Нелли Макфазер

Слезы огня

ПРОЛОГ

Лето 1988

Меня зовут Фэйбл. Наша семья, с которой я прожила всю жизнь в Монкере, славится по всему Теннесси своими скаковыми лошадьми. Однажды отдел светской жизни «Нашвилл Бэннер» собрался опубликовать статью о коневодстве, и корреспондент попросила меня ответить на несколько вопросов.

Она спросила меня, как долго я живу на «старой плантации», расположенной между Нашвиллом и Франклином, Теннесси.

Я сказала ей: «Всю свою жизнь», хотя могла бы добавить: «И гораздо раньше», и это тоже было бы правдой. Но журналистка, вероятнее всего, не смогла бы правильно понять меня. Я ощущаю себя неотъемлемой частью Монкера, и это ощущение никак не вмещается в отпущенные мне Богом временные границы. Но я этого не сказала. Ведь, работая над статьей, она могла бы связать мои слова с одной из теорий о загробной жизни. Поднялся бы шум, а это не очень-то понравилось бы моему отцу: ведь он подумывал всерьез баллотироваться в конгресс от партии консерваторов нашего округа на предстоящих выборах.

— Что чувствуете вы, — спросила журналистка, — пра-пра-правнучка Дайаны О'Ши Макафи Деверо, знаменитой контрабандистки времен гражданской войны?

Мы, южане, никогда не называли Войну Штатов гражданской войной, и обычно я поправляю тех людей, которые не знакомы с этим правилом. Но на этот раз я не стала этого делать.

В тот момент, когда журналистка задала этот вопрос, я как раз чистила скребницей своего любимого коня — Гэмблера.

Кстати, Гэмблер не похож на других наших лошадей. Дело в том, что я не разделяю страсти моей семьи к тому, чтобы заставлять этих прекрасных животных делать то, чего хотят от них люди. Мы с отцом заключили договор: если я не буду публично высказывать своего мнения на этот счет, он не будет настаивать на том, чтобы я присутствовала на соревнованиях или принимала в них участие.

Прежде чем ответить на вопрос журналистки, я еще несколько раз провела скребницей по спине Гэмблера. Это дало мне время побороть те чувства, которые всегда вызываются упоминанием имени моей давно уже умершей пра-пра-прабабушки Дайаны. О своем знаменитом предке я просто сказала:

— Она была великой южанкой.

Теперь я начала расчесывать Гэмблеру гриву.

— Она спасла Монкер и всех людей, живших в нем. Но я думала, вы собираетесь писать о наших лошадях и празднике в Шэлбивилле.

— Ну, вы же знаете, пикантные семейные предания никогда не повредят статье. Древние деньги, древние дома, древние легенды — у вашей семьи все это есть. — Она заглянула в блокнот, и я вся сжалась: я ждала вопроса, которого опасалась больше всего — вопроса о моей сестре Селесте.

Но журналистка заставила меня обмануться в моих опасениях. Ее явно больше всего интересовала Дайана.

— Правда ли, что перед тем как появиться в семье Деверо, ваша знаменитая прабабушка была простой ирландской беженкой, у которой не было ни гроша и которой пришлось заниматься проституцией, чтобы зарабатывать себе на жизнь?

Вопрос был несколько не деликатен. Но, хотя мне в ту пору было всего двадцать два года, у меня уже был достаточный опыт светского общения, и я знала, как положить конец нежелательному разговору.

— Отец сказал, что, если я надолго задержу вас в этих не слишком приятно пахнущих конюшнях, он найдет дело для нас обеих и заставит вычистить здесь весь навоз. Наверняка они с мамой уже сидят на веранде и давно ждут, когда мы присоединимся к ним, чтобы выпить чего-нибудь прохладительного.

Я положила скребницу на специальную полочку и, погладив своего коня по гладкой спине, направилась к воротам конюшни. Журналистке ничего не оставалось делать, как последовать за мной к выходу, осторожно обходя постоянно попадающиеся на пути кучи навоза.

