Ничто не могло охладить его страсти к этой обожаемой им девушке.

— Нам нужно немного остыть!

— Да, — вяло ответила она. — Купание — это то, что нам нужно.

Клей отпустил ее. Они оба отошли друг от друга на несколько шагов. — Но не отвернулись. Влюбленные продолжали смотреть друг на друга и тогда, когда бледные пальцы Мэри Элен принялись расстегивать маленькие пуговицы сиреневого летнего платья. Загорелые пальцы Клея занялись пуговицами белой рубашки. Они продолжали раздеваться, не отрывая глаз друг от друга.

Расстегнув рубашку и вытащив ее длинные полы из брюк, Клей наклонился, чтобы снять туфли и носки. В расстегнутом до пояса платье Мэри Элен наклонилась, чтобы заняться своими туфлями и носками. Потом она выпрямилась и улыбнулась Клею.

Ее взгляд задержался на густых темных волосах, покрывавших загорелую грудь юноши. Он снял рубашку и небрежно бросил ее на землю. Клей, не мигая, смотрел, как Мэри Элен поднимает подол пышной юбки сиреневого платья. Стащив платье через голову, девушка бросила его, и оно, как яркий цветок, упало на поросший травой берег.

Руки Клея принялись расстегивать ремень бежевых полотняных брюк. Мэри начала развязывать завязки длинной, отделанной кружевами нижней юбки. Юноша расстегнул ширинку и сбросил на землю брюки. Девушка, наконец, справилась с нижней юбкой, нетерпеливо стащила ее вниз, переступила через нее и ногой отбросила в сторону.

Теперь они оба были раздеты до нижнего белья.

После нескольких мгновений неловкости Мэри сделала шаг к воде.

— Подожди, — остановил ее Клей.

Подойдя к девушке, он положил руки на ее обнаженные плечи и посмотрел ей в глаза:

— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, да, любимая? — Она кивнула:

— Да. Я знаю, что ты меня любишь.

— И ты мне доверяешь?

Мэри снова кивнула. И тогда он попросил:

— Позволь мне раздеть тебя, Мэри. Пожалуйста! — Девушка улыбнулась. Ей стало немного не по себе.

— Я уже раздета, Клей!

— Нет, я имею в виду совсем. Снять совсем все. — Затаив дыхание, он ждал ответа.

Мэри колебалась. Она сглотнула и, наконец, кивнула своей золотистой головкой. Девушка послушно стояла не двигаясь, пока загорелые руки Клея расстегивали крошечные крючки батистовой рубашки у нее на груди. Расстегнув рубашку до пояса, юноша медленно стащил ее с плеч Мэри. И отбросил в сторону. Легкое одеяние с шелестом приземлилось на траву у ног юных влюбленных.

Глаза Клея ласкали обнаженные груди Мэри с розовыми сосками. Он нашел застежку ее панталон и расстегнул ее. Потом юноша опустился на одно колено перед Мэри и потихоньку принялся стаскивать отделанные кружевом панталоны с бедер девушки. Когда они опустились ниже пупка, у Мэри перехватило дыхание, и она инстинктивно схватилась за съезжающую вниз ткань. Из чувства врожденной скромности она неожиданно застыдилась, засомневалась, отпускать ли ей эту быстро ускользающую деталь ее туалета.

— Нет, пожалуйста! Пожалуйста, не останавливай меня, любимая! Не сейчас! Подними руки! Дай мне закончить!

Мэри неохотно убрала руки. Горячие губы юноши прижались к впадинке на ее левом бедре. Мэри заморгала, и невольная дрожь волнения охватила ее почти нагое тело.

Черные шелковистые волосы Клея щекотали ее живот.

Передвигая губы по ее белой коже, Клей умолял:

— Только раз, Мэри! Только один раз! Дай мне полностью раздеть тебя! Позволь мне один-единственный раз обнять тебя обнаженной. Это все. Только один раз. Я никогда больше не попрошу!

В волнении Мэри Элен сжала его загорелые плечи и закрыла глаза. Клей осторожно стянул вниз ее панталоны. Девушка чувствовала, как мягкая ткань скользит по ее ягодицам, по бедрам, спадает с колен к лодыжкам. Она чувствовала, как сильные руки Клея поднимают ее левую ногу, освобождая ее от панталон, потом проделывают то же с правой ногой.

