообщил он. — Она была без сознания и без документов. Ее обнаружил работник дорожно-ремонтной службы на парковке автобана около Идштайна. Судя по описанию, речь может идти о Пии Кирххоф.

Боденштайн уставился в потолок. Идштайн?

— Чего же вы ждете? — спросил он. — Поезжайте!

— Есть одна проблема. Женщина умерла полчаса назад, не приходя в сознание.

Гул голосов моментально стих, словно по мановению дирижерской палочки. Напряженная тишина повисла в комнате. Боденштайн порывисто встал.

— Я поеду, — сказал он.

— Я с вами, — вперед вышел доктор Кирххоф, который молча стоял сзади и слушал. Он был бледен, но собран.

«Господи, прошу, умоляю, пожалуйста, все, что угодно, но пусть это будет не Пия», — молился Боденштайн, молча и страстно, пока шел вместе с Кирххофом и измученной, заработавшейся женщиной-главврачом по извилистым катакомбам отделения хирургии Идштайнской окружной больницы. По дороге от Хофхайма до Идштайна они с Кирххофом не сказали друг другу и десятка слов — так ужасно было то, что, возможно, их ожидало. Еще вчера без четверти десять Оливер звонил Пии — и теперь проклинал себя за этот звонок. Хоть его коллега и была всегда спокойна и невозмутима, но при этом она ведь оставалась живой женщиной, которая могла влюбиться не в того человека. А вдруг ей потом позвонил Зандер? Может, он к ней поехал? И они поссорились? Может, во время ссоры…

Они дошли до холодильной камеры, в которой в больнице хранили трупы до судмедэкспертизы или опознания. В отделанном кафелем помещении стоял стол с прикрытыми телами, шумел холодильник. Боденштайн смотрел в пол, сжав кулаки в карманах. Он не хотел смотреть. Он не хотел знать. Клеенка, которой было прикрыто тело, зашуршала, когда врач молча ее откинула.

— Это не она, — услышал он слова Кирххофа, и облегчение растеклось по всему его телу, будто неразбавленный спирт. Оливер поднял глаза и на подкашивающихся ногах подошел к столу. Женщина была блондинкой. И это единственное, чем она походила на описание Пии Кирххоф.

Когда Боденштайн через час вернулся в комиссариат, появился первый след. Бенке вместе с парой коллег опросили, несмотря на огромные языковые проблемы, пятьдесят работниц, убиравших урожай в Элизабетенхофе, и две из них вспомнили, что Пию около половины одиннадцатого забрала на «Смарте» какая-то женщина со светлыми волосами до плеч. Версия похищения отпала. Остерман получил в «Телекоме» распечатку передвижения мобильного телефона Пии. Она была во Франкфурте примерно до двух часов ночи, в последний раз телефон связывался с абонентом в Кенигштайне. Незадолго до половины четвертого он был выключен.

— У вас уже есть список вызовов? — спросил Боденштайн.

— Сегодня воскресенье, шеф, — покачал головой Остерман. — Так быстро в «Телекоме» не работают.

— Распечатайте мне все. И данные анализов по покушению на убийство. Я хочу иметь результаты в течение часа, — сказал Боденштайн. — Вы связались с директором уголовного розыска Нирхофом?

— Да, — ответил Остерман. — Он уже назначил пресс-конференцию. Ради полуживого члена правления банка он готов пожертвовать игрой в гольф.

Боденштайн воздержался от комментария. У них с Нирхофом существовало четкое разделение труда в том, что касалось связей с общественностью, и Боденштайна это устраивало.

Он достал дела Паули и Йонаса Бока и сел за письменный стол, чтобы прочитать все сообщения Пии. Рассеянно пробежал глазами протоколы допросов по убийству Йонаса Бока. Внезапно что-то промелькнуло в памяти. Он пролистал папку назад в надежде найти то, на что среагировал, и ухватить мысль. «Опель-Цоо». Зандер. Лукас. Пикап. Что-то еще, но что? Боденштайну не хватало Пии и ее потрясающей способности помнить мельчайшие детали. И тут Оливер вспомнил о странном сообщении, которое Пия послала Зандеру. Он включил мобильный и нашел пересланное ему Зандером сообщение.

— Остерман?

— Да?

Сотрудник выглянул из-за монитора. Боденштайн протянул ему свою трубку.

