— Я хочу поговорить с моим адвокатом, — вместо приветствия заявил парень.

— Это позже, — осадила его Пия. Они с Остерманом сидели за столом друг против друга.

— Сначала мы хотели бы услышать от тебя, как кровавый отпечаток твоей руки попал на ворота и почему повсюду в доме твоя кровь.

— Я не убивал Паули, — гнул свое парень.

— Но в данный момент все выглядит именно так, — сказала Пия. — И тебе совершенно невыгодно врать. Есть достаточно однозначные доказательства того, что в вечер убийства ты был в доме своего учителя. Если сможешь объяснить, что тебе там понадобилось, то, возможно, это поможет. В данный момент мы думаем, что ты как-то связан с убийством Паули.

Патрик сидел с абсолютно безучастным выражением лица, но в его глазах метался страх и беспокойство. Он был вовсе не так крут, как прикидывался.

— О’кей, — сказал он наконец и пожал плечами. — Я был у Паули. Хотел с ним поговорить, но его не было дома.

— Когда это было?

— Понятия не имею. После игры. Мы с ребятами смотрели матч в мороженице. Ну, выпили немного…

— Как зовут приятелей? — спросил Остерман. — А еще я хотел бы получить номера их телефонов.

— Зачем?

— Потому что я хочу проверить все, что ты говоришь. Итак?

Патрик назвал три имени и номера телефонов. Остерман кивнул и вышел.

— Что ты видел, когда был в доме Паули?

Пия глаз не спускала с мальчишки.

— Паули, во всяком случае, не видел. Я позвал его, но никто не ответил. Тогда я вошел в дом, все было открыто настежь.

— Дальше. — Пия забарабанила пальцами по столу. У Патрика был мотив для убийства, он был зол на Паули и к тому же выпил.

— Вот дерьмо! Я не убивал этого человека! — опять затянул свое парень. — Его там вообще не было. Я вошел в его кабинет. Ноутбук был включен, и я подумал, что этот трус где-то прячется от меня. Я ужасно разозлился и начал колотить все, что под руку попадало.

— Ты его по всему дому искал? Паули мог быть наверху, например, в ванной.

— Так далеко я не ходил, — Патрик почесал свой прыщавый лоб.

— Почему?

— Потому что откуда-то появились собаки. Я понятия не имею, где они были до того, но как раз тогда, когда я собирался пойти наверх, они вбежали через кухню. Одна прокусила мне ногу и руку. Я убежал, захлопнув дверь у нее перед носом.

— Попытайся вспомнить, когда ты был у Паули, — настаивала Пия.

— Я поехал к нему, когда закончился матч. Примерно в четверть или в половине двенадцатого.

— Ты уверен?

— Я уверен, что видел окончание матча.

Эльза Маттес видела девушку на желтом мокике, выезжающую со двора Паули, в половине одиннадцатого. Футбольный матч начался в девять и закончился не позднее одиннадцати. Согласно протоколу о вскрытии, смерть Паули наступила в промежутке от 22 до 23 часов. Пия начала сомневаться, стоит ли подозревать Патрика Вайсхаупта. То, что парень рассказывал, выглядело убедительно.

— Почему ты сразу все не рассказал? — спросила она.

— Так я же туда вломился, — объяснил парень, — и все там разнес от злости. Потому и соврал в первый раз. Кстати, после меня у Паули еще кое-кто был.

— Ага, и кто же?

— Какой-то старый хрыч. Я побежал к машине, чтобы перевязать руку. Потом хотел поехать, но заметил, что потерял ключ.

— И что? Что было дальше? — Пия пыталась обуздать нетерпение.

— Я уже был у ворот, и тут подъехал этот дед, — вспоминал Патрик. — Залаяли собаки. Я спрятался за воротами и чуть в штаны не наложил. Но дед наподдал одной из дворняг по заднице и шикнул на остальных. Он был зверски зол на Паули.

— Он позвал его? — спросила Пия.

— Да, пару раз, — подтвердил Патрик. — Потом вошел в дом. И как раз когда я хотел смыться, он снова вышел.