Мэри Элен не смела, открыть глаза. Теперь она была совершенно нагой. Лицо ее горело. Девушка неожиданно забеспокоилась, не находит ли он ее уродливой. Она не дышала, когда Клей, все еще стоя перед ней на коленях, обнял ее и прижался щекой к ее обнаженному животу.

Мэри Элен открыла глаза. Она посмотрела вниз, на коленопреклоненного Клея, и тихонько застонала от волнения, обхватив обеими руками его голову и крепче прижав ее к себе.

И снова юная пара долго была неподвижна. Девушка стояла в лучах солнца, погрузив руки в волосы юноши. Ее глаза сияли любовью и волнением. Клей, в белом полотняном нижнем белье, стоял перед ней на коленях, прижавшись горячей щекой к ее плоскому животу. Его длинные ресницы щекотали чувствительную кожу девушки.

Хотя Мэри Элен была юной и наивной, все же именно в этот солнечный июньский день, в этот самый момент она поняла, как велика ее власть над Клеем. Впервые в жизни Мэри так ясно осознала глубину его чувства к ней. Девушка вдруг совершенно отчетливо поняла, что он не только любит и желает ее, но и поклоняется ей. Поняла, что он сделает для нее все, что угодно.

Абсолютно все.

Мэри нисколько не сомневалась в том, что, прикажи она Клею опуститься на колени и молиться на нее, он это сделает. Она также знала, что, запрети она ему дотрагиваться до себя, юноша подчинится. Это новое, только что обретенное знание наполнило сердце Мэри Элен великой радостью и большим страхом.

Даже будучи совершенно обнаженной, она чувствовала себя в полной безопасности, как чувствовал бы себя младенец на руках Клея.

Вопрос в том, нужна ли ей эта безопасность.

И если сегодня здесь, на берегу, Клей станет заниматься с ней любовью, ей некого будет винить, кроме самой себя. Клей никогда не злоупотребит ее доверием. Он слишком любит ее.

И словно понимая, о чем думает девушка, Клей медленно поднял черноволосую голову и посмотрел на нее. И в глубине его прекрасных серебристо-серых глаз сияла такая любовь и такая нежность, что Мэри отдала бы ему все, что бы он ни попросил. Он тихо сказал:

— Я люблю тебя больше всех на свете. Больше, чем кого бы то ни было. Я так хочу тебя, что мне больно, но я не дотронусь до тебя, если ты этого не захочешь.

Доверяя ему, желая его и любя его всем своим юным сердцем, Мэри Элен сказала:

— Я хочу, чтобы мы с тобой занялись любовью.

— Мэри! Моя милая Мэри! — прошептал он. Обеими руками Клей обхватил ее бедра и потянул ее вниз, опуская на колени перед собой. Потом он крепко обнял ее и после долгого поцелуя сказал:

— Я так же девственен, как и ты, Мэри.

— Я рада, — ответила она совершенно искренне.

— Я тоже. Но я не умею любить тебя так, как ты того заслуживаешь.

— Мы научимся вместе, — ответила она. — Научимся так же, как мы научились целоваться.

Так они и сделали. Клей протянул руку, вытащил из корзины красную с белым скатерть и расстелил ее на траве. Они легли на скатерть. Мэри Элен вытянулась на спине. Клей лег на бок и повернулся к ней, опершись на локоть. Юная пара целовалась в лучах жаркого июньского солнца. Они ласкали друг друга и шептали нежные слова любви.

Никто из них не помнил, когда Клей снял нижнее белье. Они только почувствовали, что целоваться и обниматься обнаженными гораздо приятнее.

Клей был разгорячен и взволнован. Он нервничал. Никогда в жизни юноша еще так не боялся. Он отчаянно хотел доставить Мэри удовольствие, но испытывал неловкость от того, что не знал как. Клей целовал девушку и, целуя, ласкал ее нежные белые груди, потом его пальцы осторожно пробежали вниз, к заветному холмику.

Не больше Мэри понимая в сложном искусстве любви, он страшно боялся причинить ей боль. В то же время он был так возбужден, что боялся, что скоро не выдержит и возьмет ее. Он уговаривал себя не спешить ради Мэри и продолжал целовать и ласкать девушку.

