Лежа в кромешной тьме, Элизабет думала о том, что все ее спутники расположились не менее чем в пятидесяти футах от нее и что на нее может напасть и дикий зверь, и бандиты, и индейцы, а мужчины у реки даже ничего не услышат. Элизабет стало страшно, и, стиснув зубы в бессильном гневе, она вспомнила о Квотернайте.

Когда Вест узнал, что она собирается ночевать в фургоне, он, ничего не сказав, только покачал головой. А когда она хотела обратиться к Эдмунду, тот уже дремал, посапывая носом. Элизабет в полном одиночестве пошла к фургону, а Квотернайт спокойно попыхивал сигарой, попивая кофе у костра.

Дрожа от страха, Элизабет подползла к краю фургона и осторожно выглянула наружу.

Прямо перед собой она увидела освещенную лунным светом гигантскую фигуру Таоса. В одной руке он держал винтовку, в другой — кружку с кофе. Он стоял, не двигаясь, у большого камня, и только легкий ночной ветерок шевелил его черные как смоль волосы. Его большие влажные глаза настороженно всматривались в окутанную тьмой долину.

Элизабет не стала просить его остаться у фургона и посторожить ее. В этом не было нужды. Было ясно, что молчаливый гигант навахо будет охранять ее сон до самого утра.

Она облегченно вздохнула — теперь, под неусыпным взором Таоса, она будет в полной безопасности. Растянувшись на своей твердой постели, Элизабет сладко зевнула, и вдруг ей вспомнилось, как Вест спал днем после обеда. Он был похож на большого ленивого кота. Элизабет улыбнулась, но улыбка тотчас слетела с ее лица от нахлынувшего на нее чувства вины. Все ее мысли вдруг обратились к пропавшему мужу.

Задумавшись о Дэйне, Элизабет представила себе, как он лежит сейчас где-то в кромешной тьме и мечтает о ней. Может быть, он в какой-нибудь мрачной холодной пещере? Что, если он невыносимо страдает от жестокой раны? Должно быть, он чувствует себя беспомощным, всеми забытым, и ясная светлая улыбка, которая так нравилась Элизабет, навсегда исчезла с его лица…

Элизабет с нежностью прошептала:

— Мой супруг, мой бедный супруг!

— Мой господин, — тихо прошептала женщина, — мой бледнолицый господин!

Напротив женщины в черной, ниспадавшей волнами к полу накидке молча стоял Хозяин Бездны.

Его длинные вьющиеся волосы отливали золотом, белоснежная прозрачная кожа излучала свет, а громадные изумрудно-зеленые глаза сияли фосфорическим блеском. Казалось, это было существо из другого, потустороннего, мира: прекрасное золотое божество, всем своим видом внушавшее поклонение, трепет, страх.

Длинная, цвета черного дерева накидка подчеркивала исключительную, необычайную белизну кожи этого златовласого божества. Преданные слуги проводили долгие часы, обтирая его стройное гибкое тело специальными составами из лимонного сока, масла и дорогостоящих отбеливающих кремов, которыми пользовались самые изнеженные красавицы старого Юга.

Солнечные лучи уже давно не касались его беломраморного тела.

Прекрасный, как Давид Микеланджело, неотразимый в своей совершенной красоте, бледнолицый повелитель возвышался над своей покорной рабыней.

Перед ним на постели лежала совсем еще юная мексиканка. Длинные черные волосы обрамляли ее прекрасное лицо. Она была совершенно нага, ее обнаженная грудь высоко и часто вздымалась, большие твердые соски были цвета красного вина. Округлый мягкий живот, точеные упругие бедра и маленький треугольник темных волос внизу живота освещались огнем смоляных факелов. От волнения и страха ее юное тело покрылось легкой испариной.

Кровать, на которой лежала темноволосая красавица, не была ни мягкой, ни удобной. На ней не было ни резьбы, ни каких-либо других украшений. По форме и высоте она не отличалась от других, но не была похожа ни на одну кровать в мире — она была из чистого золота.

Тяжелые ровные золотые слитки были уложены друг на друга, возвышаясь сияющим постаментом в центре высоких покоев златовласого божества. Драгоценное ложе окружали горящие факелы на высоких подставках, а чуть поодаль начиналась плотная густая тьма, переходящая в беспросветный мрак. Казалось, этот мрак ведет в зловещие глубины преисподней.