— И что ты сделал?

— Я подождал, пока он уйдет. В дом я больше не рискнул соваться. И тут до меня дошло, что ключ должен был быть у меня, когда я отпирал машину. Так и было. Он торчал снаружи.

Пия махнула сотруднику за зеркальным окном — мол, допрос остановлен — и вышла в коридор. Там ее ждали Боденштайн, Остерман и Бенке.

— Парень не имеет отношения к убийству, — сказала Пия. — Он был в доме, со злости все там разнес, но Паули там уже не было.

— Я дозвонился до одного из его приятелей, — сказал Остерман. — Он говорит, что Патрик уехал вечером в десять минут двенадцатого, сказав, что прихлопнет этого Паули.

— Звучит как заявление о намерении, — заметил Бенке.

— Он действительно собирался, — согласилась Пия. — Но его кто-то опередил. А после него еще кто-то был в доме. Я думаю, что Шварц.

— Отпустим его, — решил Боденштайн.

Пия кивнула и взглянула на мобильник: во время допроса Патрика все сигналы были выключены. Зандер, как и обещал, прислал сообщение с телефонным номером Лукаса. Она улыбалась, пока читала то, что он еще приписал: «Надеюсь, что вы все же не считаете меня убийцей. Вряд ли вы стали бы спокойно есть мороженое с подозреваемым. Или как?»

— Из России с любовью? — Бенке приподнял брови.

— Нет, — холодно возразила Пия. — Это номер мобильника Лукаса. Его не было в «Опель-Цоо», но я хочу сегодня с ним поговорить. Мы должны найти девушку на мокике.

— Да, — согласился Боденштайн. — Она действительно могла что-то видеть. Поедем вместе?

— Может, сначала я лучше поговорю с ним одна? — сказала Пия. — Чувствую, что он будет честнее в менее официальной беседе.

— Точно! — Бенке многозначительно ухмыльнулся. — Наверное, стоит встретиться на укромной аллее под покровом вечерней темноты.

Пия досчитала про себя до десяти и сдержала язвительный ответ.

— Позвоните ему, — Боденштайн пропустил слова Бенке мимо ушей. — Подождем, что расскажет нам мальчик. В любом случае сегодня вечером меня можно застать дома.

По дороге в кабинет Пия набрала номер Лукаса. Он ответил уже на третьем звонке. Она сообщила ему, что хотела бы поговорить, и предложила встретиться в «Грюнцойге».

— Сегодня вечером я в Кенигштайне, иду на рок-концерт в Бурге, — возразил Лукас.

— Тогда приятного вечера, — сказала она. — Может, увидимся завтра?

— А что вы делаете сегодня вечером? — спросил Лукас, к изумлению Пии.

— Да, в общем, ничего. А что?

— Пойдемте вместе, — предложил Лукас. — В Бурге сегодня средневековый фестиваль. Будет круто.

Пия подумала, что рок-концерт в развалинах замка — совсем неплохо. Когда-то она ходила на рок-концерт. На Тину Тернер, которая пела на старом франкфуртском стадионе «Вальдштадион». Это было лет семь или восемь назад.

— Вы пока обдумайте, — сказал Лукас. — Я буду ждать вас у кассы в восемь. О’кей?

А почему бы, собственно, и нет?

— О’кей, — согласилась Пия. — Увидимся в восемь в Бурге.

