Видя всеобщее уважение, которым пользовался регент (как со стороны черных, так и белых), и власть, которой он обладал и которая казалась практически неограниченной, я пришел к убеждению, что власть вождя — это тот самый центр, вокруг которого вращается жизнь. Власть и безмерное влияние вождя на окружающих пронизывали все аспекты нашей жизни в Мэкезвени и выступали в качестве верного средства, с помощью которого можно было наверняка добиться любого результата и любого статуса.
На мои более глубокие представления о природе лидерства оказало дальнейшее наблюдение за регентом и его двором. Я набирался опыта и знаний на собраниях племени, которые регулярно проводились в Замечательном Месте. Они не были запланированы в соответствии с каким-то строгим графиком, но созывались по мере необходимости и проводились для обсуждения вопросов, касавшихся всего племени, таких как засуха, забой скота, масштабные предписания магистрата или новые законы, изданные колониальными властями. На собраниях могли присутствовать любые члены племени тембу — и очень многие, действительно, приезжали на эти мероприятия верхом или же приходили пешком.
В этих случаях при регенте находилась его амафакати, группа советников высокого ранга, которая выполняла функции парламента и судебной власти одновременно. Эти советники были зрелыми, мудрыми людьми, которые сохранили знания истории и обычаев племени и чье мнение имело большой вес.
Регент направлял советникам, а также местным вождям, старостам и прочим послания, уведомляющие о предстоящем собрании, и вскоре Замечательное Место наполнялось важными посетителями и рядовыми представителями племени, прибывавшими со всего Тембуленда. Гости собирались во дворе перед главным домом регента, и он открывал собрание, поблагодарив всех за то, что они прибыли, и объяснив, зачем он их вызвал. С этого момента он больше не произнесет ни слова, пока собрание не подойдет к концу.
После этого высказывались все желающие. Это была демократия в чистом виде. Возможно, среди выступавших и существовала какая-то иерархия, но в конечном итоге возможность высказать свое мнение предоставлялась всем: местным вождям и их подданным, воинам и знахарям, торговцам и фермерам, землевладельцам и рабочим. Люди говорили без перерыва, и такие собрания могли длиться несколько часов подряд. В данном случае проявлялись важные принципы самоуправления: первое — каждый был волен высказать свое мнение, второе — все были равны в своей значимости как граждане. (Небольшая оговорка: боюсь лишь, что женщины считались гражданами второго сорта.)
Во время проведения собрания организовывался большой банкет, и я часто получал расстройство желудка, слишком много поедая в ходе выступления ораторов. Я отмечал для себя разницу в выступлениях: некоторые ораторы говорили бессвязно и, казалось, никак не могли добраться до сути вопроса, другие же сразу начинали с существа обсуждаемой проблемы и приводили аргументы кратко и убедительно. Одни выступавшие использовали эмоции и не стеснялись прибегать к драматизму, чтобы таким образом расшевелить аудиторию, а другие ораторы всячески избегали эмоций и в своих выступлениях были спокойны, рассудительны и уравновешены.
Оказавшись впервые на таких собраниях, я был поражен горячностью и прямотой, с которой некоторые выступавшие критиковали регента. Он не был выше критики, напротив, зачастую он являлся ее главной мишенью. Но каким бы вопиющим ни было обвинение в его адрес, регент спокойно выслушивал его, не защищаясь и не выказывая никаких эмоций.
Собрания продолжались до тех пор, пока не достигался какой-либо консенсус. Они заканчивались либо единогласным утверждением согласованного решения, либо вообще безрезультатно. Единодушие, однако, могло заключаться в соглашении об отсутствии полного согласия, о готовности подождать более благоприятного времени, чтобы предложить новое решение. Демократия означала, что каждый должен был быть услышан, и конечное решение принималось только совместно, отражая волю всего племени. Правило большинства на этих собраниях было чуждым понятием. Мнение меньшинства не должно было быть раздавлено мнением большинства.
Только в конце собрания, когда зачастую солнце уже садилось, c речью мог выступить регент. Цель его обращения к собравшимся состояла в том, чтобы подвести итог всему сказанному и попытаться выработать некоторый консенсус на основе различных мнений. Но тем, кто не был согласен, не навязывалось никакого решения. Если не удавалось достичь какого-либо соглашения, планировалось проведение еще одного собрания. По завершении собрания представитель амафакати, признанный певец или поэт произносил панегирик древним вождям и похвалу (в сочетании с сатирой) в адрес нынешних, а аудитория, возглавляемая регентом, ревела от смеха.
