— Да, сэр, — ответили они в один голос.

Ник дружелюбно осклабился, поднял загорелую руку, поцеловал кончик длинного указательного пальца и послал им воздушный поцелуй.

— Я буду смотреть представление из своей ложи. — И с этими словами он вышел.

Оказавшись за дверью, Ник поспешил назад по коридору в клубный зал, пробираясь через толпу к Большому Альфреду. Он хотел узнать у огромного вышибалы, все ли идет хорошо. Наклоняясь к самому уху Ника, Большой Альфред уверил босса, что все в порядке. Пока. Ник кивнул и повернулся, окинув беглым взглядом переполненный зал.

Он сощурился и с интересом посмотрел еще раз.

Только что в зал вошла пара. Они пересекли мраморный вестибюль и остановились на ступеньках перед входом в сводчатый зал. Ник пожирал женщину глазами.

О Боже! Это была настоящая красавица с ангельским лицом нежного персикового оттенка и длинными соблазнительными ногами.

Ник почувствовал, как у него подкосились ноги и похолодело в животе.

На красавице было облегающее вечернее платье из переливающегося белого атласа. Матовые плечи и руки были соблазнительно обнажены. На лебединой шее и в маленьких безупречных по форме ушах сверкали бриллианты. Белокурые волосы непостижимого серебристого оттенка были гладко зачесаны на макушке.

Пока Ник смотрел на нее, белокурая красавица взяла своего спутника под руку. Она улыбнулась высокому стройному мужчине с темно-русыми волосами, одетому в элегантный вечерний костюм.

Повинуясь только инстинкту, Ник энергично протиснулся сквозь толпу. Он подошел к эффектной паре, пока они еще спускались по мраморным ступенькам, ведущим в главный зал «Золотой карусели».

Притворившись, что не замечает белокурой красавицы с серебристыми волосами в обворожительном белом атласе, Ник улыбнулся ее высокому спутнику своей самой сердечной улыбкой и протянул ему руку со словами:

— Ник Мак-Кейб, владелец этого заведения. Добро пожаловать в «Золотую карусель».

— О, спасибо, Мак-Кейб. — Русоволосый мужчина твердо пожал руку Ника. — Мы здесь впервые, так что, может, вы покажете нам все.

— С удовольствием, — сказал Ник, заставляя себя не смотреть на женщину.

— Хорошо. Благодарю вас, — произнес джентльмен. И потом, наконец: — Пат и Адель Паккард, Ник.

— Пат, — без выражения повторил Ник, но его сильно бьющееся сердце замерло от огорчения. Видение в белом атласе было замужем! И ее муж стоял сейчас перед ним. Ник медленно повернулся к прекрасной белокурой женщине. Кивнув, он пробормотал: — Адель. Можно я буду называть вас Адель?

— Разумеется, — ответила она, одаривая его улыбкой, — Ник. — То, как она произнесла его имя, взволновало его до кончиков пальцев.

Она тотчас же перевела взгляд на толпу.

— Боже праведный, сколько людей! Будет ли свободный столик?

— Адель права, Мак-Кейб. — Пат жестом собственника положил руку на ее обнаженное плечо. — Может быть, нам лучше прийти в другой раз?

Борясь с искушением сказать «да» и страшась возможности провести вечер с этим экзотическим созданием, когда он не сможет прикоснуться к ней, Ник любезно пригласил пару разделить с ним его собственную ложу.

— Ну конечно, Ник, мы будем так рады! — произнесла красивая Адель Паккард. — Не правда ли, дорогой?

Глава 5

Как радушный хозяин, Ник с улыбкой проводил красивую чету через переполненный зал в отдаленный угол огромного клуба. Там по ступенькам они поднялись к уединенному накрытому столику, стоящему на небольшом выступающем балконе.

Специально сконструированная отдельная ложа Ника представляла собой полукруглое возвышение с высокой стеной, обитой мягким черным бархатом. Расторопный официант быстро отодвинул в сторону стоящий в ложе стол, накрытый белоснежной камчатной скатертью, доходящей до покрытого ковром пола, чтобы троица могла легко пройти в укромный уголок.