Выйдя из конюшни, я тоскливо посмотрела на гору Дайаны, где в неспокойные времена моя прабабушка, что-то бормоча, трудилась над своим и по сей день знаменитым пшеничным «Горным виски». Был виден огромный древний дуб, под развесистыми, гостеприимными ветвями которого я так любила мечтать. Над ним нависли черные тучи. Может быть, все именно так и выглядело, когда Дайана стояла там, наверху, и плакала, глядя на красное зарево битвы при Нашвилле.

Как всегда, когда я думала о Дайане, я почувствовала, что у меня по коже побежали мурашки. Это — как легкое прикосновение трепещущей на ветру тончайшей вуали, которая скрывает от меня что-то, пока мне неведомое, но постоянно приближающееся.

— Да, кажется, погода начинает портиться, — сказала я, чтобы не показаться невежливой.

При первых же каплях дождя Мисс Журналистка прибавила шагу, и очень скоро мы уже поднимались на крытую веранду к моим родителям, где нас ждал поднос, уставленный серебряными чашками, в которые уже был разлит джулеп. [Джулеп — напиток из виски или коньяка с водой, сахаром, льдом и мятой. (Прим. переводчика.)] Посидев немного вместе со всеми, я извинилась и отправилась в свое излюбленное место на горе Дайаны. Мой отец даже не попытался остановить меня, потому что он просто обожает новых гостей, которые никогда еще не слышали ни одной из его историй.

Я вышла из дома навстречу дождю. Я всегда любила бури. Мне нравится наблюдать за тем, как небо, разыгрывая свое драматическое представление, очищает себя и землю. Как это Кольридж сказал в своей знаменитой оде? «И пусть эта буря породит гору…»

Меч молнии, рассекший небо, сделал огни Нашвилла невидимыми. Я заметила, что стала автоматически считать секунды между огненными вспышками и следующими за ними раскатами грома. Мое дерево — дуб Дайаны — вздрагивало при каждом новом ударе. Сорванный ветром листок упал мне на голову. (Около года назад я сделала «химию», но не меняла цвета своих волос. Непослушные пряди, которые мне постоянно приходилось заправлять за уши, были ярко-рыжими).

Мне пришлось долго вытаскивать этот лист из своих спутавшихся волос.

Во мне росло возбуждение, схожее с тем чувством, которое возникает, когда ты уже сидишь в самолете и ждешь, когда же он взлетит. Еще один удар грома… Вдруг я осознала некую раздвоенность своих мыслей: они казались одновременно моими собственными и чужими. Карты? Я, конечно, играю в бридж и в эту глупую игру… забыла, как она называется, но только не покер. И все-таки я ясно видела игрока, держащего в руках пять карт, который…

Новая вспышка молнии осветила мою гору. Старый дуб вздрогнул, и я услышала громкий шелест листвы. Каждая вспышка молнии высвечивала какие-то очертания, предметы, которые сейчас уже не существовали, но которые были мне почему-то знакомы.

Я услышала громкий треск: от моего старого дуба отломилась ветка. Еще одна вспышка, затем приглушенное ругательство где-то недалеко от меня в комнате, в которой внезапно стало темно. Комната? Я нахожусь в комнате? Дайана? Папа!

Почему я так странно одета?

— Папа!

Глава 1

Весна 1859

В суматохе последних минут погрузки на «Генерала Робертсона» два беглеца пробрались на корабль незамеченными.

Констебль, дежуривший на палубе, не обратил никакого внимания на эту жалкую, потрепанную пару, которую являли собой О'Ши. К тому же он был занят, следя за соблюдением всех необходимых мер предосторожности, сопровождающих погрузку богато инкрустированного клавесина, предназначенного для одного из самых модных публичных домов высшего разряда в Нашвилле.

Прошло уже семь лет с тех пор, как ужасающий по своим последствиям «картофельный голод» вызвал массовую миграцию в Америку, но, несмотря на это, в Новом Орлеане по-прежнему находилось множество ирландских иммигрантов. И семья О'Ши не была исключением. Теперь они пробирались на пароход, изменив свою внешность. Во-первых, Дайана О'Ши была переодета мальчиком, а свои огненно-рыжие волосы она спрятала под невероятных размеров кепку, и, во-вторых, Райли О'Ши только сегодня сбрил свои пышные бакенбарды. Два беглеца почувствовали себя в полной безопасности, когда, наконец, поднялись на борт парохода. Они нашли для себя свободное местечко, ухватились за поручни, и Райли мысленно приготовился стоически выслушать тираду, которой, он был уверен, сейчас разразится его дочь.

