Внезапно маркиза нахмурилась:

— Джоанна, вы словно бы не в своей тарелке. Что-нибудь случилось?

При докторе Брэнче, который продолжал ощупывать меня своими масляными глазками, мне совершенно не хотелось рассказывать Гертруде о том, что я испытала в большой зале. Поэтому я сказала:

— Городской глашатай кричал что-то про императора Карла, но я не совсем поняла, в чем там дело.

— Он потерпел поражение в битве у Превезе! — Гертруда хлопнула ладонью по подлокотнику кресла. — Только представьте, магометане наголову разгромили флот Священной лиги! — Да уж, Гертруда прекрасно разбиралась в политике и, как всегда, оказалась на высоте.

— Неужели это правда и варвары-мусульмане порабощают христиан? — воскликнул доктор Брэнч.

— Император Карл рано или поздно одержит над ними верх, — отозвалась Гертруда.

— Уже много месяцев по Лондону ходят всякие слухи, — сказал доктор Брэнч. — Дескать, Франция больше нам не союзник и мы остались одни, в полной изоляции. Может, хоть это поражение в Средиземном море и угроза мусульманского нашествия предотвратит вторжение армии Священной Римской империи в Англию?

Неужели Карл способен напасть на Британию? Мне стало страшно. Услышав, что нам грозит вторжение, я не могла не вспомнить о леди Марии.

— А как же наши дипломатические альянсы? — поинтересовалась я, тщательно подбирая слова. — Это каким-либо образом отразится на Англии и на… э-э-э… влиятельных лицах, которые здесь живут?

Наши с Гертрудой взгляды встретились.

— Такие лица, насколько я понимаю, пока в безопасности, — ответила она. И едва заметно кивнула.

Доктор, разумеется, не заметил этого. Но у меня было такое чувство, что маркиза прочитала мои самые потаенные мысли и постаралась меня успокоить. В преданности старшей дочери короля мы с ней были заодно.

— Как это удачно, что вы пришли сюда, Джоанна, — сказала Гертруда. — Это избавило меня от необходимости посылать за вами. Прошу вас, сядьте здесь, напротив доктора.

— Но я не жалуюсь на здоровье.

— Наш гость умеет не только лечить болезни, но владеет и другим искусством, — возразила она.

С нарастающим страхом я смотрела, как доктор Брэнч перебирает пачку каких-то бумаг. С величайшей осторожностью он выдернул из нее листок, который был весь исчерчен кругами, стрелками и косыми линиями.

— Доктор Брэнч — непревзойденный знаток астрологии, — продолжала Гертруда.

Я крепко вцепилась пальцами в спинку стула, на который она пыталась меня усадить.

— Жаль, что меня сразу об этом не предупредили. Простите, но это… невозможно.

Доктор оторвался от своих рисунков и чертежей и удивленно поднял голову.

— Что именно невозможно? — спросил он.

— Мне нельзя составлять гороскоп, — пояснила я.

Гертруда беззаботно рассмеялась:

— Что за чепуха, Джоанна? Неужто вы боитесь астрологии, считая ее изобретением дьявола?! Эти представления давно развенчаны, еще несколько веков тому назад!

— Я против совсем по другой причине.

— По какой же?

— Когда я еще жила в Стаффордском замке, мой кузен, лорд Генри, взял со всех представителей нашего рода торжественную клятву никогда в жизни не составлять гороскопов. После того, что случилось с моим дядей, герцогом Бекингемом.

— Ах да! — сказал доктор Брэнч. — Кажется, там был замешан какой-то монах?

— Да, — ответила я. — Самое тяжелое обвинение, выдвинутое против его светлости на суде, заключалось в том, что он… интересовался пророчествами. — Голос мой, когда я произнесла последнее слово, увы, задрожал. — Однако на самом деле дядюшка вовсе не пытался узнать, когда умрет король и будут ли у Тюдоров наследники мужского пола, — это чистейшей воды клевета. И тем не менее он был объявлен виновным, и мы потеряли все.