Мэри Элен все крепче прижималась к Клею, возбуждаемая его страстными поцелуями и нежными прикосновениями рук. Ее волновала его твердая плоть, пульсировавшая у ее обнаженного живота. Девушка начала волнообразно двигаться, прижимаясь к юноше, и он понял, что она готова, так же как и он.

Клей поднял свою темноволосую голову и посмотрел в ее горящие страстью глаза.

— Мэри, ты…

— Да! — прошептала она. — О да!

Клей снова поцеловал ее. При этом его рука скользнула по ее животу и нежно, ласково пробралась через русые завитки между ногами. Глаза Мэри были закрыты. Юноша осторожно коснулся ее одним только средним пальцем. Он оторвался от губ девушки и наблюдал за ее прекрасным лицом, продолжая ее ласкать. Его палец легко проскользнул в шелковистую влагу, текущую из нее.

Мэри выгнула спину. Она порывисто вздохнула и застонала от удовольствия. Глаза ее были закрыты, лицо пылало. Ей захотелось узнать, не может ли она также доставить ему удовольствие, если будет трогать его так, как это делает он.

Она открыла глаза, посмотрела на Клея и сказала:

— Я тоже хочу тебя потрогать!

Он очень боялся, что невольно достигнет кульминации, если она дотронется до него, и поэтому сказал:

— Нет, Мэри, нет…

— Да! — настаивала девушка. Она оттолкнула его руку и села.

— Я хочу, чтобы тебе тоже было приятно!

Клей сдался и вытянулся на спине. Затаив дыхание, он смотрел, как Мэри, смущаясь, обвила рукой его набухшую мужскую плоть. Она сделала это очень нежно, словно боялась сломать. Девушку поразили испытываемые ею ощущения и размеры увиденного. Ей понравилось это новое упражнение, и она прошлась пальцами вверх и вниз по всей длине.

Клей молча терпел сладкие муки.

Сердце его бешено стучало. На лбу и на верхней губе выступили крупные капли пота. Они медленно скатывались вниз. Юноше хотелось дать Мэри возможность свободно посмотреть, потрогать, поиграть сколько ей захочется. Но его тело было не в силах этого вынести. Он резко откинул руку девушки, перекатился и уложил ее на спину.

Лихорадочно двигаясь меж ее бедер, Клей побуждал девушку раздвинуть ноги. Прошептав: «Я люблю тебя, Мэри!» — он быстро вошел в нее. Мэри сморщилась от шока и боли. Клей чувствовал, как что-то рвется у нее внутри, чувствовал, как она крепко сжимает его плоть, и знал, что причиняет ей боль. Но он уже не мог остановиться, как бы он этого ни хотел.

Казалось, что эта твердая пульсирующая плоть, глубоко погруженная в девичье лоно, живет своей собственной жизнью. Она совершенно игнорирует слезы в глазах Мэри и ее явные мучения. Она игнорирует его собственные молчаливые приказы остановиться и не причинять боли любимой. Все было напрасно — плоть ему не подчинялась. Наоборот, это она теперь управляла им, продолжая вновь и вновь погружаться во влажное нежное тепло, до тех пор, пока его агрессия не закончилась мощным взрывом.

Клей громко застонал в экстазе. Мэри смотрела в его смуглое, искаженное лицо, и ей казалось, что ему больно.

Наконец он рухнул на нее и тут же стал просить прощения за то, что причинил ей боль, стал говорить о том, что хотел бы загладить свою вину.

— Со временем я стану более умелым любовником, — говорил он ей. — Я научусь доставлять тебе такое же удовольствие, какое ты сегодня доставила мне.

— Лежать в твоих объятиях — уже огромное удовольствие для меня! — ответила Мэри, гладя его влажные шелковистые волосы, гладкие плечи и вспотевшую спину.

Когда Клей успокоился, они отправились купаться. Он терпеливо и тщательно вымыл Мэри Элен. Лицо юноши светилось любовью и заботой. Когда они оба вымылись, и девушка заверила его в том, что ей больше не больно, они принялись играть, как делали всегда, когда были детьми.

Юные влюбленные гонялись друг за другом по маленькой лагуне, ныряли под воду, занимались подводной акробатикой. Потом выныривали в центре лагуны, смеясь, откашливаясь и брызгаясь.

