Изловчившись, я юркнула между двух слуг, подбежала к племяннику и крикнула:

— Сейчас же пойдем со мной, слышишь?

Артур отпустил Эдварда и повернулся ко мне. Но в ту же секунду кто-то грубо схватил меня сзади за руки и заломил их за спину.

— Похоже, и вам тоже нездоровится, госпожа Стаффорд, — вкрадчиво прошептал мне на ухо Джеймс. — Вам нужно лечь и отдохнуть. — Он держал меня так крепко, что было больно.

— Что вы себе позволяете? Немедленно отпустите меня! — закричала я.

Господин Дэвид сделал шаг в нашу сторону. Сейчас он прикажет Джеймсу отпустить меня. Однако, увы, надежды мои не оправдались.

— Отведите ее в спальню, — велел он.

Джеймс послушно потащил меня к двери, больно выворачивая мне руки. Я даже не успела ничего сказать Артуру, и малыш снова заплакал, теперь уже во весь голос. Я бросила быстрый взгляд на Элис. У служанки в глазах тоже стояли слезы.

— Ты еще пожалеешь об этом, неотесанный грубиян, — сказала я Джеймсу, когда он втолкнул меня в коридор.

— Ну, это вряд ли, — проворчал он. — Думаю, скорее, жалеть о своем поведении придется вам.

По дороге в спальню нам попалось еще несколько слуг, и все они, видя, что меня тащат силой, смотрели на нас, вытаращив глаза. Одной рукой Джеймс крепко держал меня за локти, а другой подталкивал в спину. Но никто не сказал ни слова, никто даже и не попытался мне помочь. Вот если бы здесь был дворецкий Чарльз, он наверняка спросил бы, почему со мной так грубо обращаются. Но Чарльза я, к сожалению, так и не увидела. Меня втолкнули в комнату, и дверь захлопнулась снаружи.

Я села на край кровати, потирая больные места. Крепкие пальцы Джеймса оставили на руках огромные синяки. Ярость переполняла меня. Но скоро ее сменил все нарастающий страх. Джеймс далеко не глуп и явно действовал так потому, что был уверен: последствий не будет. Наверняка ему приказали: в случае если госпожа Джоанна вдруг захочет покинуть «Алую розу», применяй силу. Зачем я открыла этим людям карты? И с Артуром надо было действовать похитрее. Я совершила ошибку, прямо заявив о своих намерениях, следовало сделать все потихоньку. И с какой стати я вдруг начала командовать людьми, у которых нет никаких оснований меня слушаться?

Ничего, впредь я буду умнее.

Немного успокоившись, я открыла дверь, собираясь отправиться на поиски Чарльза. Но в коридоре на страже стоял Джеймс. Он даже не стал тратить на меня слов, только покачал головой, сложив мускулистые руки на груди.

— Вы не имеете права удерживать меня здесь, — сказала я.

Он не ответил.

— Немедленно передайте маркизе Эксетер, что я хочу ее видеть.

— Я уже докладывал вам, госпожа Стаффорд: миледи плохо себя чувствует. Ее нельзя беспокоить.

Мне вдруг захотелось закричать во все горло, позвать на помощь прохожих с Саффолк-лейн… но я вовремя одумалась. Не дай бог, меня еще примут за сумасшедшую. Нет, это не поможет нам с Артуром выбраться из «Алой розы». Ничего не поделаешь, придется вернуться в спальню.

Скоро явилась Элис, принесла на подносе обед. Глаза у девушки были опухшие и красные от слез. В голове мелькнула мысль: «А что, если потихоньку от Джеймса попросить горничную помочь?» Но близнец бдительно следил за каждым нашим движением. Элис вышла, но к еде я не притронулась. Вместо этого написала Чарльзу коротенькую записку с просьбой о помощи. Когда придет Элис, передам записку ей, попрошу срочно отыскать дворецкого.

Но Элис больше не вернулась. Я мерила шагами комнату, снова и снова вертела записку в пальцах, пока она не истерлась по углам. На улице за окном не было слышно ни звука: Генри Кортни до сих пор не возвращался. Похоже, он и вправду остался в Виндзорском замке. Серенький день сменился вечерней тьмой, и мне наконец-то принесли ужин, но на этот раз не Элис, а Джозеф, второй близнец, тот, что поглупее. Он так подозрительно посматривал на меня, что я поняла: не стоит и пытаться просить его о чем-либо.