В комнате воцарилось почтительное молчание. Я произнесла свой монолог на одном дыхании и теперь наконец глотнула воздуха.

— Но мы ни в коем случае не собираемся запрашивать звезды о будущем короля! — воскликнула Гертруда. Она вскочила, обвила меня за талию и притянула к себе. Нежная рука ее оказалась удивительно сильной. — Доктор Брэнч пришел, чтобы помочь вам, Джоанна. Узнав дату и точное время вашего рождения, он сумеет определить соотношение лимфы, желчи и прочих жидкостей в вашем организме и на основе этого разработает рекомендации, как вам лучше беречь здоровье.

Она протянула свободную руку к медику:

— Пожалуйста, объясните нам, в чем заключается ваше искусство. У вас это так хорошо получается.

Доктор похлопал по сиденью стоящего перед ним стула:

— Не соблаговолите ли присесть, госпожа Джоанна?

— Не хочу никого обидеть, но я не стану участвовать в этом.

Я не могла рисковать, мне нельзя было знать ни о каких пророчествах, какими бы невинными они ни казались. В этом я поклялась себе на холодном каменном полу церкви Святого Гроба Господня.

Гертруда убрала руку с моей талии.

— Доктор Брэнч — мой гость и давний друг, — холодно сказала она. — Не понимаю, почему вы так сопротивляетесь. Джоанна, я прошу вас всего лишь сесть и выслушать его. Если и после этого вы не перемените своего мнения, никто, конечно, не станет заставлять вас ничего делать силком.

Я села.

Доктор с самым серьезным видом начал свою лекцию:

— Видите ли, госпожа Стаффорд, учение о том, что планеты и звезды влияют на нашу жизнь, возникло в далеком прошлом. Еще древние вавилоняне понимали, что жизнь на Земле зависит от Солнца, а здоровье человека самым тесным образом связано с флуктуациями Луны. Веками упорно изучая небесную сферу, люди узнали, что четыре элемента — земля, воздух, огонь и вода — находятся под влиянием флуктуации небесных тел. Благодаря работам величайших ученых-гуманистов Европы нам сегодня известно, что Аристотель и Клавдий Птолемей нимало не сомневались в возможностях астрологии. — Он помолчал и добавил: — Впрочем, возможно, эти имена вам ни о чем не говорят.

— Я прекрасно знаю, кто это такие, доктор Брэнч, — ответила я. — Равно как слышала и имя Тацита, древнеримского историка, который не верил в предсказания астрологов.

Целитель удивленно раскрыл рот. Но тут вмешалась Гертруда:

— Видите ли, доктор Брэнч, наши матери-испанки следовали примеру королевы Изабеллы. А она считала, что женщины вполне достойны того, чтобы получить классическое образование. Очевидно, Джоанна в свое время уделяла учебе большое внимание.

Нимало не смущенный моим заявлением про Тацита, врач продолжал гнуть свое:

— Все правители христианского мира пользуются услугами астрологов, и король Генрих не исключение. Маркиза упомянула, что вы родились в середине апреля, но я должен знать точный день и время, чтобы…

— Я ведь уже сказала, — перебила я его, — что совершенно здорова!

— В данный момент — да, — кивнул доктор Брэнч. — Но мало ли что может произойти. А составив ваш гороскоп, я узнаю соотношение жидкостей в вашем теле и буду иметь представление, что следует предпринять, дабы в будущем в вашем организме установился идеальный баланс.

Ну надо же, а я еще опасалась, что видения в большой зале имеют какую-то связь с сестрой Элизабет Бартон. Да ведь мне предлагали сейчас нечто гораздо худшее. Гертруда настойчиво добивалась, чтобы я сделала то, чего боялась больше всего на свете, — выслушала очередное пророчество.

Я глубоко вздохнула и решительно объявила:

— Мне нельзя заглядывать в будущее.