— Это сообщение фрау Кирххоф прошлой ночью отправила директору зоопарка Зандеру.

«ДВОЙаяжИЗНЬ.Тарк. Роз.»

— Что вы думаете об этом?

— «Двойная жизнь» — это интернет-игра, запрещенная как пропагандирующая насилие. Я нашел ссылку на нее на веб-сайте Свении и рассказал об этом Пии.

Боденштайн вспомнил свой разговор с Франьо Конради и попытался вспомнить дословно, что сказал ему парень: «Эта проклятая игра. „Двойная жизнь“ была идеей Лукаса».

— Позвоните Франьо Конради и Тареку Фидлеру, — сказал он Остерману, который смотрел на него с удивлением. — Пусть немедленно придут, они знают что-то об этой игре.

Остерман, не понимая, уставился на своего шефа.

— Я вчера разговаривал с обоими, — объяснил Боденштайн. — Тарек Фидлер работал в «Опель-Цоо». Он и Франьо Конради связаны с игрой «Двойная жизнь» и с Лукасом. Попробуйте вытянуть из них что-нибудь.

Он взял свой мобильный, позвонил Бенке и направился к двери.

Перед особняком ван ден Бергов стояли машины телевизионщиков и в ожидании новостей топталась дюжина репортеров.

— Единственный, кто мог бы выиграть от смерти ван ден Берга, это Лукас, — вслух предположил Боденштайн. — В пользу того, что преступление совершил он, говорит и то, что мы не обнаружили в доме следов взлома.

— Зачем Лукасу убивать собственного отца? — удивленно спросил Бенке.

Боденштайн вспомнил, что сказал ему Тарек Фидлер.

— Потому что тот не давал ему денег. Потому что ему надоело жить по указке отца.

— Я не верю. Парень так потрясен…

— Действительно потрясен или просто устроил нам спектакль? Лукас очень умен. Кроме того, он психически болен.

Боденштайн остановился перед домом Зандера.

— Отправьте прессу в Хофхайм, — попросил он коллегу. — Я пойду к Зандеру и поговорю с Лукасом.

Но юноши у соседа не было. Он отказался перебираться из дома, как объяснила старшая сестра Антонии.

— Ваш отец с ним? — осведомился Боденштайн.

— Нет, там Тони, — ответила Анника Зандер. — Папа в зоопарке.

Боденштайн поблагодарил ее и вернулся к машине.

Представители прессы уезжали. Через несколько минут на улице стало тихо и пустынно. Боденштайн позвонил в дверь, но ничего не произошло. Бенке, недолго думая, ловко перелез через высокие ворота и открыл их изнутри. Они обошли по газону вокруг дома. Застекленные двери в гостиную все еще стояли открытыми.

— Лукас? — крикнул Боденштайн и вошел в дом. — Лукас!

Он испуганно вздрогнул, когда в дверях гостиной появилась девушка. Антония Зандер была бледна и, похоже, напугана, но, увидев Боденштайна, казалось, испытала облегчение.

— Я отключила звонок, — объяснила она. — Они звонили в него непрерывно. Извините.

— Все уже в порядке.

Боденштайн рассматривал девушку.

— Где Лукас? Как он?

Антония Зандер замялась.

— Он очень странный, — тихо сказала она. — Пойдемте.

Она повернулась, Боденштайн и Бенке прошли за ней через гостиную в холл, затем в кабинет, где несколько часов назад нашли ван ден Берга. Кто-то поднял и поставил стулья и торшер, но пятно крови на блестящем полу не стерли. За массивным столом красного дерева сидел Лукас, неподвижно глядя перед собой.

— Здравствуй, Лукас!

Парень мельком взглянул на Боденштайна и рассеянно улыбнулся. Его глаза сильно покраснели и блестели.

— Я жду звонка, — сказал он тихо. — У мамы нет номера моего мобильного телефона.

Боденштайн собирался расспросить парня, что он делал вчера вечером, но внезапно проникся сочувствием. Сейчас не время спрашивать.

— Твоя мама не позвонит, Лукас, — сказал он осторожно. — Доктор Редер сообщил нам, что она умерла четырнадцать лет назад.

Лукас остолбенело уставился на него. Его губы искривились, он обхватил себя руками и скорчился, как от боли. По его лицу текли слезы.