Стоял теплый летний вечер, нежный воздух пах лесом и травами. Пия нашла парковочное место на Ольмюльвег и слилась с потоком молодежи, по узким улочкам устремившимся в старый город, к Бургу. Так странно оказалось, что ничего не изменилось, — кривые мощенные булыжником переулки, маленькие магазинчики, затерянные дворики и спрятавшиеся проходы между домами, которые выручали ее столько раз, когда, прогуливая уроки, надо было спрятаться от случайно идущего навстречу учителя. Когда-то давно Пия сбегала с уроков из католической школы для девочек около автобусной станции, а позже они с подружками после школы или во время свободных уроков любили гулять в парке замка Люксембургов, где тогда находился участковый суд, сидеть на скамейках, курить тайком и шептаться, хихикая, о мальчишках и первых влюбленностях. Трехдневный летний фестиваль в Бурге был большим событием, которое будоражило молодежь всех кенигштайнских гимназий. И в этом приподнятом состоянии каждый день тут возникали и рушились дружеские привязанности и влюбленности. Пия подняла голову и посмотрела вверх на мощный, четко выделяющийся на фоне золотого закатного неба силуэт руин Бурга. После школы она перестала бывать в Кенигштайне, ее жизнь сосредоточилась в других местах, и она почти не вспоминала школьные годы.

Люди толпились в радостном ожидании концерта перед кассами прямо у ворот в Бург. Лукас в черной футболке и узких линялых джинсах, а вовсе не в мешковатых штанах, которые предпочитали многие из его сверстников, стоял, прислонясь к стене, скрестив на груди руки и отбросив назад волосы, и выглядывал ее в толпе. Пия улыбнулась, подумав, сколько бы отдала двадцать пять лет назад за то, чтобы поболтать с таким парнем. Увидев ее, он поднял руку. Вскоре она уже стояла рядом с ним, немного запыхавшись от крутого подъема.

— Привет, а вот и вы! — Он разглядывал ее со знакомой улыбкой, и ему определенно нравилось то, что он видел. — Вы круто выглядите.

— Спасибо.

Пия улыбнулась удивленно и несколько смущенно. Они прошли к кассам, а потом через контроль.

— Что это написано у тебя на футболке? — Пия прочла надпись и ухмыльнулась. — «Обольститель» — надо же!

— Это название стихотворения Гессе, — серьезно объяснил Лукас. — «Сальтацио Мортис» — группа, которая играет сегодня вечером, — положила на музыку его стихи. С другой стороны последняя строфа.

Он повернулся и показал свою спину, где действительно на футболке было написано окончание стихотворения.

— «Тот поцелуй, которого я жаждал, / И ночь, в предчувствии которой я сгорал, / Теперь мои… И сломан тот цветок», — прочла Пия. — Звучит довольно грустно.

— Так действительно иногда бывает? — сказал Лукас. — Что-то, к чему стремишься и чего давно ждешь, на самом деле оказывается не таким, как представлял?

— О да, — согласилась Пия. — Реальность по большей части разочаровывает.

— Не только в этом дело. — Лукас заговорил вдруг со страстью, почти с болью. — Когда чего-то добиваешься, предвкушаешь, это в сто раз прекраснее действительности. Когда цель достигнута, то ясно, что она совсем не так ценна, как стремление к ней. Остается только… пустота.

— Да ты настоящий философ, — улыбнулась Пия.

Лукас стоял совсем близко к ней и был мрачен.

— «Сгорая, я бежал от наслажденья, — произнес он, глядя Пии прямо в глаза, — в мой сон, тоску, туда, где я один. Я проклят, обладанье губит счастье, и, воплощаясь в жизнь, мечта лишь умирает».

— Какое обладание ты имеешь в виду? — спросила Пия. — Обладание чем-то материальным или любовь?

Лукас удивленно поднял брови и неуловимо улыбнулся.

— Обладание материальным не делает счастливым, — возразил он. — Я это вижу с тех пор, как научился думать. Мои родители и родители моих друзей в большинстве своем могут себе позволить все, что можно купить за деньги, но, несмотря на это, они несчастливы.

— Никто не может быть счастливым всегда, — сказала Пия. — Это было бы невыносимым.

Они медленно шли к стене разрушенного замка, людской поток обтекал и обгонял их. Пия оперлась руками на крошащуюся стену и посмотрела вниз на Кенигштайн, розовый в лучах заходящего солнца. Ласточки носились в солнечных лучах, охотясь в теплом воздухе за насекомыми, то и дело внезапно срываясь в пикирующий полет. Музыканты первой выступающей группы настраивали инструменты и аппаратуру, толпа восторженно ревела, но толстые стены приглушали шум.