Дайана не обманула его ожиданий. Ее темно-синие глаза сверкали огнем, который, казалось, мог испепелить отца, и на него изливались все накопившиеся в ней чувства: обида, горечь, разочарование, полное крушение надежд.

— Разве я не говорила тебе вчера вечером, что глупо было садиться играть с теми людьми? Разве я не предупреждала тебя, всего один раз взглянув на них, что они слишком умны и хитры для твоих жалких трюков? Но нет, ты не послушал меня, ты, с твоими дрожащими руками и выдуманной пачкой денег в кармане!

Девушка остановилась, чтобы перевести дыхание. Ее гнев был вызван тем, что им едва удалось избежать тюрьмы. Но еще больше Дайана страдала от разочарования и сожаления: ей нравился Новый Орлеан, он был не похож на их мрачную ирландскую ферму с ее печалями и заботами. У Дайаны только-только появилась надежда, что ее отец наконец-то образумился и решил окончательно обосноваться в этом городе. Он даже нашел себе работу на пристани!

Все складывалось чудесно, так нет же, ему опять понадобилось «перекинуться в картишки», и он связался с какими-то людьми, влиятельными, но низкими и подлыми. Они чуть не довели до тюрьмы и его и Дайану.

От переполнявших ее чувств Дайана не могла вымолвить ни слова и молча смотрела на стоящего рядом отца, но ее взгляд был красноречивее любых слов.

— Ну, хватит, хватит… — Райли попытался успокоить Дайану, поглаживая ее руку и одновременно оглядываясь вокруг.

Он искал что-нибудь, что отвлекло бы его от мыслей о дочери, ведь причиной несчастий был он сам. Вдруг он обнаружил то, что искал: с корабля в эту минуту выгружали бочонок виски. При виде этого зрелища Райли даже облизнулся.

— Мать честная, — пробормотал он, лелея тайную надежду, что в баре парохода осталось достаточно таких бочонков.

Ему сейчас не помешал бы стаканчик-другой, чтобы приободриться после вчерашнего, и нагоняй, полученный от Дайаны, только усилил его желание.

— Мать честная, — снова повторил он, и в его голосе послышалось неподдельное страдание при виде исчезающего из вида бочонка.

— Забудь об этом бочонке виски, папа. Лучше объясни мне, как это так получилось, что нас из-за тебя чуть не бросили в тюрьму? Кстати, в следующий раз, когда тебе хочется поразвлечься так же, как прошлой ночью, я буду тебе очень обязана, если ты избавишь меня от этого.

— Ну, ладно, ладно, дочка, такому хорошенькому личику совершенно не идет хмуриться.

Райли снова погладил девушку по плечу, обратив внимание на то, как свободная рубаха и широкие штаны удачно скрывали ее женственные формы. Это было действительно очень неплохо, если учесть то, что любой из партнеров по вчерашней игре легко мог бы описать его дочь констеблю, и тогда… Ведь его Дайана не из тех девушек, мимо которых мужчины проходят, не замечая их. Хотя дочери всего восемнадцать, она уже имела отличную форму и благородную красоту, унаследованную ею от покойной матери.

— Ай, дочурка, но ведь мне нужна была твоя миловидная мордашка, чтобы она не давала тем парням сосредоточиться на игре. Я делал на это ставку — ведь они такие скользкие типы.

— Да уж, много пользы было от этой «миловидной мордашки», когда они заметили, что ты мухлюешь! Да нам просто повезло, что мы выбрались оттуда живыми!

При воспоминании об этом Райли с трудом подавил улыбку. Лично он был убежден, что тасовать карты — это гораздо более интересное, волнующее занятие, чем его работа на пристани и, уж конечно, интереснее, чем выращивание картофеля. Америка — отличная страна, полная огромных возможностей. И так как Дайана уже взрослая, он теперь вправе быть чуть более эгоистичным в поисках этих возможностей.