— Джоанна! — Голос Гертруды пронзил меня, как стрела. — Это просто глупо! Вам же пообещали, что, когда доктор узнает необходимые сведения, ничего страшного не произойдет, никаких опасных предсказаний не будет. Признаться, эти ваши страхи кажутся мне весьма надуманными. Герцога Бекингема казнили семнадцать лет назад. И вряд ли на протяжении этого времени вы всегда покорно исполняли волю его сына. Будь это так, вы бы сейчас жили в Стаффордском замке с семейством вашего кузена. Но вы не сделали этого, до сих пор демонстрируя перед ним лишь чисто формальное послушание. Извините, но я не верю, что вы так уж боитесь нарушить запрет лорда Генри. Тем более что он сейчас далеко отсюда.

В гостиной повисла напряженная тишина. Девушки даже перестали работать иголками. Доктор не смотрел на меня.

— Мне очень жаль, но я в этом участвовать не буду, — печально сказала я.

Доктор Брэнч взялся за свою сумку:

— Что ж, ладно. Меня ждут другие пациенты, миледи. Но перед уходом позвольте посмотреть мочу вашего мужа. Надеюсь, вы ее приготовили?

Слуга вывел доктора из комнаты. Я села в кресло с вышитым плюшевым сиденьем. Гертруда Кортни не спускала с меня разочарованного взгляда.

— Услуги доктора Брэнча стоят недешево, Джоанна, — проговорила она. — Мне было неприятно ваше поведение сегодня.

Я поднялась со стула:

— Будьте так добры, сообщите, каков гонорар доктора, и я непременно компенсирую вам затраты. — Я сопроводила свои слова глубоким реверансом и, поднимаясь, увидела, как на щеках Гертруды вспыхнули красные пятна. Грудь ее часто вздымалась. Она сейчас сердилась на меня не меньше, чем в день нашего знакомства на госпожу Брук в Дартфорде.

— Немедленно оставьте меня, — сказала маркиза.

Голос ее дрожал; видно было, что она очень старается держать себя в руках.

9

Остаток дня я безуспешно пыталась обрести душевный покой. Мерила шагами спальню: от окна, выходящего на Саффолк-лейн, откуда уже тянуло осенней прохладой, и до камина, где, благодаря стараниям Элис, снова весело трещал огонь. До чего же нехорошо получилось. Ведь супруги Кортни были очень добры к нам с Артуром. И я бы с удовольствием оказала Гертруде любую услугу, но…

Маркиза весьма проницательно усомнилась в моем послушании воле Генри Стаффорда. Да, кузен действительно приказал нам всем остерегаться пророчеств, но она права: я никогда не строила свою жизнь по его указке. Однако открыть Гертруде истинную причину (то есть рассказать о давнем визите к монахине, осужденной впоследствии по обвинению в государственной измене) было бы крайне неосмотрительно и опасно не только для меня, но и для них с Генри. Желая отвлечься от тяжелых мыслей, я взяла книгу, которую уже начала читать, — «Житие Эдуарда Исповедника», составленное аббатом из Риво. Но жизнеописание благочестивого саксонского короля на этот раз не увлекло меня. Я пробежала глазами длинный абзац, и только в самом конце его до меня дошло, что я не поняла ни слова. Пришлось закрыть эту прекрасную книгу с тисненным на красной обложке названием. Впрочем, все книги в моей спальне были самого высокого качества. Я знала, что Гертруда последние два года потихоньку скупает имущество распущенных по приказу короля больших монастырей. Тем самым она спасала жизнеописания христианских мучеников, а также тексты католических молитв от грубых и глупых придворных, захватывающих в свою собственность постройки, принадлежавшие церкви. В день моего приезда хозяйка дома вручила мне изысканное издание «Зерцала святого жития Иисуса Христа». А теперь получается, что я отплатила ей черной неблагодарностью. Гертруда наверняка считает меня капризной упрямицей.

Ах, если бы сейчас рядом со мной были друзья, которых я оставила в Дартфорде! Уж они бы меня поняли. Мы с Артуром приехали в гости на месяц. Прошло всего две недели, но если бы существовала возможность, не обижая никого, уехать сегодня же, я бы не задумываясь сделала это. Как жаль, что нельзя обо всем поговорить с сестрой Винифред и братом Эдмундом. Я получила три письма от нее и одно — от него, совсем коротенькое. Мне так хотелось снова услышать его сдержанный голос, заглянуть в его карие глаза, в которых светились душевная чистота и глубокий ум.