Мэри громко вскрикнула, когда Клей поймал ее за волосы, золотым веером распустившиеся по поверхности воды. Она отбросила его руку и вырвалась, потом прыгнула и, смеясь, окунула его с головой. Юноша потащил ее на дно. Там они поцеловались, и оба нахлебались воды.

Они выскочили на поверхность и снова поцеловались. Мэри Элен обвила руками шею Клея. Он притянул ее стройные ноги к своей талии и сцепил руки под ее ягодицами.

Выйдя из воды, они поспешили к расстеленной на траве скатерти и улеглись на спину. Они лежали, держась за руки. Горячее июньское солнце быстро обсушило их мокрые тела.

Влюбленные оставались в своем укромном уголке всю вторую половину дня. Они отдали должное обильной еде из плетеной корзинки, смеясь, кормили друг друга инжиром, виноградом и засахаренной клубникой. Сытые и довольные, они вздремнули на солнышке в мирной тишине золотого летнего дня — два прекрасных юных существа, обнаженных и не стыдящихся своей наготы. Они были в раю.

Все было прекрасно.

Но пока молодые люди спали, погода изменилась.

Темные облака заволокли голубое небо, исчезло ласковое солнце.

Клей проснулся оттого, что почувствовал, как у него по спине крадется неприятный холодок.

— Что случилось? — спросила Мэри, которая проснулась оттого, что почувствовала, как он дрожит рядом с ней.

Клей не ответил. Он ощущал непонятную тревогу. Все еще дрожа, юноша очень крепко обнял любимую. Клей был испуган, но не понимал отчего. Он все крепче прижимал к себе Мэри, словно ее пытались вырвать из его объятий.

— Что случилось, Клей? — снова спросила Мэри, чувствуя, как сильно забилось его сердце. — Скажи мне!

— Ничего! — ответил он. — Просто я так люблю тебя, что мне страшно.

Глава 8

На другой день произошло событие, которому предстояло сыграть важную роль в жизни Мэри и Клея.

Было раннее утро. Незадолго до восхода солнца по реке прибыл посыльный и громко постучал в дверь домика, где жил Клей со своей матерью Анной.

Клей тотчас же проснулся. Он выпрыгнул из постели и торопливо надел брюки. Сердце бешено стучало в обнаженной груди. Юноша пригладил ладонью разлохмаченные волосы, схватил рубашку и поспешил в прихожую.

Мать немного опередила его. Она уже стояла перед дверью, завязывая пояс халата. Мать и сын встревоженно посмотрели друг на друга. Анна перебросила на спину длинную косу, тяжело вздохнула и открыла дверь.

Посыльный кивнул, приветствуя ее, передал конверт и удалился.

Письмо было адресовано миссис Анне Найт.

Мать передала его сыну. Клей надорвал конверт и прочитал вслух:

— «Уважаемая миссис Найт!

С глубоким прискорбием сообщаю вам о том, что ваш глубокоуважаемый отец, коммодор Клейтон Л. Тигарт, мирно скончался во сне в девять часов вечера.

Адмирал Тигарт страдал от неизлечимой…»

Клей передал матери письмо и медленно покачал головой. Кончина дедушки по материнской линии сама по себе не была большой трагедией Коммодору было уже полных восемьдесят три года. До самого конца почтенный джентльмен оставался в здравом уме и был очень независим. Несмотря на настойчивые приглашения дочери, он отказывался переехать к ней в Мемфис, продолжая жить в «Пансионе для отставных моряков-христиан», как он называл свой дом.

Настоящей трагедией был сам факт его смерти. Клей виновато подумал, что вместе с дедом умерла его единственная надежда на поступление в военно-морскую академию.

Со слезами на глазах Анна Найт положила руку на плечо сына.

— Клей, мне очень жаль. Я каждый вечер молилась о том, чтобы папа пожил еще и смог помочь тебе поступить в Аннаполис.

— Все хорошо, мама, — ответил сын, похлопывая ее по руке.

Он поцеловал мать в макушку.

— Ты начинай собираться. Я съезжу за билетом на пароход.

Анна кивнула и сказала с надеждой в голосе:

— Но у нас есть еще твой учитель, мистер Мак-Дэниэлс Он сделает для тебя все возможное. Уверена, что он тебе поможет. Может быть, еще есть надежда, и ты все же попадешь в академию.