— Я думаю, самая большая ошибка, которую можно сделать, это ждать слишком многого, — сказала она. — Большие ожидания ведут к очень большим разочарованиям.

— Но это же пошлость, — возразил Лукас. — Я предвкушаю многое, я хочу пережить все, а не только чуточку! И я хочу… сам определять игру.

Пара шедших мимо молодых людей засмеялись и что-то крикнули ему, здороваясь.

— Я задерживаю тебя. — Пия вдруг поняла, что они слишком отклонились от главной цели их встречи.

— Нет, нет, все хорошо, — запротестовал Лукас. — Вы не задерживаете меня, наоборот. Я думаю, что очень здорово вот так с вами поговорить. Последним, с кем я мог так разговаривать, был Улли. — Тень пробежала по его лицу, он тяжело вздохнул. — Все изменилось с тех пор, как его не стало. Без него кафе «Грюнцойг» превратится еще в одно бистро, каких тысячи. — Он взглянул на нее и расправил плечи. — Но вы хотели меня о чем-то спросить?

— Мы ищем девушку, которая ездит на желтом мокике, — перешла Пия к существу дела.

— Девушку на желтом мокике? — Лукас внимательно посмотрел на нее. — Я знаю многих девушек.

Он сказал это вовсе не для того, чтобы произвести впечатление на Пию, а просто констатировал факт.

— Тогда вспомни, пожалуйста, — попросила Пия. — Мокик должен быть побит.

— Ладно, — согласился Лукас.

— Ты знаешь Патрика Вайсхаупта? — спросила Пия. — Он считает Паули виноватым в том, что не сдал выпускного экзамена. Вероятно, Паули его терпеть не мог.

— Чушь! Патрик ленивый балбес, он сам виноват. — Лукас помрачнел. — Улли всегда справедлив. Он не дал бы себя запугать ни отцу Патрика, ни отцам Франьо или Йо.

— Что ты имеешь в виду?

— Улли принимал наше будущее близко к сердцу. Он хотел лучшего для каждого из нас. Нет, Улли не стал бы заваливать Патрика на экзамене специально.

В большом внутреннем дворе за стенами Бурга была сооружена большая сцена, перед которой толпился народ. Огромные колонки обеспечивали хороший звук, ряды прожекторов полыхали цветными огнями, метавшимися по темным стенам старинного разрушенного замка, создавая мистическое настроение. Поток посетителей поредел. Подходили отдельные группы опоздавших и тут же спешили занять места во дворе и поближе к сцене.

— Пойдемте вперед, — предложил Лукас.

Он взял Пию за руку, и они протиснулись почти к самой сцене. Их окружила колышущееся море молодых людей с восторженными лицами и сияющими глазами, обращенными к сцене. Размахивая руками, они покачивались в такт музыки. Музыка была ритмичная и жесткая, а тексты немного меланхоличными и почти философскими. Лукас знал все песни наизусть, пел, танцевал и хлопал вместе со всеми. Толпа подалась вперед, Пию оттеснили, но не по злому умыслу. Так всегда бывает на рок-концертах, когда находишься прямо перед сценой.

В перерыве, пока готовили сцену к выступлению следующей группы, Лукас снова взял Пию за руку. Он вел себя с ней запросто, и ей это даже нравилось. К ним присоединились несколько молодых людей. Они держались раскрепощенно, смеялись и обсуждали музыку. Пия узнала парня, который увез Эстер от развалин сгоревшего дома, и прыщавого блондина из подвала кафе.

— О, мистер Дин Корсо собственной персоной! — сказала она. — А где нынче твой друг Борис Балкан?

Смех мгновенно стих. Пия заметила повисшую напряженность и переглядывания.

— Я же не знаю твоего настоящего имени, — продолжила она.

— Ларс, — смущенно ответил парень.

Пия огляделась, но ребята отводили глаза. Еще двое парней протискивались к ним с целым подносом пивных стаканов. Все с облегчением разобрали их и принялись смаковать пиво. Пия, поблагодарив, отказалась.