Златовласый Хозяин Бездны направился к золотой постели. Юная красавица лежала покорно и смиренно, словно на золотом алтаре, воздвигнутом в честь ее божества, готовая принести в жертву свое прекрасное тело. Ее плоть и кровь должны были утолить страстный голод могущественного идола.

Горящие факелы отбрасывали пляшущие тени. Блики желтого света мерцали на слитках золота и в холодных мрачных глазах господина.

Подойдя к постели, Хозяин Бездны поднял руки к застежке накидки и, не сводя глаз с распростертой перед ним женщины, сбросил черное одеяние со своего белого тела.

Струящийся шелк с легким шуршанием соскользнул на каменный пол. Нагой златовласый Адонис стоял в мерцающем свете факелов, позволяя своей смиренной рабыне лицезреть его божественную красоту.

Юная прелестница медленно обвела взглядом его стан.

Волны золотых кудрей спускались на его широкие матовые плечи. Длинные мускулистые руки и стройные ноги поражали совершенством форм. Кожа на животе была гладкая и упругая, а внизу, из тени завитков золотистых волос вздымался драгоценный атрибут его верховной власти, мощный пульсирующий жезл боли и наслаждения, символ любви, жизни… и смерти.

Чувственный рот женщины приоткрылся, кончиком влажного языка она провела по верхней губе, потом встала на колени и осторожно придвинулась к своему господину. Ее обнаженная высокая грудь вздрагивала при каждом движении.

Он взял голову красавицы в свои ладони и посмотрел ей в лицо демоническим взглядом.

— Я — дьявол, явившийся сюда, чтобы исполнить свою миссию! — Его низкий раскатистый голос эхом унесся вдаль. — Ты будешь подчиняться мне, или я прикажу, и сюда явятся крылатые демоны смерти. Тебе понятно?

— Да, мой бледнолицый господин, — смиренно ответила женщина, завороженная сиянием его изумрудных глаз.

— А когда они покончат с тобой, я прикажу демонам преисподней обречь твою душу на вечные скитания в обжигающей жаром пустыне ада.

— Да, мой господин!

Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз:

— Тебе позволено поцеловать этот жезл жизни!

— Благодарю тебя, господин! — выдохнула женщина.

Она наклонила голову и дотронулась трепещущими от волнения губами до его твердой пульсирующей плоти.

* * *

В течение двух последующих часов бледнолицый повелитель и его темноволосая женщина предавались любви на кровати из чистого золота. Непроницаемая мгла окружала едва освещенное ложе страсти. Наконец страсть была утолена. Смуглая женщина обессиленно и недвижимо лежала на золотой постели.

На шее, под темными прядями ее тяжелых волос, виднелись кровавые метки. Женщина была горда тем, что на ее теле есть эти знаки.

Она будет носить их с гордостью и, вновь и вновь дотрагиваясь до них, будет вспоминать ту жаркую страсть и то неземное наслаждение, которые связаны с их появлением. Ее нежные пальцы будут вновь и вновь нащупывать эти отметины на шее, пробуждая в ней воспоминания о том, как зубы повелителя вонзились в ее тело.

Набросив на себя черную накидку, бледнолицый господин оставил свою любовницу и удалился прочь.

Его ждали двое безмолвных слуг. Один из них — Пако — худощавый мексиканец невысокого роста, с черными глазками-бусинками, с большим носом и жидкими усами, приблизился к хозяину и помог ему снять накидку. Второй мексиканец — толстый коротышка Ортис с бельмом на глазу — не раз был отхлестан своим господином за то, что подсматривал за господскими женщинами.

Чистой влажной тканью Ортис убрал запах женщины с тела своего господина. Хозяин повернулся к Пако, державшему в руках брюки. Одевшись, белокурый повелитель приказал своим слугам отвести молодую мексиканку в ее маленькую мрачную комнатку.

Проводив красотку, они принялись перетаскивать тяжелые золотые слитки по темным коридорам и извилистым туннелям в другое место.

Некоторое время белокожий хозяин молча наблюдал за работой своих слуг, затем повернулся и неторопливо зашагал прочь.

Он шел очень тихо и безошибочно находил дорогу. Низкий шелестящий звук, похожий на шепот, раздался из сгущающейся темноты. Внезапно тихий шепот сменился громким сатанинским смехом. Непроницаемая тьма поглотила белокурого повелителя пещер.

