— А я разве оскорбил? — На этот раз Кейн улыбнулся широко и весело, словно услышал нечто в высшей степени забавное. — Ваша честь может быть совершенно спокойна, я не собираюсь трубить направо и налево, что судья Натали Валланс, всеми уважаемая еще и за свою неколебимую добродетель, нареченная ни много ни мало как самого лорда Блэкмора, однажды ночью бросилась в объятия первого встречного.

— Будь ты проклят, Кейн Ковингтон! — Натали вырвалась и отступила. — Можешь оповестить об этом хоть весь мир!

— Но я уже сказал, что это не входит в мои намерения. — Он произнес это на безупречном английском, но с вкрадчивым южным акцентом, который Натали так ненавидела и который совершенно не подходил к жестким чертам его лица и холодной голубизне глаз. — Я мог бы очернить вас перед человеком, который так нелепо вас боготворит, но не сделаю этого.

Он помолчал, по-прежнему изучая ее. Натали прочла в его взгляде презрение и внутренне содрогнулась.

— Я…

— “…сама скажу ему”?

Вам это не по силам. Она смерила его испепеляющим взглядом, но не возразила. Напряжение между ними нарастало все больше, взгляды скрестились, как клинки, и светились обоюдной неприязнью. Неприязнь, однако, была щедро сдобрена физическим тяготением. По крайней мере Натали сознавала, что ее влечет к мужчине, который только что отозвался о ней так пренебрежительно. Подобная слабость отвратительна! Она поспешила сорвать зло на Кейне.

— Мистер Ковингтон, — отчеканила она, только что не скрежеща зубами, — вы обвиняетесь в убийстве и завтра предстанете перед судом! Вы в моих руках! Подумайте об этом, отходя ко сну!

— Вот как, я в ваших руках? — произнес он с возмутительным спокойствием. — Лучшего и не придумаешь! Помнится, ваша честь, эти руки однажды уже принесли мне море наслаждения. Подумайте об этом, отходя ко сну.

— До встречи в суде!

И Натали бросилась прочь, провожаемая смехом Кейна Ковингтона. Кипя яростью, она пронеслась мимо стола тюремщика, помедлила в дверях, вернулась и спихнула его здоровенные ножищи со стола, заставив вскочить с вытаращенными глазами.

— Вам поручено охранять убийцу, вот и охраняйте, и нечего дрыхнуть на посту!

Здоровяк, весь малиновый от смущения, стоял навытяжку, пока Натали не скрылась за дверью. Что касается Кейна, он вернулся на нары, расположился на них по возможности удобнее и начал перебирать события дня.

Надменная служительница закона получила этим утром жестокий шок, увидев, кого именно ей предстоит судить. Еще больший шок ожидает ее на следующем заседании.

Кейн перестал улыбаться.

Для него эта встреча тоже оказалась шоком, и немалым. От Джо Саута он знал, что окружной судья женского пола, более того, что это красавица, настоящая леди и невеста самого прославленного гражданина городка, если не по деяниям, то по происхождению и богатству. Если верить Джо, лорд Эшлин Блэкмор — единственный мужчина, которому удалось завоевать сердце вышеупомянутой дамы, хотя пытались многие: удачливые золотоискатели, богатые скотоводы, прославленные юристы и даже один проповедник. Судя по всему, досточтимая Натали Валланс несколько лет хранила верность погибшему на войне супругу, хранила до тех пор, пока в Клаудкасл не явился лорд Блэкмор. Каким-то образом ему посчастливилось склонить прекрасную вдову к обручению, и с тех пор к этой паре относились почти как к супружеской, считая, что их брак — всего лишь вопрос времени. В самом деле, недавно граф заговорил о венчании.

Кейн скорчил гримасу. Есть ли на земле хоть одна по-настоящему честная женщина? Значит ли вообще слово “честь” хоть что-нибудь для этих ветреных созданий? Или они все под стать его ангелоподобной Сюзанне? По крайней мере здешняя судья ничем не отличается от бездушной кокетки, которая так подло его предала.

Вздохнув, Кейн полез в карман за сигарой. Ему не лежалось, он слез с нар и принялся расхаживать по камере. Лицо его в лунном свете казалось злым, воображение рисовало прекрасные и лживые женские лица, пока одно из них прочно не завладело его мыслями.