— Господин Редер не имеет об этом никакого понятия, — произнес он сдавленным голосом, потом что-то вспомнил. — А где фрау Кирххоф?

— Она… Она занята сейчас другим делом, — уклончиво ответил Боденштайн.

— Ее мобильный выключен, — сказал Лукас. — Я пытался ей позвонить. Она заболела?

— Нет.

Лукас смотрел то на Боденштайна, то на Бенке.

— Вы от меня что-то скрываете, — решил он. — Ей ведь ничто не угрожает? Да?

— В данный момент я, к сожалению, не могу тебе этого сказать, Лукас, — решился на полуправду Боденштайн. — Как ты себя чувствуешь? Ты в состоянии ответить на несколько вопросов?

— Это обязательно? Я очень устал и хочу спать.

— Давай лучше пойдем к нам, — вмешалась Антония. — Я приготовлю завтрак.

Лукас удивленно моргнул и осмотрелся. Видимо, он совершенно забыл о присутствии девушки.

— Тони, — сказал он, и слезы побежали по его лицу. — Тони, папа в больнице. Он, наверное, умрет!

В обед термометр показывал тридцать три градуса в тени. В воздухе ни ветерка, небо раскалено добела. Атмосфера в криминальном отделе была накаленной, под стать погоде. Каждый полицейский в Германии был оповещен об исчезновении Пии-Луизы Кирххоф, тридцати восьми лет, рост 178 см, худощавой, светловолосой, с голубыми глазами. Все больницы в округе Майн-Таунус, в Верхнем Таунусе, Франкфурте, Дармштадте, Оффенбахе, Лимбурге и Гизене проверены. Телефон звонил непрерывно, но ничего нового звонившие не сообщали. Тарека Фидлера найти не удалось, но Франьо Конради откликнулся на приглашение явиться на беседу в комиссариат Хофхайма. Он сидел на стуле, вздрагивал от каждого звонка и испуганно оглядывался, когда кто-нибудь входил в кабинет.

— Что ты знаешь о «Двойной жизни»? — спросил Остерман. Он как раз был на главной странице сайта с игрой, однако ему не удалось зарегистрироваться в качестве игрока. На третьей попытке всплыло окно «Fatal error» и затем исчезло.

— Ничего, — явно соврал худенький парнишка, это было видно по его лицу, и уставился на собственные руки.

Остерман в недоумении поднял брови. Кто-то здорово напугал Франьо. Почему? Что он знал?

— Послушай, — Остерман наклонился к нему. — Мне совершенно наплевать на эту игру. Но два человека, которых ты знал, мертвы. Свения Зиверс пропала, как и моя коллега фрау Кирххоф. Нам надо разыскать обеих, прежде чем с ними тоже что-нибудь случится. И при этом мы уверены, что Лукас как-то замешан в этих убийствах. Поэтому ты должен мне рассказать то, что знаешь. С тобой ничего не будет, я обещаю.

— Лукас? — Франьо смотрел удивленно. — Почему Лукас?

— Этого я не могу тебе сказать. Но я должен знать, какое отношение Лукас и Тарек Фидлер имеют к этой игре.

При упоминании Тарека парнишка сжался. Он явно боролся с собой, решаясь заговорить.

— «Двойную жизнь» написал Лукас. Сначала это задумывалось просто как компьютерная анимация на основе плана трассы В-8. Она должна была выводить на веб-сайты экологов БУНТЕ и УЛК, а диски с ней предполагалось распространять во всех домохозяйствах Келькхайма и Кенигштайна. Лукас, Йонас и Тарек вместе дописывали игру, которую Лукас сделал из компьютерной анимации, и разместили ее в Интернете. Сначала все было вполне безобидно. Участники могли перемещать персонажей по Келькхайму и Кенигштайну, заказывать еду в «Грюнцойге», бронировать билеты в кино в Келькхайме. Потом Лукас и Йонас взломали сайт Сбербанка Таунуса, чтобы посмотреть, как можно организовать онлайн-расчеты. Они хотели сделать из своей игры нечто вроде американской «Второй жизни». Лукас написал софт для клиентов, которые могли разрабатывать свои страницы на нашем сервере в режиме онлайн, — объяснял Франьо. — Этот софт затем преобразовали в руководство, с помощью которого участники «Двойной жизни» создавали своих персонажей и управляли ими в игре. Чтобы открыть счет, требовалось при регистрации указать номер кредитной карты, а потом оплачивать все свои действия. Все происходило, как в интернет-магазине.