Глава 24

Прошло всего три дня, однако Элизабет они показались вечностью.

В первое время она не уставала восхищаться великолепными горными вершинами и живописными равнинами.

Глубокие трещины, разрезавшие кроваво-красную землю, маленькие зеленые рощицы, далекие голубые горы — все поражало ее.

Она еще никогда и нигде не видела таких ослепительных пунцовых закатов в полнеба.

Как-то вечером Элизабет стояла на краю обрыва, завороженно следя за тем, как солнце уходит за горизонт.

Сначала все небо на западе вспыхнуло ярким кроваво-красным цветом. Затем линию горизонта затопил мерцающий розовый, а за ним появился восхитительный сиреневый цвет. Он был настолько необычного оттенка, что Элизабет воскликнула от восхищения.

Она не могла пошевелиться, потрясенная сказочной картиной закатного неба. Она знала, что чудо с минуты на минуту исчезнет, и с наслаждением вбирала в свою душу и в свою память эти счастливые бесценные мгновения.

Все прекрасное недолговечно. Вскоре сиреневый цвет сгустился до зловещего темно-багрового. Элизабет смотрела на небо до тех пор, пока мрачный багрянец не уступил место синим сумеркам. Лишь бледное сияние у горизонта напоминало об ушедшем солнце.

Темнота сгущалась. Элизабет с грустью вздохнула и стала поспешно спускаться вниз с высокого откоса.

Однако на следующий день, трясясь в фургоне под палящими лучами полуденного солнца, Элизабет уже не находила в окружающей природе ничего примечательного.

Она вглядывалась в даль, отыскивая очертания гор Сэндиа-Крест. Если горы близко, значит, скоро они подъедут к городу Альбукерку.

Любопытство Элизабет было так велико, что она повернулась к сидевшему рядом ненавистному ей человеку и заговорила с ним, не глядя ему в лицо:

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, но ведь мы движемся на юго-запад? Мне бы хотелось определить, где находится Сэндиа-Крест.

— Эти чертовы горы опять потерялись?

— Это совсем не смешно, Квотернайт! — Элизабет посмотрела на Веста. — Я только хочу знать, вот те горы — Сэндиа-Крест или нет?

— Надеюсь, это они.

— Мы доберемся туда до темноты? Мы переночуем в Альбукерке?

В ожидании ответа она затаила дыхание.

— Нет.

Элизабет даже не попыталась скрыть свое разочарование.

— Вы специально все подстроили! Вы нарочно затянули привал на обед, чтобы мы не успели к вечеру в Альбукерк!

Вест спокойно откинулся назад, положил руку на спинку сиденья и, опершись левой ногой о передок фургона, спокойно заявил:

— Поскольку вы невероятная выдумщица, быть может, вы объясните, зачем мне понадобилось так поступать?

— Потому что вы самый настоящий мерзавец! — последовал быстрый ответ.

Вест бросил на нее насмешливый взгляд:

— Тут уж ничего не поделаешь.

Элизабет фыркнула, скрестила руки на груди и не вымолвила больше ни слова. От Квотернайта невозможно было получить прямого ответа ни на один вопрос. Ему доставляло огромное удовольствие дразнить и мучить ее.

Элизабет недовольно поджала губы. Она решила, что ни один из нанятых для поездки проводников не вызывает симпатии.

Когда фургоном правил Грейди, он болтал без умолку, и от его нескончаемых историй у Элизабет иногда просто раскалывалась голова. Таос, наоборот, не вымолвил ни одного слова, но ходил за ней тенью. Это ужасно раздражало!

Но хуже всех был, несомненно, тот, кто сидел сейчас рядом с ней и усмехался.

Еще никогда она не встречала столь дерзкого мужчины. Для него нет ничего святого! Он способен насмехаться над чем угодно!

Элизабет отнюдь не порадовало, что пришла очередь Веста править ее фургоном. Он считал, что может говорить все, что ему заблагорассудится. Превратно истолковав то, что произошло между ними той ночью в Луизиане, он позволял себе посмеиваться над ней.

Он говорил вслух то, о чем многие не позволяют себе даже подумать. Он срывал покровы с самых потаенных чувств и желаний, изумляя Элизабет своей откровенностью. Элизабет поражалась тому, что, глядя ей в глаза, он мог говорить запретные слова. А главное, он обо всем помнил! Ей казалось, что только она во всех подробностях помнит о том, что с ними произошло, и только она время от времени перед сном предается воспоминаниям о той ночи.