Кейн перестал ходить, сел, сделал последнюю затяжку, щелчком выбросил окурок в зарешеченное окно и так же резко выбросил Натали Валланс из головы. Несколько минут спустя он уже спал.

* * *

А Натали не спалось, и не впервые. Вот уже месяц, как ночами ей удавалось заснуть лишь после нескольких бессонных часов. Месяц — с той ночи в “Испанской вдове”.

За всю свою жизнь Натали ни разу никого намеренно не обидела. Разумеется, как то свойственно любому смертному, у Нее бывали просчеты, но никогда она не совершила ничего такого, что приходилось бы таить от других — то есть ничего по-настоящему постыдного. И вот теперь это случилось. Теперь у нее была мрачная тайна. Уже и это было плохо, но утром произошло то, что сделало ее жизнь поистине невыносимой.

Поднять взгляд, заглянуть в глаза обвиняемого и узнать — о Боже, узнать его! — а потом выслушать обвинения в разврате и лживости!

У Натали вырвался стон стыда. Все, в чем Кейн Ковингтон обвинил ее, правда! Онa именно такая, какой он ее видит. Приличная женщина, невеста достойного человека, она вела себя как развратница в объятиях негодяя, убийцы, и Бог наказал ее, снова сведя их вместе, дав возможность Заново прочувствовать совершенный проступок.

Натали закрыла лицо руками. По крайней мере об одном преступлении Кейна Ковингтона ей известно: он выстрелил в Джимми Рея Лезервуда и убил его наповал июльским днем неподалеку от Клауд-Уэста, ее собственного ранчо. В то время она находилась в Санта-Фе, в гостях у Метаки, временно передав свой пост выездному судье. Она и понятия не имела о выстреле в горах.

После того как патруль вызволил ее из “Испанской вдовы”, Натали вернулась в Клаудкасл и узнала про убийство. Ей и в голову не пришло, что его совершил человек, с которым она разделила ночь греха. Эшлин упомянул имя Кейна Ковингтона, но тогда оно ничего для нее не значило.

Еще долго Натали лежала, мучая себя воспоминаниями, пока сон наконец не сжалился над ней и не помутил смятенные мысли. Однако едва задремала, как ей привиделся приговор, вынесенный ею самой. Он касался Кейна Ковингтона, и там черным по белому стояло “смерть через повешение”.

Обливаясь холодным потом, Натали села в постели. Перед ней стояло лицо обвиняемого — красивое лицо с яркими голубыми глазами. Выходит, по ее милости они закроются навсегда?

— Боже милосердный! — вырвалось у нее. — Насколько тяжкой должна быть вина, чтобы я могла сломать жизнь человеку?!

Глава 6

На другое утро, ровно в девять, массивные часы в деревянном футляре завели тихий перезвон.

Натали сидела за столом у себя в кабинете, уже облаченная в черную судейскую мантию, все с тем же тугим узлом на затылке — лишь ему удавалось укротить своенравную гриву ее волос. Перезвон часов заставил Натали встрепенуться. Помедлив самую малость, она решительно поднялась из-за стола.

— Встать, суд идет!

Зал снова был переполнен. Ожидание подогрело интерес, поэтому публика волновалась еще больше, чем накануне. Высокие стрельчатые окна были распахнуты настежь, за ними виднелись столь же возбужденные лица. Те, кто пришел позже, старались протолкаться вперед для лучшего обзора. Всем хотелось как следует разглядеть человека, виновного в смерти одного из окрестных жителей.

Натали тоже не отказалась бы бросить на него взгляд, но из принципа смотрела только в бумаги или на публику. Среди собравшихся было немало женщин. Вместо неприязни или . осуждения на их лицах читался откровенный интерес, многие поправляли прически, трепетали ресницами, поводили плечиками, поигрывали веерами — словом, исполняли извечный ритуал флирта. Только взгляните на них, с отвращением подумала Натали. Приличные женщины, леди, а выставляют себя на посмешище, лишь бы привлечь внимание. Их ничуть не смущает, что объект их интереса — убийца.

Натали постучала молотком громче, чем требовалось, чтобы призвать публику к порядку.