Остерман восхищенно кивнул. Его уважение к парням росло.

— Чем больше людей присоединялось, тем интереснее становилась «Двойная жизнь», потому что Лукас давал каждому игроку часть исходного кода, чтобы они могли участвовать в процессе. Но Тарек все испортил.

— Каким образом?

Франьо взглянул на него.

— Вы знаете, что такое «шутер от третьего лица»?

Остерман кивнул.

— Это как в игре «Томб рейдер»?

— Точно, — подтвердил Франьо. — Тарек решил, что игра станет круче, если в ней появятся преступники и оружие. — И парнишка поморщился.

— А что сказал на это Лукас? — спросил Остерман.

— Сначала ничего. Он занимался кодами доступа и обеспечением безопасности. С их помощью потом и удалось спрятать игру от Интерпола. «Двойная жизнь» размещена на нашем сервере, но Лукасу пришло в голову связать сервер с другим, на каком-то заграничном портале. Тогда ищейки… э… полиция его никогда не найдет. — Франьо вздохнул. — У нас отбоя не было от желающих. Вы не поверите, сколько готовы заплатить люди за возможность почувствовать себя убийцами. Лицензия на оружие стоила сотню евро, и выдавать ее мог только «крестный отец».

— Лукас? — догадался Остерман, и Франьо кивнул.

— А что случалось с теми, кого застрелили?

— На двадцать четыре часа закрывается доступ, и все это время персонаж находится в темнице Бурга. Его можно выкупить. Или подождать.

— Но ведь деньги только виртуальные? Или нет?

— Нет. Рассчитываться можно через свой счет. — Франьо горько улыбнулся. — «Двойная жизнь» — это золотая западня. И поэтому она потерпела крах.

Боденштайн сидел за письменным столом. Он отодвинул в сторону папки с делами Йонаса Бока и Паули, многократно перелистав их в надежде увидеть что-либо новое и обрести просветление. И хотя Боденштайн искренне сочувствовал Лукасу, но по-прежнему подозревал его. Он никогда не имел дела с людьми с множественным расстройством, а потому не мог точно знать, является ли «странное» поведение Лукаса симптомом психического нарушения или просто отличной актерской игрой. На всякий случай Боденштайн распорядился, чтобы около дома Зандера, где он оставил Лукаса, дежурила патрульная машина. Официальной версией присутствия полицейских была защита от зевак и пронырливых репортеров. На самом деле Боденштайн хотел знать, выйдет ли Лукас из дома. Молодой человек был единственным в окружении ван ден Берга, кому выгодна смерть банкира.

Из больницы новостей не поступало. Состояние ван ден Берга несколько стабилизировалось, однако в сознание он не приходил. Врачи не могли определить, наступили необратимые изменения в мозгу в результате тяжелой травмы головы или нет.

Порыв раскаленного воздуха ворвался в окно и перевернул на столе Боденштайна протоколы допроса сезонных работниц из Элизабетенхофа. Оливер бросился их собирать и буквально уткнулся в них носом. И тут его озарило. Вот оно! Конечно! Решение было у него перед глазами, а он его просто не замечал. Боденштайн вскочил и прошел в кабинет Остермана напротив.

Франьо Конради сидел за компьютером Остермана и показывал, как открыть портал «Двойной жизни». Он ввел свое игровое имя и логин, и перед восхищенными глазами Остермана раскрылась превосходная 3D-симуляция городов Келькхайма и Кенигштайна, но только на пару секунд. Потом на экране появились цифры, начался обратный отсчет. Как на бомбе замедленного действия, но цифры мелькали быстро.

— Что это значит? — насторожился Остерман.

Франьо закусил губу.

— Лукас хочет выключить «Двойную жизнь», — наконец ответил он. — Он грозился сделать это, еще когда Йо был жив, потому что Йо и Тарек много об этом спорили. Это началось, когда пара фирм-разработчиков софта заинтересовалась «Двойной жизнью». Лукас не хотел ни на каких условиях продавать «Двойную жизнь», а Йо и Тарек все время давили на него.