Неожиданно Вест бросил поводья на колени Элизабет, прервав ее размышления. Машинально схватив поводья, Элизабет вопросительно взглянула на него.

Не говоря ни слова, Вест стянул через голову рубашку. Встряхнув, он повесил ее на сиденье позади себя. Глядя на Элизабет и почесывая свою волосатую грудь, он произнес:

— Немного жарко сегодня. Ведь вы не возражаете?

— Разве мое мнение что-нибудь значит для вас?

Вест взял Элизабет за левый локоть и, чуть приподняв его, взглянул на влажные круги на ее блузке.

— Похоже, вам сегодня тоже немного жарко!

Отбросив руку Веста, возмущенная Элизабет хлестнула его поводьями по голой груди и вскрикнула:

— Сегодня сто градусов, [100 градусов по Фаренгейту равняются примерно 40 градусам по Цельсию.] разве вы не заметили?

— Заметил. Чертовски жарко в такой одежде. Почему бы вам не снять блузу?

— Ни за что на свете!

— Только не говорите, что вы мне не доверяете.

— Так и есть, и надеюсь, что это вас хоть как-то задевает!

Вест придвинулся ближе к Элизабет и, положив руку себе на сердце, сказал:

— Вы попали мне прямо вот сюда!

— Я бы хотела попасть прямо… прямо… — Элизабет запнулась, осознав, что ее взгляд остановился на обтянутых узкими кожаными брюками бедрах Квотернайта. Она резко подняла голову, и ее прекрасное лицо залилось краской. Бросив поводья на колени Весту, она отодвинулась от него.

— Вы уже сделали это, дорогая моя! — насмешливо сказал Вест. — Вы попали туда, куда хотели!

Глава 25

Караван остановился в том месте, где река Рио-Гранде делала небольшой поворот на восток. Вода ослепительно сверкала под лучами заходящего солнца. Прикрывая глаза рукой от нестерпимого блеска, Элизабет смотрела на реку и чувствовала, как в ней нарастает раздражение. Позади нее на фоне темно-голубого неба одиноко и величественно возвышалась вершина горы Сэндиа-Крест.

До захода солнца было еще добрых два часа, а Альбукерк лежал лишь в семи милях к югу от них. По мнению Элизабет, не было никакой серьезной причины для того, чтобы они не могли доехать до города и переночевать там с комфортом. Однако Квотернайт объявил, что они останавливаются здесь на ночь.

— Останавливаемся? — Элизабет схватила Веста за руку. — С какой стати мы будем останавливаться? Ради Бога, сейчас еще только середина дня! Вы сами сказали мне, что, когда мы достигнем Сэндиа-Крест, до Альбукерка останется всего семь миль! Никто ведь не устал, даже лошади. Давайте доберемся до города, остановимся в гостинице и закажем хорошую еду! К тому же необходимо принять ванну! Разве плохо выспаться на мягкой постели со свежими простынями и… и… Да вы меня не слушаете! — возмутилась Элизабет.

— Вы что-то сказали? — Квотернайт, невозмутимо улыбаясь, наконец повернулся к ней.

— О… вы!.. — Элизабет больно ущипнула его за руку.

Интересно, смог бы кто-нибудь когда-нибудь справиться с этим бездушным твердолобым мерзавцем? Сомнительно!

Рассерженная, Элизабет стояла на берегу реки и не обращала никакого внимания на мужчин, занятых устройством ночлега. Однако, услышав позади себя голос Веста, тихо говорившего что-то Грейди, она тут же заинтересовалась.

Повернувшись к ним с притворным равнодушием, Элизабет увидела, что Вест одет в чистую белую рубашку вместо своей вечно мятой голубой. Он стоял, похлопывая себя поводьями по ноге, и держал под уздцы оседланную лошадь. Но это была не его гнедая кобыла Лиззи, а навахский пони из тех, что они держали про запас.

Слушая Веста, Грейди задумчиво поглаживал свою бороду и одобрительно кивал головой. Затем он протянул руку, похлопал Веста по плечу и отошел. Вест набросил поводья на шею лошади, и тут наконец Элизабет осенило!