Еще несколько минут слышались кашель, шарканье ног, шорох одежды и перешептывания, но так как всем не терпелось, чтобы процесс наконец начался, вскоре наступила полная тишина.

— Слушается дело “Территория Колорадо против Кейна Ковингтона”, — объявила Натали своим громким внятным голосом, хорошо слышным и за пределами зала. — Истец: Дамон Ли Лезервуд, Клаудкасл, территория Колорадо. Ответчик: Кейн Ковингтон, штат Миссисипи.

Она подняла глаза. Дуглас Мэтьюз, окружной прокурор, что сидел рядом с истцом, самодовольно ей улыбнулся. Он выглядел так, словно уже выиграл дело. Натали перевела взгляд на другой стол, ожидая увидеть за ним адвоката защиты. Однако стул адвоката был пуст, так же как и накануне. Натали кашлянула, чтобы голос ненароком не сорвался,

— Подсудимый, я не вижу вашего адвоката.

— У меня его нет.

— Тогда мне придется его назначить.

— В этом нет необходимости, ваша честь, — учтиво сказал Ковингтон и поднялся. — Могу я подойти для переговоров?

— Если только они состоятся в моем присутствии, — тотчас вмешался Дуглас Мэтьюз.

Натали выразила согласие, окружной прокурор вскочил и бросился к судейскому столу, не выждав даже, пока Кейн поднимется.

— Итак, мистер Ковингтон?

— Ваша честь, я намерен сам защищать себя — это первое. Второе — я требую суда присяжных. Натали растерялась.

— Что за глупости, Ковингтон! — возмутился Мэтьюз. — Вы никак не можете выступать в качестве адвоката!

— Отчего же, могу, — сказал Кейн не ему, а Натали. — Я имею разрешение на юридическую практику в штате Миссисипи, чем и занимался до Гражданской войны.

Сказать это было все равно, что помахать красной тряпкой перед быком. Натали немедленно нарисовала себе Ковингтона в форме конфедератов, невозмутимо укладывающим из “винчестера” одного северянина за другим.

— Гражданская война, вот как? Я называю это мятежом!

— Называйте как вам угодно, тем не менее я могу выступать в качестве адвоката и имею право потребовать суда присяжных.

— Как все это, однако, странно… — Мэтьюз поскреб в затылке.

— Если суд и мой досточтимый коллега… — Кейн адресовал ему довольно иронический поклон, — сомневаются в моих словах, я вынужден напомнить, что в соответствии с Конституцией Соединенных Штатов, и территории Колорадо в частности, каждый, кому предъявлено обвинение в убийстве, имеет право на суд присяжных.

— Это право распространяется только на граждан нашей страны, — возразил Мэтьюз. — Вы гражданин, мистер Ковингтон? Я имею в виду, присягали ли вы на верность Соединенным Штатам после окончания войны? Если нет, мы не можем считать…

— Я никому ни на что не присягал и не собираюсь, мистер Мэтьюз. Зато я навел справки и точно знаю, что независимо от этого имею право на суд присяжных. — Кейн повернулся к Натали. — Или меня ввели в заблуждение и я буду судим и приговорен лично вами, ваша честь, как если бы это был военно-полевой суд?

— Я вижу, вы на редкость хорошо информированы, — недовольно заметила Натали. — Действительно, вы имеете полное право быть судимым судом присяжных. — Она схватила молоток, раздраженно ударила им и объявила: — Суд соберется снова через час как суд присяжных!

По распоряжению Натали судебный пристав отправился искать добровольцев среди толпы золотоискателей и скотоводов. Часом позже список присяжных был составлен. Интерлюдия завершилась тем, что Дуглас Мэтьюз, расхаживая перед присяжными с выпяченной грудью, заверил их, что обвинение будет очень скоро доказано. Закончив речь, он отвесил общий поклон и уселся, самодовольно пыжась, словно петух, которому удался его утренний крик. Кейну он послал ехидную усмешку.

— Желает ли защита добавить что-нибудь к вышесказанному? — осведомилась Натали у Кейна.

— Защите нечего добавить, ваша честь, — невозмутимо ответствовал тот.