Даму, само собой, усадили между двумя джентльменами, и поэтому страждущий Ник оказался рядом с ослепительной блондинкой. Сидя совсем близко от нее, он живо чувствовал, как легко поднимаются и опускаются ее мягкие, легко дышащие груди в низком вырезе белого атласного лифа вечернего платья. Еще более его одурманивал слабый аромат ее дорогих духов. Наверняка невероятно соблазнительный аромат пропитал каждый прихотливый изгиб и впадинку ее бледного чувственного тела. Или это было только в воображении Ника?

Белокурые волосы дамы в приглушенном полумраке ложи приобрели необыкновенный оттенок. Как восхитительно выглядела бы Адель Паккард, если бы вынула из этих великолепных волос бриллиантовые заколки, дав возможность тяжелым локонам рассыпаться по обнаженным плечам! Ник испытывал непреодолимое желание запустить пальцы в эти шелковистые, отливающие серебром волосы такого необычного цвета, который, казалось, не мог быть естественным. Или все-таки мог?

Ник напустил на себя небрежный вид, заказывая охлажденное шампанское и вовлекая Пата Паккарда в светскую застольную беседу. Слишком выдержанный и умный, чтобы позволить хоть в чем-то проявить неуемное влечение к жене Паккарда, Ник приободрился, когда принесли шампанское и разлили по сверкающим бокалам. В горле у него совсем пересохло.

Ник уже собирался отхлебнуть шампанского, когда его остановила Адель Паккард.

— Подождите! Подождите, вы оба. Я хочу предложить тост, — бархатным голоском объявила Адель.

Ник внутренне сжался. Боже правый, неужели это была годовщина их свадьбы? Возможно, сентиментальная жена хочет выпить за годы совместного блаженства? Иисусе, а он должен сидеть здесь и по-дурацки улыбаться, когда красивая Адель будет слащаво целовать своего мужа!

Ник постарался придать лицу бесстрастное выражение. Белокурая Адель Паккард произнесла низким, приятным голосом:

— За дорогих друзей и новых друзей, — и, помолчав, добавила: — Пусть новое станет дорогим… еще до того, как окончится этот чудный вечер. — Ее голос прозвучал вкрадчиво и обольстительно. Она подняла свой бокал.

— Правильно, правильно! — кивая головой, произнес Пат Паккард и чокнулся с ней.

— За друзей, — откликнулся Ник, испытывая неловкость, когда ему пришлось покорно чокнуться с Адель Паккард.

Ему стало еще более неловко, когда Адель обратила на него манящие темные глаза. Глядя прямо ему в рот, она поднесла бокал к приоткрытым губам, опустила в шампанское кончик розового языка, а потом облизнула свои мягкие полные губы, заблестевшие влагой вина.

Нику до умопомрачения захотелось поцеловать ее.

Он быстро поднес бокал к губам и одним глотком осушил его. Появившийся официант налил ему еще. Ник в знак благодарности кивнул ему темноволосой головой, почувствовав облегчение еще и оттого, что неяркие огни почти совсем погасли, погружая его вместе с гостями в полумрак.

Это служило сигналом к началу представления. Глаза всех гостей, включая Адель Паккард, были устремлены на большую полукруглую сцену, где огни рампы освещали закрытый тяжелый занавес черного бархата. Откуда-то из-за сцены оркестр начал играть «Моя дикая ирландская роза».

Посетители дружно зааплодировали, а мужчины начали скандировать:

— Роуз! Роуз! Покажите нам Дикую Ирландскую Розу!

— Прошу простить меня, — сказал Ник, наклоняясь через стол, чтобы его услышали сквозь шум. — Я через минуту вернусь.

Радуясь возможности удалиться на несколько минут, Ник отправился за сцену. За кулисами он вынул из внутреннего нагрудного кармана белый носовой платок с монограммой и вытер капли пота, выступившие от волнения на разгоряченном загорелом лице. Он поправил галстук-бабочку, подтянул брюки и застегнул пуговицы на черном смокинге. Вытянув руки вперед, он проверил, чтобы из черных рукавов смокинга были видны белоснежные манжеты.

Ник взглянул на улыбающуюся Роуз Рейли, которая ждала своего выхода. Он подмигнул ей, а потом ступил за черный бархатный занавес.