Я села на край роскошной кровати под балдахином, которую хозяева любезно предоставили мне, и расплакалась, как ребенок, который не понимает, за что его наказали. Выплакавшись вволю, я немного успокоилась, но чувство растерянности осталось. А такое со мной бывало редко.

Спустились сумерки. Послышался топот копыт. За окном плясало пламя факела; как всегда, его зажигали ближе к ночи. Генри Кортни, маркиз Эксетер, возвращался домой.

Разумеется, у Генри при дворе имелись свои апартаменты. Но король сейчас жил в Гринвиче, и мой кузен добился разрешения ночевать дома, с женой и сыном. Каждое утро в домашней часовне он слушал мессу, а потом отправлялся к реке, и его на лодке отвозили в королевский дворец. Как близкий родственник монарха и человек высокого происхождения, он должен был служить королю. И обедали мы теперь не сразу после полудня, как прежде, а вечером, когда на дворе уже было темно, поскольку непременно поджидали главу семейства.

Меня всегда трогало всеобщее волнение, которое охватывало «Алую розу», когда возвращался Генри. Я нигде не видела такой преданности домочадцев хозяину. Хлопали двери, слышался топот бегущих ног, то на одном этаже, то на другом раздавались возбужденные крики. Все, начиная от какой-нибудь посудомойки и до важного дворецкого, управлявшего многочисленным штатом слуг, торопились предстать перед милордом в главном вестибюле и присутствовать на вечернем богослужении.

Когда я подошла к лестнице, Генри как раз показался в дверях. Везде горели только что зажженные свечи. Слуги, числом более шестидесяти человек, стояли перед ним: мужчины кланялись, женщины приседали. И Гертруда тоже, неизменно встречая супруга на первой ступеньке, склонялась в глубоком реверансе.

Впоследствии меня часто спрашивали, что именно делало Генри Кортни столь привлекательным человеком. Его трагическая гибель до сих пор не дает покоя всякому, кто не утратил душевной отзывчивости.

Что же, постараюсь объяснить. Ну, прежде всего, его внешность. Мой кузен, как, впрочем, и король Генрих, был внуком Эдуарда IV: оба они унаследовали от йоркширского монарха высокий рост, бледную кожу и голубые глаза. Кроме того, Генри Кортни еще обладал скромностью и простотой манер, доброжелательной открытостью и прямотой, а также неизменно сохранял спокойствие в любой ситуации. Он никогда и ни от кого не требовал, чтобы ему оказывали какие-то особые знаки почтения. Возможно, именно поэтому все и демонстрировали с такой охотой маркизу Эксетеру свое уважение и преданность.

Стоя вместе с другими на лестнице, я вдруг почувствовала, как кто-то берет меня за руку.

— Джоанна! — воскликнул Артур, ослепительно улыбаясь. — А я сегодня стрелял из лука!

Господи, до чего же у меня всякий раз теплело на душе, когда я видела радостную мордашку Артура! Прошло всего две недели, а речь его сильно изменилась в лучшую сторону. Это было похоже на чудо.

По заведенной домашней традиции мы запели любимый церковный гимн Генри:

Тебе пред окончаньем дня,
Создатель, молимся сейчас,
Чтоб, как всегда, Ты был, Господь,
Хранитель и защитник нам.

Глаза мои обратились на близнецов, Джеймса и Джозефа. Тот, которого я уже видела сегодня, пел с огромным воодушевлением. А вот второй близнец едва шевелил губами. Я слышала, что в детстве с Джозефом приключилась беда, в результате чего он слегка повредился в рассудке. И с тех пор брат старался всячески оберегать его и опекать. Вот и сейчас Джеймс слегка подталкивал Джозефа локтем, чтобы тот вспоминал слова гимна.

Когда мы закончили петь, Генри подошел к жене. По дороге он раздавал слугам улыбки, ободряюще кивал то одному, то другому.