— Были предложения от поставщиков софта?

— И много. Японцы предлагали три миллиона, а американцы — еще больше.

— Три миллиона долларов? — Недоверчивый взгляд Остермана столкнулся с таким же изумлением Боденштайна.

— Евро, — самым обычным голосом ответил Франьо. — Лукас сказал, что не продаст свой мир, а уничтожит его. Тарек сорвался и наорал на Лукаса — мол, ему легко говорить, потому что в один прекрасный день он унаследует состояние своего отца. Тарек всегда и все сводил к деньгам.

— А что означает этот отсчет?

— Что Лукас запустил программу уничтожения. Через шесть часов сорок пять минут активируется «червь», написанный Лукасом. Он парализует общий сервер и все компьютеры, подключенные к «Двойной жизни». И в сравнении со «Свенией» «Sober», «MyDoom» или «Sasser» покажутся просто детскими игрушками.

Остерман безоговорочно верил каждому слову мальчишки. Лукаса не волновали деньги, его интересовала лишь хакерская слава. Он скорее одним махом распростится с созданным им сообществом, чем продаст то, что сам придумал.

— Свения? — переспросил Боденштайн и подошел поближе. — Почему Лукас так назвал программу?

Франьо коротко взглянул на него.

— Тарек думает, что Лукас просто свихнулся на Свении. Но, конечно, все не так.

— Что ты имеешь в виду? — решил уточнить Боденштайн.

Франьо поморщился.

— Ну, вообще-то, — замялся он, — я понятия не имею, но Тарек утверждает, что Лукас с ума сходит от того, что Свения — единственная девчонка, которая в него не влюблена.

Боденштайн остолбенело смотрел на парнишку. В голове у него, будто пазл, наконец сама сложилась картинка, которую он так долго пытался собрать.

Бенке и Катрин Фахингер вошли как раз тогда, когда зазвонил телефон Остермана. Он снял трубку и минуту слушал.

— Это из лаборатории, — озадаченно сообщил он. — ДНК крови на кухонном полотенце Пии совпадают с теми, что были взяты с тканей во рту Йонаса. Его убийца был в доме Пии.

— Я мог бы понять, кто это, — пробормотал Боденштайн. — Я был слеп.

— Доктор Бок? — предположил Бенке. — Или Зандер?

— Нет, — покачал головой Боденштайн. — Пройдемте в мой кабинет.

— А я? — с опаской спросил Франьо Конради.

Боденштайн посмотрел на мальчика, который выглядел, как испуганный кролик.

— Где ты был в тот вечер, когда убили Паули?

— В «Грюнцойге», на собрании, — ответил Франьо. — Я ведь недавно уже говорил…

— Ты можешь вспомнить, Лукас был там весь вечер?

Парень наморщил лоб и серьезно задумался.

— Собрание закончилось в половине девятого, — сказал он. — Мы сидели у входа в бистро. Вбежала Свения, вся зареванная. Я запомнил, потому что парни отпустили пару плоских шуточек.

— Дальше, — потребовал Боденштайн.

— Свения переговорила с Лукасом, потом снова убежала. Лукас поначалу еще сидел, но потом Серен один остался за прилавком.

— Лукас возвращался?

— Я не могу сказать. — Франьо настороженно посмотрел на Боденштайна. — Но Анди видела его, когда уезжала домой.

— Анди?

— Андреа. Андреа Аумюллер.

Имя было Боденштайну смутно знакомо.

— Девушка, которая звонила вчера вечером и хотела с вами поговорить, — напомнила Катрин Фахингер.

— И что видела Андреа? — спросил Боденштайн.

Франьо помедлил с ответом.

— Этот зеленый пикап из «Опель-Цоо». На перекрестке в Мюнстере. Лукас часто на нем ездил, когда отца Тони не было.

Боденштайн оставил парнишку и ушел в свой кабинет.

Он знал, что с этим Лукасом что-то не так. В вечер, когда был убит Паули, Лукаса видели на дороге в пикапе, как и говорил Тарек. Когда Свения, в которую он был влюблен, зареванная выбежала из «Грюнцойга», он последовал за ней. К Паули. Лукас, и никто иной, нанес смертельный удар Паули, а потом отвез его тело на луг к зоопарку, просто потому что у него была такая возможность.