— Леди и джентльмены, «Золотая карусель» рада представить вам самую красивую девушку в Барбари-Коуст.

Тяжелый черный занавес медленно поднялся. В центре сцены, перед ширмой, затянутой тонкой бледно-розовой просвечивающей тканью и доходящей ей до плеча, стояла хорошенькая молодая женщина. Невысокая женщина выглядела изящной и притворно-застенчивой в длинном свободном платье из розового органди с оборками, отделанными изысканным бельгийским кружевом цвета слоновой кости.

На маленьких руках женщины были белоснежные перчатки, а на голове — нарядная соломенная шляпка с туго завязанными под подбородком лентами из розовой тафты. На ее правом плече лежал раскрытый зонтик из мерцающего розового шелка, который она слегка поворачивала. Узкая ленточка из розового атласа вокруг ее изящной шеи была украшена живой бледной розой, нежные лепестки которой прикасались к плавному изгибу шеи Роуз Рейли. Роуз ликующе улыбалась преданной публике.

Наконец Ник поднял руки, призывая к тишине.

Подождав, пока утихнут крики, он произнес:

— А сейчас здесь, на нашей сцене… выступит наша мисс Роуз Рейли. — Он протянул руку к улыбающейся девушке в розовом органди. Из толпы раздались свист и крики. — Давайте все похлопаем Дикой Ирландской Розе!

Снова послышались оглушающие аплодисменты, а в это время Ник, хлопающий громче других, отступил назад, и хорошенькая Роуз Рейли начала петь невинным, почти детским голоском в сопровождении невидимого оркестра:

Мой дикий маленький цветок,

Твой аромат меня увлек…

Вернувшись в ложу, Ник осторожно проскользнул на диванчик, обтянутый черным бархатом, и тут только заметил, что в его отсутствие Адель Паккард переместилась ближе к его краю уютного затененного сиденья.

— Прошу прощения, Адель, — прошептал он и втиснулся на сиденье рядом с ней.

— Все в порядке, Ник, — ответила она, одаривая его широкой дружелюбной улыбкой. Но не сдвинулась со своего места. Глаза ее снова обратились на сцену.

Ник беспомощно взглянул на Пата Паккарда. Пат был целиком поглощен созерцанием великолепно одетой девушки, поющей: «Мой дикий маленький цветок». С круглыми, как блюдца, глазами, со слегка приоткрытым ртом, утонченный аристократ был или напуган, или восхищен. Или то и другое вместе.

Адель Паккард — намеренно или случайно — оставила Нику так мало места на диванчике, что он мог в любую минуту упасть с обтянутого бархатом закругленного сиденья. У него не оставалось выбора. Он был вынужден вытянуть правую руку вдоль высокой спинки диванчика позади Адель и крепко ухватиться за стеганый верхний край.

Песенка Роуз кончилась.

Она раскланялась и приготовилась к той части своего шоу, которая по-настоящему увлекала публику. Не только голос сделал Роуз главной приманкой клуба «Золотая карусель» — самой знаменитой звездой всего Барбари-Коуст. Очаровательная любимица богатых клиентов побережья, Дикая Ирландская Роза исполняла единственное в своем роде действо. То действо, от которого вожделеющая толпа не переставала трепетать и приходить в восторг.

Нику не было в диковинку ночное выступление Роуз. Обычно он не обращал на нее внимания, когда она была на сцене. Как правило, в это время он был около дверей, встречая поздних гостей, или решал какие-нибудь сиюминутные проблемы, или на несколько минут уходил в контору для отдыха.

Даже принимая важных гостей в своей ложе, он бывал слишком занят тем, чтобы развлекать их, и не замечал Роуз. Смеясь, разговаривая, попивая вино, он никогда не обращал внимания на программу Роуз.

Сегодня все было по-другому.

Ему не удавалось поддерживать разговор с Патом Паккардом. Патриций с Ноб-Хилл был полностью увлечен созерцанием Роуз. К тому же красивая жена Паккарда сидела так близко к нему, что Ник опасался: поверни он голову, чтобы взглянуть на нее, — и они буквально столкнутся носами.

Поэтому он смотрел представление.