Затем был вызван главный свидетель обвинения, он же истец, Дамон Ли Лезервуд, брат убитого. Он вышел типичной походкой ковбоя, покачиваясь, как матрос при волнении на море. На его широкой физиономии во время присяги читалось нескрываемое злорадство. Мэтьюз одобрительно улыбнулся ему.

— Свидетель, восьмого июля сего года вы со своим младшим братом Джимми находились в горах, на окраине земельного владения Клауд-Уэст, и там обнаружили неизвестного, который незаконно вторгся на чужую территорию. Это так?

— Точно так.

— Как повел себя этот человек при виде вас?

— Выстрелил и насмерть уложил Джимми прямо у меня на глазах!

— Еще раз примите мои соболезнования. Сколько лет было вашему брату?

— Он был совсем еще ребенком! Ему вот-вот должно было исполниться двадцать три. Ну разве это много?

— Какая короткая жизнь! Какая утрата! — воскликнул окружной прокурор, воздев руки, и Натали с удивлением спросила себя, отчего Кейн не протестует. — Присутствует ли в этом зале бессердечный убийца вашего брата?

— Присутствует!

— Укажите его суду.

— Вот он! — Лезервуд ткнул пальцем в сторону обвиняемого. — Это тот самый ублюдок, который убил моего маленького Джимми!

Опрос свидетеля шел своим ходом, Мэтьюз ловко ставил вопросы, постепенно обрекая Ковингтона, а тот никак не проявлял себя, что заставило Натали усомниться в его юридическом опыте. Он что же, собирается сидеть сиднем до тех пор, пока ей не придется отправить его на виселицу? Неужели и туда он пойдет без возражений?

Она старалась не смотреть в сторону подсудимого, а когда, в конце концов, не выдержала и бросила на него взгляд, глаза ее округлились, потому что Ковингтон как раз прикрывал рукой зевок. В глазах его читалась дремота, веки полузакрылись, вся поза являла собой полную расслабленность. Он не в своем уме, вот в чем дело! И как она раньше не догадалась? Только помешанный мог не сознавать, что дело идет к смертному приговору. Если он не встряхнется и не возьмется, наконец, за свою защиту, то еще до заката будет болтаться в петле!

Кейн почти не прислушивался к опросу свидетеля. Поначалу мысли его блуждали далеко от зала суда, потом перенеслись к красивой женщине в судейской мантии, и он принялся изучать ее из-под полуопущенных ресниц. Вообще говоря, ему стоило бы не отрывать от нее взгляда сколько получится. Если вспомнить, что находится у него в нагрудном кармане, это последний шанс полюбоваться на “пеньковую Валланс”. Когда эта бумага будет зачитана, судья возненавидит его с еще большей страстью, чем теперь.

Кейн подавил вздох.

Натали оставалась восхитительной даже в объемистой черной мантии, со строгой прической, и не составляло никакого труда вообразить себе аромат этих волос, бархат кожи, жаркий шепот страсти, что так удавался ей в ту ночь и так не походил на этот четкий, бескомпромиссный тон. Он слишком хорошо помнил, как эти руки и ноги сжимали его торс, какими податливыми были под его поцелуями эти губы, какой упоительной была ее влажная глубина…

Кейн передвинулся на своей скамье.

— …и мы с Джимми вежливо попросили его удалиться. Да, вежливее было просто некуда!

— Ваша честь, обвинение не имеет больше вопросов к свидетелю, — сказал Мэтыоз голосом, исполненным сострадания, и обратился к Кейну: — Свидетель ваш!

Кейн склонил голову в знак согласия, поднялся и обратился к свидетелю:

— Мистер Лезервуд, вы уже встречали меня прежде?

— Что? — Дамон испепелил его взглядом. — Встречал ли я тебя, проклятый ублюдок? Ты что, издеваешься? Ты отлично знаешь, что встречал!

— Уважение к судебному процессу! — Натали постучала молотком.

— Где именно мы встречались, мистер Лезервуд?

— Вы отлично знаете где, — угрюмо ответил тот, переводя взгляд от него к дюжине напряженно слушавших присяжных и обратно.

— Я хочу, чтобы вы точно указали место, где впервые меня увидели.