— Да, мама, — ответил сын с болью в сердце, понимая, что теперь только чудо сможет помочь ему осуществить заветную мечту.

К счастью, его другая заветная мечта — Мэри — помогла ему пережить потрясение, связанное с утратой шансов на поступление в академию.

Поцелуи любимой смягчили боль. Девушка убеждала его в том, что человек с его умом и волей всегда добьется своей цели. Он попадет в академию, она в этом абсолютно уверена.

Разве мистер Мак-Дэниэлс не сделает все, что в его силах, чтобы помочь Клею? Он напишет для него необходимые письма и убедит начальство академии, что Клей — лучший ученик школы.

— Ты все равно попадешь в академию, — убеждала его девушка. — Я знаю, что попадешь. Будет несправедливо, если тебя не возьмут, потому что ты хочешь этого больше всего на свете.

— Это тебя я хочу больше всего на свете, — поправил ее юноша. — Если у меня будешь ты, я переживу, если не попаду в Аннаполис.

И это было правдой.

Когда Мэри была в его объятиях, все остальное было не важно. А такое часто случалось этим долгим знойным летом.

После первой близости Клей и Мэри с трудом отрывались друг от друга. Они использовали любую возможность побыть наедине. А оставшись одни, молодые люди тотчас устремлялись к своему любимому местечку у реки. Иногда они скрывались от всех в густом лесу или в каком-нибудь заброшенном здании. Где угодно, лишь бы побыть вдвоем. Они занимались любовью, используя каждую возможность, и все не могли насытиться друг другом.

Это было самое восхитительное лето в их жизни.

Даже мучения, которые они испытывали, когда не могли обнять и поцеловать друг друга из-за присутствия других людей, были по-своему сладостны для них обоих. Мэри ужасно возбуждала возможность украдкой бросить взгляд на Клея, когда он сидел у них в гостиной или за обеденным столом, разговаривая с ее родителями, и, как всегда, вежливо отвечал на многочисленные вопросы ее отца о школе и о работе в хлопковой конторе. Если Джон Томас упоминал — а это было не раз — о военно-морской академии, то юноша неизменно отвечал, что со смертью деда лишился шансов на поступление. Клей намеренно почти не уделял внимания Мэри Элен.

И не раз, когда во время неспешного ужина девушка наблюдала за тем, как загорелая рука Клея держит бокал чая со льдом, ее охватывало восхитительное волнение. Эти изящные, как у музыканта, руки еще до окончания этого вечера будут ласкать ее тело.

Мысли Клея были еще более опасными, более нескромными, чем мысли Мэри. Именно по этой причине он старался, как можно реже смотреть в ее сторону. Временами ему было достаточно одного взгляда на нее во время обеда или позже, когда она сидела в гостиной на полосатом бежево-белом диване, и его начинали одолевать эротические видения. Юноша ни на секунду не забывал, как выглядит любимая под светлым летним платьем. Он слишком хорошо помнил ощущения, которые испытывал при прикосновении к ее восхитительному телу. Клей не мог дождаться момента, когда сможет снова раздеть Мэри. Ему казалось, что он умрет, если не займется с ней любовью в самое ближайшее время.

Сексуальный накал между ними не ослабевал, и юные влюбленные понимали, что должны быть крайне осторожны. Им приходилось постоянно скрывать свои чувства.

И не только потому, что Клей и Мэри были слишком молоды для того, чтобы думать о браке, но и потому, что Клей пока был не в состоянии содержать жену. Он предупредил Мэри, что им придется подождать, чтобы понять, есть ли у них хоть малейшая надежда получить благословение Джона Томаса Пребла.

Мэри согласилась с ним. Однако она была совершенно уверена в том, что лишь их возраст может помешать ее отцу дать согласие на брак. Клей не был в этом так уверен. Намеками, даже трудно сказать, как именно, но Преблы, с их голубой кровью, дали ему понять, что они предпочли бы более подходящего жениха для своей дочери-аристократки.

Клей не осуждал их. Но он надеялся, что со временем сможет доказать, что достоин Мэри.

А сейчас юным влюбленным приходилось скрывать свою неумирающую любовь и надежду когда-нибудь вступить в брак. Если бы кто-нибудь начал догадываться об интимных отношениях молодых влюбленных, их бы немедленно разлучили. Они не могли так рисковать.