Угли в камине догорели и превратились в пепел. Я не стала никого звать, чтобы подбросили дров, не трогала угли и сама. Молча сидела в темноте и напряженно думала. В комнате становилось все холодней, остатки тепла съедала ночная прохлада. «Я здесь не пленница, а гостья», — заявила я господину Дэвиду. О, как я ошибалась. В «Алой розе» я такая же пленница, как и в лондонском Тауэре, где меня продержали не один месяц.

В конце концов в комнате стало так холодно, что я залезла под толстые одеяла. Даже переодеваться в ночную рубашку не стала. Прямо так, в платье, свернулась калачиком, прижав колени к груди. И стала горячо молиться. Христос должен дать мне ответ на все вопросы и указать правильный путь.

Я уже почти засыпала, как вдруг почувствовала на лице теплое пламя свечи и открыла глаза.

Надо мной наклонилось чье-то лицо. Это был мужчина. Свечу он держал высоко, освещая темную комнату.

На краю моей кровати сидел Генри Кортни, маркиз Эксетер.

13

Я закричала было, но кузен быстро зажал мне рот влажной холодной ладонью.

— Тише, Джоанна, пожалуйста, тише, — прошептал он. — Вас могут услышать. Клянусь, я не сделаю вам ничего плохого. Нам нужно поговорить.

Я кивнула, и Генри убрал руку. Он был весь мокрый: и одежда, и шляпа, и даже лицо. Я посмотрела в сторону окна. Там была плотная, непроницаемая тьма.

— Что вы здесь делаете? — спросила я. — Джеймс сказал, что вы в Виндзорском замке.

— Правильно, я весь день был там. Но Чарльз прислал гонца, который сообщил, что вас заточили в спальне, вот я и прискакал. Мне вскоре нужно ехать обратно. Утром я должен быть при дворе.

— А откуда Чарльзу стало известно, что со мной случилось? Я пыталась передать ему записку, но у меня ничего не вышло.

— Ну, Джоанна, это ведь мой дом. Неужели вы думаете, будто мои люди не знают, что здесь происходит? Ладно, поговорим о деле. — Лицо его исказила мучительная гримаса. — Я нисколько не удивлен, что вы захотели уехать после того, что слышали в часовне. Я уже отдал Чарльзу распоряжение, чтобы завтра вас никто не удерживал. У вас будет полная свобода передвижения.

— Генри, скажите прямо, почему мне не позволили уехать?

Кузен подошел к камину, наклонился над ним, попытался зажечь пламя свечой и пробормотал:

— Как у вас здесь холодно… — Затем он снова выпрямился. — Джоанна, мне нужна ваша помощь.

— Моя помощь? — удивленно переспросила я.

Генри подошел к окну, выходящему на улицу, и уставился в черноту ночи. Видно было, что разговор этот давался ему нелегко.

— Я люблю Гертруду, — наконец проговорил он. — Очень люблю. Никто даже и представить не может, как горячо я люблю свою жену. И она меня тоже любит, так же сильно.

Голос его умолк. Смешанные чувства душили меня: смущение, раздражение, изумление… Но в то же время я, признаться, была тронута.

— Матушка Гертруды умерла, когда та была еще совсем ребенком, — продолжил через минуту Генри. — Отец ее, лорд Маунтджой, служил у королевы Екатерины камергером. И он не стал отсылать дочь. Она росла рядом с покоями королевы. Поэтому Екатерина Арагонская была во многом для нее как мать. А леди Мария — как сестра.

Мой кузен некоторое время помолчал, продолжая смотреть в окно, и вдруг спросил:

— Джоанна, вы знаете, кто такая Элизабет Бартон?

Пальцы мои, как когти, вцепились в край кровати.

— Да, — прошептала я. «Господи, как хорошо, что он не видит выражения моего лица!»