— Не представишь мне своих друзей? — попросила она Лукаса.

— Конечно.

Он вытер пену с верхней губы и назвал каждого, указывая на них по очереди. Ларс, Кати, Тарек, Йенс-Уве, Анди, Серен, Франьо, Тони, Маркус.

— Там еще Йо и Свения.

Он указал на парочку, стоявшую на выступе стены Бурга и явно о чем-то спорившую. Пия узнала парня с курчавыми темными волосами, который назвался Борисом Балканом и открыл ей вчера двери в компьютерный зал в кафе. На сцене уже настраивала инструменты следующая группа; толпа радостно приветствовала музыкантов, скандируя их имена.

— Мне пора потихоньку уходить, — сказала Пия Лукасу. — У меня лошади все еще на выгоне, а им пора в стойла. Но вечер был чудесным, спасибо!

Лукас посмотрел на нее. Его лицо слегка блестело от пота, он не улыбался.

— У меня тоже нет особого желания тут оставаться, — небрежно произнес он. — Другие группы меня не очень-то интересуют.

В голове у Пии раздался тревожный звонок. Может, другим женщинам в ее возрасте и нравится пользоваться повышенным вниманием такого молодого и симпатичного парня, но ей было не по себе. Они вышли из Бурга и пошли через лес. Они шли молча, под ногами шуршал гравий. Пия невольно вспомнила язвительное замечание Бенке.

— Я люблю Бург, — сказал наконец Лукас. — И хотя нам строго запрещали, но мы устраивали тайные сборища в его подвалах или просто прятались здесь. А потому мы каждый угол здесь знаем лучше, чем люди из охраны памятников.

— Мы с друзьями раньше тоже так делали, — ответила Пия. — Именно из-за запрета это и доставляло столько удовольствия.

— Точно, — улыбнулся Лукас.

Они прошли мимо баптистской церкви. Внезапно юноша остановился.

— А если бы мне было тридцать пять, а не двадцать один, вы ведь не убегали бы сейчас, верно? — спросил он тихо.

— Ты о чем? — удивилась Пия. — Полагаешь, я убегаю?

— Да. — Он кивнул. — От меня. Почему?

Пия гадала, что она сказала и сделала такого, что разбудило в Лукасе ложные надежды и привело к подобной ситуации.

— Лукас, — сказала она мягко, — возвращайся, пожалуйста, в Бург, к своим друзьям. Я тебе в матери гожусь.

— Но вы ведь не мать.

В свете ближайшего фонаря она увидела, к своему ужасу, желание в его распахнутых глазах.

— Вы мне нравитесь. — Голос Лукаса стал хриплым. — Очень. Мне нравятся ваши глаза, губы, то, как вы улыбаетесь…

Пия отказывалась верить своим ушам. Что это? Уж не пытается ли он ее совратить? Лукас положил руки ей на плечи и притянул к себе, ее лицо было лишь в паре сантиметров. Она тут же ощутила опасную близость и угрозу, исходящую от его явно более сильного тела. Однажды она уже слышала подобные речи. Тогда ей не удалось вовремя остановить мужчину, и она получила свой самый жуткий жизненный опыт.

— Ты мне тоже нравишься, Лукас. — Она мягко отстранилась от его рук. — Но не так.

— Почему нет? — Он сунул руки в карманы джинсов и уставился на свои кроссовки. — Я слишком молод?

— Да, — ответила она наконец. — Кроме того, я замужем. Сколько, кстати, стоил мой билет? Надо отдать.

— Нет, не надо. Я вас пригласил. — Он отбросил волосы с лица. — Надеюсь, вам хоть немного понравилось.

Он был расстроен отказом, но сохранял самообладание.

— Понравилось, — ответила Пия.

Целую минуту Лукас смотрел прямо ей в глаза, а потом улыбнулся.

— Ну, тогда доброй ночи!

Он поднял руку и приветливо помахал, а потом развернулся, чтобы уйти.