— Согласен, — вымолвил он, — но ты это здорово придумала — опрокинуть лампу. И черный ход обнаружила как раз вовремя.

Райли заметил, как дрогнули уголки губ Дайаны и понял, что скоро она вместе с ним будет смеяться над их отчаянной выходкой и побегом. Он подмигнул дочери и прошептал с видом заговорщика:

— Повезло мне, что у меня такая умная дочка. А еще повезло, что я вижу в темноте как кот. Вот я и прихватил с собой почти весь банк.

— Ох, папа, — тяжело вздохнула Дайана, — когда-нибудь мы попадем из-за тебя в такую переделку, из которой уже не сможем выбраться.

Она внезапно остановилась, увидев, как на палубу парохода поднималась одетая по последней моде девушка, за которой шла огромная негритянка, нагруженная массой свертков.

— О-о-о!

Дайана завороженно смотрела на девушку и старалась запомнить каждую деталь ее изысканного костюма. Она попыталась представить, как бы чувствовала себя она, Дайана, в этом зеленом бархатном платье с черным кантом и мягкими оборками. В руке она держала бы зонтик с ручкой из слоновой кости, а на чудесной модной шляпке легко покачивались бы перья.

— Ты только посмотри, папа. Она, должно быть, дочка какого-нибудь плантатора.

Райли О'Ши перевел взгляд на юную красавицу, которой каждый мужчина на корабле считал своим долгом отдать честь поклоном или улыбкой.

Он почувствовал, как к его горлу подступает тугой комок при мысли о том, что его собственная дочь одета, как оборванка, а точнее, как оборванец. Черт возьми, он найдет на этом корабле подходящих партнеров и выиграет достаточно, чтобы его Дайана ни в чем не знала нужды!

— Диди, дорогая! Придет время, и я сделаю так, что и ты тоже будешь носить такую же одежду!

Дайана усмехнулась про себя. Даже если бы у ее отца обе руки были намазаны клеем, он не смог бы удержать такую сумму денег, на которую можно было бы купить подобный наряд. Думая об этом, Дайана смотрела, как молодая женщина, которой все так восхищались, проплыла мимо, кокетливо приподняв юбки, чтобы они не касались грубого настила палубы.

— Добрый день, мисс Деверо. Подошедший к ней младший помощник капитана вдруг вспыхнул до корней волос и запнулся на полуслове, когда предмет его восхищения вскинул темные ресницы и улыбнулся ему.

— Для нас всегда огромная радость видеть вас на нашем корабле. Вы ездили в Новый Орлеан за покупками?

Габриэлла Деверо коротко рассмеялась и обвела глазами гору свертков, из-за которой была едва видна ее служанка.

— Но это же очевидно, не так ли? Возможно, вы могли бы помочь Пруди отнести это все в мою каюту?

Младший помощник рванулся вперед, чтобы выполнить эту просьбу-приказ, но его остановила резкая команда с капитанского мостика.

— Ах, извините, мэм, но я должен выполнять свои обязанности.

Он поспешил прочь, чем безмерно разозлил капризную молодую даму.

Габриэлла оглянулась вокруг, даже не пытаясь скрыть своего раздражения. Ее взгляд упал на Дайану, которая стояла, облокотившись на перила, и с явным интересом наблюдала за происходящим.

— Эй, ты, парень!

Только оглянувшись несколько раз вокруг себя, Дайана поняла, что надменная мисс обращается именно к ней.

— А? Я?

— Да, ты, — раздраженно повторила Габриэлла. — Я дам тебе пару монет, если ты поможешь моей служанке отнести эти свертки. Кажется, в данный момент тут больше некому мне помочь.

Довольно презрительно измерив Дайану взглядом, она добавила:

— У тебя, конечно, не так уж много мускулов, но, я думаю, ты справишься.

Дайана даже не пошевелилась, чтобы взять монеты, которые протягивала ей Габриэлла.

Она лишь спокойно посмотрела дочери плантатора прямо в глаза:

— А с вашими мускулами что-то не в порядке?

От удивления Габриэлла только раскрыла рот.

— Вот уж никогда… — наконец выдавила она.