— Миледи, — сказал он, целуя Гертруде руку.

— Милорд, — прошептала она.

По крайней мере, в одном Генри точно не был похож на Эдуарда IV, известного своими любовными похождениями. Всю свою жизнь мой кузен любил одну только Гертруду.

Народу за обедом всегда собиралось немного: из членов семьи — супруги Кортни, их сын Эдвард да мы с Артуром. Кроме того, с нами за одним столом ели Констанция и Чарльз (как люди уважаемые, поставленные во главе всех слуг Генри и Гертруды), а также семейный священник и юный учитель и наставник Эдварда, студент Оксфордского университета. Мы с Гертрудой разместились по одну сторону длинного стола, но между нами села Констанция, и лица хозяйки мне видно не было.

Оба мальчика целыми днями упражнялись в стрельбе из лука. И когда подали фазанов, Эдвард с отцом завели беседу о влиянии длины лука на точность выстрела. Артур слушал их, забыв обо всем на свете и стараясь не пропустить ни единого слова.

О, как мне хотелось, чтобы Артура ждало лучшее будущее, чем то, которое, похоже, было уготовано ему, останься он жить в Дартфорде. Артур принадлежал к роду Стаффордов. Он должен был обучиться всем наукам и искусствам, подобающим человеку высокого происхождения. К сожалению, семейства Стаффордов и Булмеров утратили свой прежний блеск и влияние. Другое дело — Генри Кортни: этого представителя древнего рода король Генрих осыпал всеми мыслимыми благами. Так что никто другой в целом свете не мог помочь Артуру больше, чем наш нынешний хозяин «Алой розы».

— Скажи, Эдвард, а ведь правда же Артур демонстрирует большие успехи? — спросила Гертруда и, наклонившись в кресле, обернулась ко мне. — Может, он сам нам расскажет, чему сегодня научился?

Ее манера смотреть в глаза собеседнику так, словно она заговорщически ему подмигивает, была, как всегда, обворожительна. И вдобавок в который уже раз она словно бы каким-то сверхъестественным образом вдруг сумела заглянуть в мои мысли и узнать о моих надеждах, связанных с будущим Артура.

Я неуверенно улыбнулась в ответ и, слушая возбужденный рассказ малыша о том, как он провел день, наконец смогла попробовать фазана. Досадный дневной эпизод канул в прошлое, и, я надеялась, навсегда.

Разговор коснулся знакомых Кортни семейств, живущих на западе страны. Чарльз сообщил некоторые новости, которые узнал из присланных ему писем: у А. умер отец; Б. кругом в долгах как в шелках; урожай нынче из рук вон плох. Атмосфера за столом была мне знакома, примерно такие же разговоры велись и в Стаффордском замке: соседям тщательно перемывали косточки, обсуждали все, даже самые мельчайшие подробности чужой жизни, — разумеется, для присутствующих делалось исключение. Мою матушку подобные пересуды всегда страшно злили. Ей хотелось говорить на высокие темы: о важных политических событиях, о государственных делах. Но у Стаффордов это было не принято. Я поняла, что и в семействе Кортни тоже не любили разговоров о короле, его советниках и приближенных, о придворных делах и политике, о событиях в Англии и за рубежами нашей страны.

— Не забудь, послезавтра я устраиваю прием, — вдруг обратилась Гертруда к мужу. — Будут только свои и одни лишь дамы. За столом станут подавать пирожные и сладкие вина. Джоанне должно понравиться.

Она сказала это так, будто мне уже давно было известно об этом приеме, хотя я впервые о нем слышала. Генри так и просиял, а я попыталась скрыть удивление. Неужели Гертруда забыла предупредить меня? Но эта женщина никогда ничего не забывала. И с чего это, интересно, она взяла, что мне понравится? Ведь я согласилась погостить в Лондоне, выдвинув условие — не иметь ничего общего с королевским двором и придворными.

Неужели Гертруда специально ждала момента, чтобы «пригласить» меня в присутствии Генри, когда менее всего вероятно, что я стану артачиться?