Кейн вернулся к скамье, чтобы сбросить превосходно сшитый пиджак, и Натали отметила свободный разворот его широких плеч и прямую, надменную линию спины. Когда он повернулся, она поспешно отвела взгляд и, кажется, вспыхнула, как школьница, которую симпатичный молодой учитель поймал на влюбленном созерцании. Не хватало только, чтобы в публике это заметили!

— Итак, — поощрил Кейн Лезервуда, закатывая рукава рубашки на загорелых руках, — где вы с братом меня увидели?

— На землях Валлансов, где вам никак не полагалось быть!

— Точнее, мистер Лезервуд! Насколько мне известно, Клауд-Уэст — или, как вы изволили сказать, земли Валлансов — территория весьма протяженная. В какой именно части ее вы меня встретили?

Дамон замялся. Кейн снова приблизился к свидетельскому месту, поставил ногу на основание ограждения (аккуратно поддернув при этом штанину) и скрестил руки на груди.

— Я жду, мистер Лезервуд.

— А какая разница где?..

— Отвечайте!

— Протестую, ваша честь! — крикнул Дуглас Мэтьюз, приподнимаясь. — Мне тоже непонятно, чего ради…

— Ваша честь, — перебил Кейн, с демонстративным почтением убирая ногу и опуская руки, — я не просто тяну время, а целенаправленно опрашиваю единственного свидетеля. Вы можете быть совершенно уверены, что вопрос задан не случайно.

— Протест отклоняется, — сказала Натали. — Если точное место встречи имеет значение, пусть оно будет названо.

— Благодарю, ваша честь. Мистер Лезервуд, мы все ждем, когда вы укажете суду, где именно мы встретились в тот день.

— На склоне Промонтори-Пойнт, — буркнул свидетель, беспокойно возясь на своем месте, — ярдах в ста выше границы лесов. Ты… вы поили лошадь в Бирюзовом озере.

— Совершенно верно! — Кейн благожелательно улыбнулся мрачному как туча Лезервуду. — И что же произошло, когда вы и “ваш маленький Джимми” обнаружили меня у озера?

— Мы объяснили, что вы находитесь в чужих владениях.

— Объяснили? Вы хотите сказать, что это было всего-навсего вежливое объяснение?

— Ну… мы сказали, что вам лучше уехать.

— Мистер Лезервуд, вам известно, что бывает за лжесвидетельство?

— За что, за что?

— За ложь под присягой.

— Я не лгу, я просто…

— Нет, вы именно лжете. — Кейн близко наклонился к свидетелю. — Вы и не думали что-то объяснять или предлагать. Заметив незнакомого человека у озера, вы без церемоний выстрелили в него, не так ли?

— Не было этого!

— Ну как же не было, мистер Лезервуд? Я поил лошадь, когда мимо вдруг просвистела пуля. Понятное дело, я стал отстреливаться.

— Все было совсем не так… то есть не совсем так… — Лезервуд беспомощно покосился на присяжных, потом на судью.

— Нет, все было именно так, — настаивал Кейн. — В меня стреляли, я стал отстреливаться. Между прочим, мистер Лезервуд, не я, а вы с братом находились в тот день в чужих владениях. Я был в своих собственных.

В публике раздались удивленные восклицания, Дуглас Мэтьюз вскочил с криком “Протестую!”, присяжные недоуменно переглянулись. Натали постучала молотком, требуя порядка, но она и сама была не менее озадачена, чем остальные. В этот жаркий сентябрьский день во всем зале суда только Кейн Ковингтон оставался невозмутимым. Он вернулся к своему столу, сунул руку в нагрудный карман пиджака и достал оттуда сложенный вчетверо лист бумаги. Наступила тишина, все глаза впились в документ. Кейн прошагал к судейскому столу и положил лист перед Натали.

Это была бумага с гербовой печатью.

— Ваша честь, вот доказательство. Это акт о передаче прав на земельные угодья, в границах которых, как гласит обвинение, восьмого июля сего года я убил Джимми Лезервуда. Я действительно застрелил его, но в целях самозащиты, а вовсе не потому, что братья Лезервуд нарушили границы моих владений.

Дуглас Мэтьюз бегом бросился к судейскому столу, протягивая руку за документом, но Натали схватила бумагу перовой. Растерянная, потрясенная, она читала ее, но не могла .понять ни слова. Тогда она посмотрела на Кейна. В ее взгляде был немой вопрос.