— Никогда, что? Не носила свои собственные вещи, вместо того, чтобы превращать эту бедную женщину во вьючную лошадь? Вы же молодая и сильная, так и носите свои свертки, — сказала Дайана, пожав плечами и поворачиваясь спиной к наследнице плантаций.

Райли О'Ши шагнул вперед и поклонился Габриэлле Деверо.

— Мисс, я с удовольствием помогу вам с этими свертками. И оставьте монеты себе. Ни один ирландец не возьмет платы за то, что является для него честью.

Габриэлла фыркнула, но все же горделивой походкой направилась к себе в каюту. Дайана не могла не услышать ее последнюю реплику, которая была произнесена с нескрываемой иронией:

— Вы, сэр, настоящий джентльмен, чего никак не скажешь о вашем сыне.

Дайана тихонько рассмеялась. Ах, как же вы правы, Мисс Богатство и Власть!

На твердых досках главной палубы спалось не очень хорошо, и не только потому, что О'Ши никак не удавалось как следует согреться. Еще не давали уснуть шум и суматоха частых остановок. «Робертсон» останавливался почти у каждой маленькой и грязной деревенской пристани. Но, наконец, наступила относительная тишина, если не считать стона котлов и скрипа лопастей гребного колеса, и Дайане удалось уснуть, утомленной всеми событиями, сопровождавшими их побег из Нового Орлеана. Все-таки нелегко было выбраться ей и отцу из этой переделки.

Дайана очнулась после двухчасового сна и не сразу вспомнила, где она находится. Но холодные брызги пены из-под гребного колеса и плавное движение корабля напомнили ей об этом.

Она протянула руки и дотронулась до чего-то бесформенного, прикрытого одеялом и лежащего рядом с ней.

— Папа, пап, ты спишь?

Мягкий мешок под одеялом даже не пошевелился, и Дайана резко села, теперь уже полностью проснувшись и осознав, что ее отец вовсе не спал рядом с ней, как она предполагала. Она тихо, но сердито выругалась:

— Черт возьми, папа! Тебя и на минуту нельзя оставить без присмотра.

Как раз в этот момент Дайана услышала доносившиеся из бара музыку и смех и решительно встала. Заправив под кепку выбившиеся пряди волос, она подтянула свалившиеся штаны и отправилась на поиски Райли О'Ши.

У девушки не было ни малейших сомнений, что она найдет отца в баре уже за игрой, которую он обязательно проиграет. Ну уж нет, черт возьми, половина тех денег по праву принадлежит ей, и она не собирается стоять в стороне, пока он проигрывает их какому-нибудь прикинувшемуся простаком аферисту. С нее и так уже достаточно.

— Слушай-ка, парень, здесь не место таким, как ты.

Дородный мужчина, стоявший у входа в бар, выглядел довольно миролюбиво, но его намерение не впускать Дайану казалось твердым.

Дайана опустила голову, не желая, чтобы этот вышибала заметил тревогу в ее глазах.

— Я только пришел узнать, может, я смогу получить здесь немного свежей воды или чего-нибудь перекусить, если я буду обслуживать столики.

Мужчина рассмеялся и похлопал Дайану по худеньким плечам.

— Да уж конечно, парень, тебе бы не помешало побольше мяса на этих костях. А наш хозяин — очень добродушный человек. Я не сомневаюсь, что он разрешит тебе наливать виски в стаканы, а за это чем-нибудь тебя покормит.

Он понизил голос до доверительного шепота:

— Тут у нас за одним столиком игра в самом разгаре, и парням, понятно, требуется много выпивки. Хотя, между нами, всем уже известно, кто выиграет, потому что Деверо сегодня явно в ударе.

— Деверо?! — забыв о всякой осторожности и маскировке, воскликнула Дайана своим обычным голосом.

— Да, Андрэ Деверо.

Здоровяк только добродушно улыбнулся, подумав, что у парня сейчас, должно быть, возрастная ломка голоса. У него самого был сынишка как раз этих лет, и поэтому он испытывал что-то вроде нежности к этому слишком щуплому для своего возраста пареньку.

— Лучший игрок на реке. Это тебе любой скажет. И честный к тому же, не то что всякие шулера, которые поднимаются на борт только за тем, чтобы заработать себе деньжат обманом.