Сложив нарядный шелковый зонтик, Роуз дерзко вскинула голову и нетерпеливо встряхнула оборками юбки, показывая лодыжки. Потом она застенчиво удалилась за затянутую газом ширму. Над ширмой были видны только ее улыбающееся лицо и прикрытые розовым платьем плечи.

Роуз подняла руки, не спеша развязала шелковые ленты соломенной шляпки и сняла ее. Она немного выждала, как бы поддразнивая публику, потом под одобрительные возгласы бросила снятую шляпку поверх ширмы. После этого Роуз начала нарочито медленно раздеваться под аккомпанемент невидимого оркестра. К нарастающему восторгу публики, она небрежно бросала каждый снимаемый предмет туалета поверх затянутой тонкой материей ширмы. Наблюдать за силуэтом прелестной молодой женщины, чувственно раздевающейся за полупрозрачной ширмой, было все равно что подглядывать в окно незнакомки.

Ник, так же как и вся эта свистящая, вожделеющая толпа, сидя в своей затемненной ложе из черного бархата, смотрел, как очаровательная молодая женщина снимает шляпку, перчатки, розовое, все в оборках, платье. К крайнему своему неудовольствию, он почувствовал, что слегка возбужден. Это чувственное возбуждение нарастало по мере того, как над ширмой появлялись все новые предметы женского туалета.

Ник знал причину этого.

Это никак не относилось к Роуз Рейли.

Растущее возбуждение было вызвано тем, что он сидел совсем рядом с ослепительной блондинкой, пробудившей в нем невероятное желание, а в это время другая обворожительная женщина сбрасывала с себя одежду.

Это было до странности, невероятно эротично. Ему казалось, что в шумном, прокуренном зале их только трое. Только он, Адель Паккард и Роуз. И соблазнительное раздевание Роуз было всего лишь прелюдией, прелестным символическим действом, предназначенным исключительно для него и Адель.

Нику казалось, что он и прекрасная Адель испытывают одни и те же сексуальные ощущения, несмотря на то что не прикасаются друг к другу и даже не смотрят один на другого. В этом не было необходимости. Пока они, как загипнотизированные, наблюдали за раздевающейся Роуз, Ник ощущал близость Адель, чувствовал напряжение ее разгоряченного гибкого тела, как и своего собственного. Взаимное влечение. Тайный трепет.

Неповторимо чувственные ощущения становились все более волнующими, потому что их вызвала прекрасная белокурая дама, к которой ему никогда не дозволено будет прикоснуться.

На сцене Дикая Ирландская Роза уже сбросила с себя всю одежду. Соломенная шляпка, белые перчатки, розовый зонтик, розовое платье и соблазнительный ворох кружевного белья из розового атласа вместе с чулками лежали в беспорядке на сцене перед прозрачной ширмой.

Длинные распущенные каштановые волосы Роуз обрамляли ее улыбающееся личико. Ее миниатюрное совершенное тело было настолько же неприкрытым, как в тот день, когда она явилась в этот мир, и сокрыто от наэлектризованной толпы всего лишь тонкой ширмой, затянутой розовым газом. Эффект был потрясающим. Роуз предстала совершенно обнаженной.

Отливающие серебром, горящие глаза Ника были устремлены на прекрасную женщину за ширмой. Но видел он прекрасную женщину, сидящую рядом с ним. Держа руку на спинке диванчика позади нее, Ник грудной клеткой чувствовал, как трепещет хрупкое тело Адель. Эта едва уловимая дрожь передавалась его телу, в котором был напряжен каждый мускул.

Наконец Дикая Ирландская Роза сняла с шеи свежесрезанную розу. Чувственно провела цветком по всему своему бледному шелковистому телу и бросила цветок в толпу.

Мужчины с воплями устремились за розой, падая и расталкивая друг друга в поисках цветка.

В тот самый момент, когда брошенный с расчетом цветок Роуз попал в жадные руки публики, Ник Мак-Кейб почувствовал, как мягкая рука Адель Паккард прикоснулась к его мускулистому бедру. И быстро заскользила к паху.

Сердце Ника бешено заколотилось. У него перехватило дыхание. Глаза сами собой беспомощно закрылись.

И Ник Мак-Кейб услышал звон колокольчика.