— Начиная с тысяча пятьсот двадцать девятого года, — сказал Генри, — Гертруда несколько раз, если не ошибаюсь, не менее трех, ездила к этой монахине, да и та тоже приезжала к моей жене. Мне кажется, эти путешествия в Кентербери начались, когда Гертруда стала увлекаться всякими пророчествами. Она постоянно просила Элизабет Бартон заглянуть в будущее и рассказать ей, что случится с королем и с нашей семьей.

Меня охватил неописуемый ужас. «Так вот оно что, — подумала я. — Гертруда — последовательница Элизабет Бартон».

— Мне жена, разумеется, говорила совсем другое, — тяжело вздохнув, продолжал Генри. — Уверяла, якобы ездит к сестре Бартон, чтобы узнать, будут ли у нас еще дети. Но на самом деле это, увы, не так. Когда сестру Бартон допрашивали по обвинению в государственной измене, когда у нее делали обыск, тщательно проверяли все ее бумаги и вещи, а также изучали записи в монастыре Святого Гроба Господня, узнали и про визиты Гертруды. И ей пришлось писать королю письмо, признаваться в своих взглядах и суждениях, каяться в ошибках и молить о высочайшей милости. Я боялся, что все закончится очень плохо. Но, слава богу, ошибся: Гертруду под суд не отдали.

«А что, если тогда стало известно и о нашем с матушкой визите в монастырь Святого Гроба Господня?» — со страхом подумала я, но вслух сказала другое:

— Генри, вам надо было рассказать мне об этом прежде, чем приглашать в гости.

Мой кузен опустил голову:

— Да, Джоанна, вы абсолютно правы.

Теперь я решила выяснить все.

— Гертруда проделала немалый путь, чтобы разыскать меня и привезти сюда. Зачем ей это понадобилось?

Генри принялся вышагивать перед камином.

— Идея разыскать вас принадлежит не ей, — ответил он. — До нынешнего лета моя жена ни разу про вас не вспоминала. А потом вдруг стала постоянно заводить разговоры на эту тему: мол, обязательно надо съездить в Дартфорд и во что бы то ни стало разыскать Джоанну Стаффорд.

— Может, леди Мария попросила ее сделать это? — предположила я.

Генри поднял вверх обе руки:

— Джоанна, честное слово, я не знаю. Вполне возможно, что и так, хотя я ума не приложу, зачем дочери короля это понадобилось.

Он был прав. Леди Марии не было никакого смысла настаивать, чтобы я приехала в Лондон. Но тогда кому это было нужно? Никакого разумного объяснения на этот счет мне в голову не приходило.

— По правде говоря, Джоанна, меня очень волнует Гертруда. Жена клянется, что больше не участвует ни в каких интригах. Но я боюсь, что ее преклонение перед Екатериной Арагонской и императором Карлом Пятым столь велико, что выходит за рамки здравого смысла.

— Погодите-ка… Вы сказали, что она больше не участвует ни в каких интригах? Как это понимать?

— Ну, Гертруда писала письма Юстасу Шапуи, посланнику императора Карла. И, переодевшись, ездила к нему, передавала все, что знала о планах короля и его Тайного совета. Теперь она клянется, что больше с ним не встречается, но я не знаю, можно ли ей верить.

Я судорожно вцепилась в спинку кровати. Ну и ну: значит, Гертруда поставляла информацию представителю враждебной державы!

— Скажите, Генри, а вы участвовали в заговоре против короля?

Маркиз выпрямился и подошел ко мне.

— Я приверженец истинной католической веры и поддерживаю монастыри, как и все другие представители старинных родов. Я глубоко скорбел об участи Екатерины Арагонской и нежно люблю ее дочь. Но всегда останусь верноподданным своего государя — помазанника Божия.

— Тогда вы должны любой ценой остановить Гертруду. Вы понимаете, Генри? Должны.

— И, клянусь, я это сделаю! — горячо воскликнул он. — После званого обеда, который состоится четвертого ноября, я найду предлог и уеду вместе с женой и сыном в родовое поместье на запад. И там уж глаз с Гертруды не спущу.

— А почему для вас так важен этот обед? — настойчиво спросила я.

— Джоанна, да вы никак в чем-то меня подозреваете? Я просто хочу пообедать в компании своих близких друзей, только и всего.

Он присел на краешек кровати рядом со мной. Под тяжестью его веса она жалобно заскрипела.