Квотернайт едет в Альбукерк!

— Минуточку! — воскликнула она и решительно направилась к Весту. Подойдя к нему совсем близко, Элизабет остановилась, подбоченилась и вскинула голову. — Куда это вы собираетесь?

— Туда, куда хочу, — спокойно ответил Квотернайт.

— О нет! — Указательный палец Элизабет уперся ему в грудь. — Вы заставили нас расположиться на ночлег здесь, в стороне от дороги, когда впереди еще полдня, а сами отправляетесь в Альбукерк развлекаться? Вы не смеете так поступать! На сей раз, Квотернайт, вы зашли слишком далеко!

Он пожал плечами:

— Для меня нет места, которое было бы слишком далеко.

— А я говорю вам…

— Вы ничего не можете мне сказать, миссис Кертэн, — спокойно перебил ее Вест, снисходительно улыбаясь.

Элизабет стояла прямо перед ним, и ее пышные волосы полыхали золотым огнем в лучах заходящего солнца. Прекрасные глаза горели негодованием.

Вест почувствовал неодолимое желание подойти к ней, схватить ее, притянуть к себе и целовать, целовать до тех пор, пока ее жгучая ненависть не превратится в обжигающую страсть.

— Нет, могу, — надменно произнесла Элизабет. — Возможно, вы забыли, что наняла вас я и что хозяйка здесь тоже я. И я предупреждаю вас, что…

— Думаю, это мне следует предупредить вас, хозяйка, что я всегда поступаю по-своему и всегда добиваюсь того, чего хочу.

— О нет, никто не в состоянии всегда получать то, чего хочет!

— А вот я могу! — высокомерно заявил Вест. — Я всегда получаю то, что хочу! — Он огляделся и спокойно добавил, понизив голос: — И хочу я вас, миссис Кертэн!

Глаза Элизабет вспыхнули яростным блеском.

— Вы никогда не получите меня! — свистящим шепотом произнесла она.

— Никогда? — Его темные брови поползли вверх. — Я уже обладал вами однажды. — Его взгляд скользнул по пухлым губам Элизабет, а затем вернулся к ее сверкающим глазам. — И помните, чему быть, того не миновать.

— Убирайтесь вон с моих глаз!

— Все равно будет по-моему, дорогая моя, по-моему!

Ужин был ранним и совершенно невкусным. Куски жесткого мяса и черствый хлеб запивали горьким черным кофе. Элизабет радовало лишь то, что Вест Квотернайт не сидел, как обычно, напротив нее и не сверлил ее своим проницательным взглядом.

Без всякой охоты разжевывая корку черствого хлеба, Элизабет живо подняла глаза, когда Грейди, будто отвечая на чей-то вопрос, сказал, что Вест не будет ужинать с ними. Он уехал на ферму в долине, в пяти милях от маленького поселения Берналило.

С трудом проглотив кусок, Элизабет подняла тяжелую кружку и сделала большой глоток черного кофе. Она знала, что нет нужды спрашивать, почему Вест уехал туда. Грейди сам охотно обо всем расскажет.

Так и случилось.

— Да-с… Сынок всегда заглядывает к старику Скиту Дозьеру и трем его сыновьям, когда мы едем этой дорогой. Я бы и сам поехал с ним, если б не сыновья Скита.

Старина Скит был на войне вместе с сынком, он был его командиром в первые дни войны. Потерял обе ноги от взрыва пушечного снаряда конфедератов. — Грейди глотнул кофе, потом засмеялся и хлопнул себя по колену. — Знаю я их, этих Скитовых парней, они не успокоятся, пока не уговорят сынка остаться до полуночи. Терпеть не могу этих никчемных обалдуев. Вечно, как напьются, несут всякую чепуху, и…

Элизабет не слушала дальше. Она узнала, что ей было нужно. От неистового гнева не осталось и следа. Если, как говорил Грейди, Вест вернется далеко за полночь, неплохо бы искупаться. Она мечтала об этом с тех самых пор, как они покинули Санта-Фе. Теперь она хоть сможет вымыться как следует! Не так, как ей приходилось это делать последние три вечера — торопливо обтираться губкой над бадьей с водой под брезентовым пологом фургона. Теперь ей не придется, стоя на коленях на одеяле, спешно смывать с себя грязь и при этом настороженно прислушиваться к голосу Квотернайта.