Глава 6

У нее был совершенно новый колокольчик.

И бубен в придачу.

Капитан Кей Монтгомери по-прежнему часто бывала на улицах Сан-Франциско. Правда, за прошедшую неделю ее не было видно на оживленных улицах побережья. Но не потому, что она испугалась и обратилась в бегство.

Кей было не так-то легко испугать. Чтобы избавиться от нее, потребовалось бы куда более строгое наказание, чем тюремное заключение.

Она легко не сдавала своих позиций. Она не отказалась от мысли подарить Бога безбожникам варварского Барбари-Коуст. Ее не было видно на улицах, потому что она была занята другим делом.

Освобожденная из тюрьмы в понедельник вечером незнакомкой, заплатившей за нее выкуп, Кей не имела возможности «поблагодарить неизвестную благодетельницу. Ей удалось лишь мельком увидеть женщину в черном платье под черной вуалью, садящуюся в черный сверкающий экипаж. Экипаж быстро скрылся в сгущающихся сумерках.

Дама в Черном ускользнула от нее.

Покидая тюрьму, Кей забрала с собой истощенного, трясущегося человека из соседней камеры. Она препроводила беднягу прямо в больницу Бей-Сити, потребовав, чтобы его приняли. На вопрос, кто будет платить за уход, Кей заверила персонал, что она несет ответственность.

Итак, санитар в свежей белой куртке и брюках неохотно повел наверх дрожащего, что-то бормочущего человека. Кей находилась у постели больного еще двое суток, вытирая его обильно потеющее лицо, сжимая в своих руках его слабую трясущуюся руку, удерживая его на постели, когда его приводили в ужас являющиеся из темноты чудовища — порождения его поврежденного алкоголем рассудка.

К заходу солнца в среду бедняга пришел в более спокойное состояние. Он не мог вспомнить своего имени, поэтому Кей назвала его Матфеем, по имени автора первой книги Нового Завета. Тощий Джайлс Лотон, один из двух рекрутов Кей, велел ей уйти из больницы, чтобы немного отоспаться. Он посидит с Матфеем. В конце концов, кто лучше его мог знать, какие испытания приходилось выносить Матфею.

Кей согласилась.

В четверг уже ранним ясным утром она была на ногах. Взяв потрепанную фотографию Керли, она в сопровождении юного рекрута Бобби Ньюмана снова отправилась на поиски своего пропавшего брата.

Она должна была найти Керли.

И пропавшие деньги армии.

Кей подумала, что Керли уже нет в Барбари-Коуст. Если он вообще когда-нибудь здесь был. Уверенные, что ведут поиски не в той части города, Кей и Бобби поднялись на холм, к сердцу Сан-Франциско. Сначала Кей пошла в полицию. Никто не видел Керли Монтгомери и ничего не слышал о нем.

Потом она обошла меблированные комнаты, сдаваемые в аренду квартиры и дешевые гостиницы. Безрезультатно.

В пятницу они вдвоем пошли в городские больницы. Такого пациента там не принимали. В церкви. Жаль, но среди их прихожан не было молодого человека, соответствующего описанию.

Наступила суббота.

Первый день сентября. С наступлением нового месяца пришло пугающее осознание того, что год испытаний, предоставленный ей с Керли, уже не был годом. Оставалось только восемь месяцев!

Кей и Бобби снова провели лучшую часть дня в поисках Керли, и с тем же неутешительным результатом. Они устало спускались с холма по пути к Барбари-Коуст, когда Бобби, сочувствуя глубокому разочарованию своего командира, выступил с предложением.

Бобби напомнил капитану Кей, что, пока она ухаживала за Матфеем, они с Джайлсом собрали немного денег, так необходимых для армии.

— Д-д-давайте к-к-купим новый к-к-колокольчик и от-п-п-пра-а-… — Ему так и не удалось произнести эту фразу и он начал сначала: — Д-д-давайте к-к-к …

— Да! — с энтузиазмом согласилась Кей. — Мы купим совершенно новый колокольчик! — Она с чувством сжала руку молодого человека. — О, Бобби, это замечательная мысль. Мы купим колокольчик и… бубен тоже! Ты будешь бить в бубен во славу Господа!