— До званого обеда в честь барона Монтегю осталась всего неделя, — сказал Генри. — Джоанна, пожалуйста, не уезжайте. И прошу вас, не спускайте с Гертруды глаз. Ваше присутствие здесь помешает моей жене плести интриги. Старайтесь побольше бывать с ней рядом.

— Но если Гертруда что-то задумает, я вряд ли смогу остановить ее. Тем более что она окружена верными слугами.

— Вы можете послать мне весточку с Чарльзом.

Я наклонилась вперед и закрыла лицо руками.

— Генри, вы понимаете, что просите, чтобы я шпионила за вашей женой?

Я прекрасно помнила, какую бессильную ярость испытала, когда епископ Гардинер сделал из меня шпионку, заставив искать в монастыре венец Этельстана. До чего же это гнусное, постыдное и омерзительное занятие.

— Простите меня, Джоанна. Но я больше никому не могу довериться… Кого же мне еще попросить о помощи, как не вас?

Огонь зашипел и начал с треском разгораться. Я смотрела на усталое, исполненное страдания лицо Генри.

— Это все пророчества, — прошептал он. — Я умолял Гертруду не поддаваться их соблазну. Даже думать о свержении и смерти короля — это уже государственная измена.

Он снова стал ходить по комнате взад-вперед.

— Не одна только Гертруда — все государство словно бы сошло с ума. Когда я был маленьким, никаких провидцев и в помине не было, про всякие там откровения никто и не слышал… А ведь эти шарлатаны еще и деньги берут, и люди им платят. Сейчас в каждой деревне обязательно найдется старая карга, которая изрекает пророчества. И эти, с позволения сказать, ясновидящие утверждают, якобы обладают тайным знанием, которое пришло к нам еще от кельтов, из свитков самого Мерлина, обнаруженных в каком-то кладе, который раскопали бог весть где. Какая чепуха… да что там чепуха — гораздо хуже.

— Господи, как это все отвратительно… ненавижу пророчества, — пробормотала я.

Он быстро закивал:

— Вот именно, Джоанна, вы наверняка найдете способ разубедить Гертруду, отговорить ее, если она вдруг задумает в течение этой недели отправиться к какому-нибудь шарлатану-провидцу правда?

— Я сделаю все, что смогу, Генри.

Он шагнул ко мне:

— А если вдруг не получится отговорить Гертруду, тогда поезжайте вместе с ней, хорошо? А потом расскажете мне, о чем там шла речь…

— Нет! Это невозможно! — Я вскочила с кровати. — Генри, мне и близко нельзя подходить к человеку, который изрекает пророчества!

— Действительно, я прошу у вас слишком многого, — пробормотал он. — Пожалуйста, извините меня, Джоанна. Просто я очень… боюсь. — Он секунду постоял, уставившись в пол. — Неужели вы сами не понимаете? Я боюсь за сына. Если что-то со мной… с нами случится… и Эдвард вдруг окажется в Тауэре, один… эта мысль сводит меня с ума. Ему там будет очень страшно. Совсем еще ребенок — и в камере, где больше никого нет. Только представьте, какой ужас… У меня при одной этой мысли просто сердце кровью обливается… — Голос Генри пресекся. — Господи Иисусе Христе на небесах, сохрани и помилуй моего мальчика! — Мой кузен отвернулся и правой рукой закрыл лицо. В комнате раздались глухие рыдания. Он пытался их подавить, но безуспешно.

Стук в дверь заставил Генри замолчать.

— Одну минуту, Чарльз! — глухо крикнул он.

— Генри, — сказала я, — знайте: я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам. Я не буду отходить от Гертруды ни на шаг. Постараюсь повлиять на нее, насколько это возможно. Но потом я непременно уеду.

— Благослови вас Господь, Джоанна, — ответил он и, не глядя мне в глаза, поспешно вышел из комнаты.

Больше в ту ночь я так и не уснула. Я молилась, прося Господа послать мне силы и мудрость. Когда встало солнце, появилась Элис, взволнованная и испуганная. Я больше не заговаривала с ней о своем отъезде из «Алой розы», а вместо этого попросила принести поесть и переодеться. Служанка с радостью повиновалась.