Как руководитель, я всегда старался следовать принципам, на основе которых регент организовывал собрания племени в Замечательном Месте. Я взял за правило всегда выслушать каждого участника дискуссии, прежде чем высказать свое собственное мнение. Часто мое собственное мнение представляло собой консенсус с учетом того, что я услышал при обсуждении того или иного вопроса. Я всегда помнил концепцию регента: по его утверждению, настоящий руководитель подобен пастуху. Он всегда остается позади стада, позволяя самым проворным идти впереди, за которыми следуют и все остальные, не понимая, что все это время ими руководит тот, кто идет сзади.
Именно в Мэкезвени у меня развился интерес к истории Африки. До сих пор мне доводилось слышать только о героях народа коса, но в Замечательном Месте я узнал и о других африканских героях, таких как Сехухуне, короле народа бапеди, Мошоешо, короле народа басото, Дингаане, верховном правителе зулусов, а также о вожде одного из зулусского кланов Бамбате, короле народа амахоса Хинце, вожде народа коса Макане, вожде племени ролонг Монтшиве, верховном вожде племени бамангвато Кгаме. Я узнал о них от местных вождей и старост, которые приезжали в Замечательное Место, чтобы уладить споры и рассмотреть различные сложные дела. Хотя приезжавшие и не были юристами, они представляли эти дела на рассмотрение и выносили по ним то или иное решение. Иногда они завершали рассмотрение дел раньше обычного и тогда оставались на некоторое время, рассказывая различные истории. В таких случаях я молча внимал им. Порой они говорили на диалекте, который я раньше никогда не слышал. Их речь была строгой и возвышенной, манеры — медлительными и неторопливыми, а щелчки, традиционно используемые в нашем языке, — длинными и драматичными.
Сначала они прогоняли меня под тем предлогом, что я слишком молод, чтобы слушать их. Затем они стали подзывать меня с пожеланиями, чтобы я принес им огня или воды или чтобы передал женщинам, что они хотят чаю. В первые месяцы я был слишком занят, выполняя поручения, чтобы следить за их разговором. Но в конце концов они позволили мне оставаться с ними, и передо мной развернулась история борьбы великих африканских патриотов против западного господства. Мое воображение воспламенилось славой этих африканских воинов.
Самым старым из местных вождей, который потчевал собравшихся старейшин древними сказаниями, был Звелибхангиле Джойи, сын Великого Дома верховного вождя Нгубенгкуки. Вождь Джойи был так стар, что его морщинистая кожа висела на нем, как свободное пальто. Его рассказы разворачивались крайне неторопливо и часто прерывались сильным хриплым кашлем, который вынуждал рассказчика каждый раз прерываться на несколько минут. Вождь Джойи был большим авторитетом в племени тембу во многом потому, что лично участвовал в тех событиях, с которыми он знакомил своих слушателей.
Но как бы ни был вождь Джойи убелен сединами, с него слетали целые десятилетия, когда он рассказывал о молодых «импис», воинах в армии короля Нгангелизве, сражавшихся с британцами. Представляя действующих лиц в живописной пантомиме, вождь Джойи ловко ползал по вельду и бросал свое копье, вспоминая о победах и поражениях того времени. В его историях перед нами явственно представали героизм, великодушие и смирение короля Нгангелизве.
Не все истории вождя Джойи касались племени тембу. Когда он впервые заговорил о воинах не из народа коса, я очень удивился этому. Я был похож на мальчишку, который поклоняется местному футбольному герою и не интересуется звездой национального футбола, всех масштабов которой ему не дано понять. Только позже я осознал весь спектр африканской истории и значимость деятельности всех африканских героев независимо от племени, к которому они принадлежали.
Вождь Джойи высказывался против политики белых, которые, по его мнению, намеренно разделили народ коса, «отделив брата от брата». Согласно его описанию, белые заверили племя тембу, что их истинным вождем является великая белая королева за океаном и что они — ее подданные. Но белая королева не принесла чернокожим ничего, кроме страданий и несчастий, и если она и являлась вождем, то была злым вождем. Военные истории вождя Джойи и его обвинения в адрес британцев заставили меня почувствовать себя обманутым и обозленным, как будто у меня отняли мое право по рождению.
