— Ты же сказал, что дереализация не заразна!

Снова звук поезда. Он несся прямо на нас. Он, тот же самый, что стоял за нашими спинами, — из лунного серебра и ветвей хрустальных ясеней. Я кинулась на Майрота, чтобы столкнуть его с путей, но, на нашу беду, он ровно в этот же момент сделал то же самое, мы столкнулись в злой попытке один другого пересилить, и в итоге поезд налетел на нас.

Я закричала, Майрот закричал, поезд загудел и пронесся прямо сквозь нас.

Я моргнула, обнаружив себя в объятиях своего клиента, а его в своих. Отстранилась, делая вид, что все так и надо. Посмотрела на него и намотала себе на палец один его ус, чтобы немного его подвить, и, придирчиво осмотрев результат, похлопала по плечу:

— Ну… вот теперь все как-то опрятней. Пошли дальше.

Но мы все ждем перспектив

— Мы видели призрак поезда, — еще раз объяснил мне только что произошедшее Майрот, и я, выглянув из-за хвоста этого очень, очень длинного состава, оценила, насколько велики наши невеликие шансы пробраться по пешеходной дорожке железнодорожного моста до головного вагона. — Не поезд-призрак, а именно призрак поезда. При этом вполне возможно, что мы видели призрак именно этого поезда, так что никакой опасности он, в сущности, не представлял.

Ну что сказать, в историческом контексте ситуация выглядела так: до войны железнодорожные мосты строили без учета пешеходных дорожек, потому что нашим пращурам казалась дикой идея, что кто-то в здравом уме будет переходить пешком железнодорожный мост, соединяющий два участка пустых, как коленка, пустошей. Это факт номер раз.

Факт номер два — этот железнодорожный мост строили до войны. Три — после войны поезда стали делать попроще, подешевле и, что самое важное, повыше. Ну и в этот же пункт запихнем уже известную всем информацию, что идиоты, среди коих пересечение непригодных для этого мостов стало востребованным, появились, и притом в изобилии.

Пять — поскольку составы стали выше, а переправа востребованней, местная община устроила здесь дорожку. И факт номер последний — реальности двух миров столкнулись на этом мосту, и его пешеходная часть сложилась гармошкой.

А, я пропустила «четыре». Четвертый и самый важный факт — моему хвосту все это не нравилось.

Я осмотрела ближайшую к нам дверь в поезд. Пломбы сорваны. Судя по следам на красной пыли пустошей, густо покрывавшей тело состава, дверь недавно открывали. Никаких следов того, что внутри находилась черная токсичная самодвижущаяся и проголодавшаяся к тому же войра, я не нашла. Наверное, войти мы могли.

Лучше бы, конечно, нам как-то обойтись без риска и бросить эту затею, пока наши неприятности еще не сконструировались в нечто смертельно опасное. Но на той стороне находился Шустрик. Он имел целую кучу друзей там, на той стороне. И врагов. А враги всегда ближе друзей, потому что они как-то исторически всегда больше в тебе заинтересованы.

— Пойдем внутри вагонов, — скомандовала я Майроту, и он послушно за мной двинулся.

— Я как раз недавно читал в журнале «Коробка путешествий» о феномене аутопризраков… Вы читали?

— Свежий номер «Коробки путешествий» еще не доставили. К нам привозят с опозданием.

— Вы тоже выписываете это журнал? — воодушевился Майрот.

— Вы только что спросили, читала ли я конкретную статью, а потом удивились, что выписываю журнал в целом? Это какой-то симптом вашего сумасшествия?

— Нет, я просто ошибался, считая, что вы ничего не читаете из периодики.

— Но я работаю в библиотеке.

— А я на винодельне, но я же не пью допьяна.

— Правильно. Потому что допьяна нужно читать.

Мы посверлили немного друг друга взглядами, а потом Майрот вдруг решил перейти на светский тон:

— Так, значит, вы изучили предыдущий выпуск? Ну, что думаете об этом фанфароне, мастере Койкоте? Думаете, удастся ему выживать на руинах Седьмого Дара на протяжении всего этого времени?.. Мне кажется, это пустое и ничего более, как способ заставить заговорить о себе на ближайшем собрании Черных Дорог. Но на распределение Храмовых грантов…

Я вздохнула и положила руку на револьвер:

— Вы не поняли. Нам доставляют с опозданием. В последний раз подвозили год назад подборку годичной давности. Так что, если вы помните, что́ читали два-три года назад, я с удовольствием с вами обсужу, как только мы переберемся на ту сторону.

— Может, тогда просто послушаете про аутопризраков? Я хороший рассказчик!

Я отдала ему знак тишины. Итак, следовало еще раз посчитать и сложить факты.