В то утро Гертруда в гостиной была не одна. Рядом с ней сидел незнакомый мне человек. Оба увлеченно рассматривали какой-то предмет, стоявший у него на коленях. Кажется, короб, и довольно большой. Гертруда сидела ко мне спиной, поэтому мне было плохо видно. Но с этой минуты я должна была все видеть и все примечать.

— Доброе утро! — Мое приветствие прозвучало вполне естественно.

Гертруда резко обернулась. Лицо у нее было какое-то перекошенное: возможно, она действительно плохо себя чувствовала. И вдруг на губах маркизы заиграла улыбка.

— Джоанна, как мило, что вы пришли.

Она вскочила, бросилась ко мне и поцеловала, окутав облаком какого-то экзотического аромата. Должно быть, только что приняла ванну.

— Прошу вас, идите сюда, полюбуйтесь вместе с нами на эту прелесть.

Она махнула рукой гостю, и тот открыл стоявший у него на коленях короб. Он был заполнен образцами тканей самых разных расцветок и фактуры. Тут были и бархат, и шелк, и парча.

— Покажите-ка Джоанне вот это, — приказала хозяйка.

Торговец развернул передо мной образец ткани — мерцающей и искрящейся, как струи водопада.

— Серебристая ткань от лучших купцов Брюсселя, — пояснила Гертруда. — Я уже все решила. На званый обед, который устраивает милорд, мы сошьем для вас новый наряд. Мой портной как раз успеет. Вот из этого материала.

— Как, я должна буду надеть такое платье?

— Барон Монтегю королевских кровей. Между прочим, до рождения принца Эдуарда он был предполагаемым наследником трона. Мы не можем ударить лицом в грязь. — Она сложила руки и явно приготовилась к тому, что я стану протестовать и отказываться.

Но я обманула ее ожидания:

— Спасибо, Гертруда.

Вот так все и началось. Три дня подряд я постоянно пребывала в обществе Гертруды. Достойных внимания гостей за эти три дня в доме не было. Сама она тоже никого не посещала. Мы вместе вышивали, читали, слушали музыку. Однажды я сидела рядом с маркизой в ванной комнате и, пока она принимала ванну, читала ей Священное Писание. Два раза в день мы виделись с Артуром и Эдвардом. Мальчики, казалось, совсем забыли о сцене, разыгравшейся во дворе; да и вообще никто даже не вспоминал о том, что еще совсем недавно я была решительно настроена уехать. Имени короля в «Алой розе» тоже не поминали, равно как и старшей дочери его Марии и ее кузена, императора Карла. Все шло как по маслу, все были обходительны друг с другом, никаких признаков тайных заговоров или интриг не наблюдалось, так что временами я даже удивлялась, вспоминая о том, как горячо умолял меня Генри следить за женой. Но тем не менее ни на минуту не забывала о его просьбе.

И вдруг, в последний день октября, я испытала настоящий удар.

Я шла по главному коридору в сопровождении Элис и вдруг услышала впереди шум и крики. Мимо туда-сюда сновали слуги, они таскали стулья, коробки, подносы и много всего другого. Пройдя еще чуть-чуть, я поняла, куда они все это носят: двери, ведущие в большую залу, были широко распахнуты.

— Что здесь происходит? — спросила я Элис.

— Готовятся к званому обеду, который милорд дает в честь барона Монтегю, — ответила она.

Выяснив, что Гертруда на кухне, я поспешила туда. Теперь волей-неволей придется рассказать маркизе о своих видениях: сомневаюсь, что я смогу спокойно обедать в большой зале.

На кухне повара уже подвесили над огнем огромный чугунный котел, и Гертруда, предварительно надев поверх парчового платья фартук, периодически помешивала его содержимое. По всей кухне плыл приятный запах мускуса.

— Идите сюда, Джоанна! — весело крикнула мне Гертруда. — Посмотрите! Это для леди Си!

Я заглянула в котел: там булькала густая оранжевая жидкость, в которой плавали какие-то семена.

— Это айвовый джем, я варю его специально для нее. В это время года все дарят друг другу подобные подарки. Леди Кэрью — большая мастерица по части джема. Так что я должна сделать еще лучше, чем у нее.