Факт номер раз — этот поезд выглядел так, будто каким-то образом действительно не делился на вагоны. Факт номер два — он не имел ни дверей, ни лестниц на крышу. Единственный вход внутрь, что мне удалось обнаружить, — та самая дверь, куда мы проникли; и самый главный факт — ее не просто открыли, а взломали, химически вытравив замок, на что ушло довольно много времени.

— Ведите себя очень тихо, — предупредила я Майрота. — Как только услышите любой шум — бросайтесь на пол, накрывайте голову руками и так и лежите, пока я не скажу, что можно вставать. И… если вы захотите мне помочь, сделайте главное, что в ваших силах, — оставьте это желание при себе. В конце концов, вы взрослый механоид, нашедший на свою голову взрослые неприятности, и я за вас не в ответе. А кроме того, и фискального интереса в сохранении вашей жизни с того момента, как вы со мной расплатились, у меня уже нет.

— А как же повышенная такса для сумасшедших? — громким шепотом спросил он.

— Так вы все-таки сумасшедший?

— Нет, поэтому я хочу, чтобы вы имели фискальный интерес в сохранении моей жизни.

— Замолчите же вы наконец!

Он открыл рот. Но прежде, чем он успел мне рассказать, как хорошо умеет молчать, я нырнула в темноту поезда и очень скоро поняла, что никакая это не темнота. За отъезжавшей в сторону, оформленной в стиле «изогнутых пересеченных линий» двери я увидела много респираторов, много видавших виды костюмов защиты от окружающей среды и много свечей. А еще — много знаков мелом, букв на древних мертвых языках и много, очень много сделанных как будто ребенком моделек вагонов и механоидов.

Привычка требовала от меня взвести курок и направить его на фигуру во всем черном, стоящую на коленях в круге, очерченном горящими фитилями свечей, но опыт недвусмысленно намекал, что этим я его спугну, а любопытство не давало мне этого сделать. Поэтому вместо угрозы я нагнулась, приглядевшись к книге, лежавшей у него на коленях, и выкрикнула на весь вагон:

— Ах ты гад!

Ровно за моей спиной на пол грохнулся Майрот и, очевидно, треснувшись об один из десятков игрушечных составов, громко и злобно сказал что-то очень сложно-вежливое.

Мужчина поднял на меня затуманенный, смотрящий словно сквозь нас взгляд и, странно растягивая слова, произнес:

— Что ты говоришь, женщина?

— Я говорю, — сварливо начала я, — что ты гад и хапуга! У тебя в руках «Камень знаний великолепный, дарующий силы призывать поезда и демонов, вагонетки, дожди и трамваи, а также постигать суть сущего на черной земле, железном небе и земле белой, а также на небе синем» 854939 Олорейнн, второе дополненное издание, и оно у нас оставалось последнее. Ты его, рожа косая, десять лет назад взял и до сих пор не…

Я протянула руку для того, чтобы выхватить у него редкое издание, когда он ощерился на меня, показав ряд заточенных, все как один, под клыки и как один очень давно не чищенных зубов, прижал книгу к груди, отпрянул, ухватился ртом за корешок и прыгнул на стену, где удержался перпендикулярно полу, потом с тем же блистательным успехом перепрыгнул на полоток, да так по нему и унесся прыжками на четвереньках вглубь поезда.

Я выхватила револьвер и прицелилась в полуночной свечной мгле:

— Именем Сотворителя и всех его мучеников я аннулирую твой абонемент!

— Люра! Люра! — затараторил Майрот, схватив меня за руки и плечи сзади так, что мне пришлось опустить оружие, — он не одержимый, он идиот. Полный, непроходимый идиот.

Я посмотрела на него, и буквально впервые за всю историю нашего общения сделала это с интересом. Он застенчиво улыбнулся и объяснил:

— В той статье, про аутопризраки, в том числе говорилось, что этот эффект возникает у механизмов и механоидов, попавших в сакровую щель между информационными оболочками частей мира. Из-за этого они одновременно находятся здесь и… в Храме, например, или здесь и на солнце. Поэтому на них одновременно могут действовать несколько сил притяжения. Вот. — Он подкинул шляпу, и та в прямом смысле слова упала на потолок.

Я покосилась в сторону убежавшего читателя и махнула своему клиенту пистолетом, чье дуло буквально блестело от скепсиса:

— А теперь подними.

Он укоризненно на меня посмотрел и очень осторожно поставил ногу на стену вагона, а потом, коротко подпрыгнув, присоединил к ней вторую. Я выругалась.

— Если говорить научным языком, то ваш спутник не совсем прав. Это явление гораздо сложнее, но, объясняя вульгарно, конечно, можно и так выразиться, — пояснил мне голос, звучавший справа от меня из уст кого-то, кто так же заинтересованно, как и я, смотрел за передвижениями Майрота.