Брат Эдмунд внимательно выслушал мою историю, и у него появились вопросы.

— Я читал кое-что об Этельстане и знаю, что это один из первых королей, что он сыграл важную роль в нашей истории, — сказал он. — Но почему корона, подаренная ему французским монархом, который хотел заполучить себе невесту, имела для Этельстана такое значение? Почему он надел ее перед сражением при Брунанбурге? И каким образом корона сохранила свою таинственную силу спустя несколько веков после смерти Этельстана? И главное — как она сможет остановить уничтожение монастырей?

Те же самые вопросы не давали покоя и мне, и мы уставились друг на друга, злясь на собственное бессилие.

Брат Эдмунд глубоко вздохнул:

— Расскажите мне все, что вам известно о том, как корона попала к Этельстану.

— Эта корона была святыней, унаследованной Гуго Капетом, — сказала я.

Брат Эдмунд схватил меня за руку.

— Святыней? — переспросил он. — От какого святого?

— В книге об этом не говорится.

— А от кого ее получил сам Гуго Капет? — продолжил свои вопросы брат Эдмунд. Его пальцы так сильно сжимали мою руку, что мне стало больно.

И тут я вспомнила.

— Ах да, он унаследовал корону от Карла Великого. Гуго Капет был его потомком.

Мне показалось, что брат Эдмунд замер. Он стоял не двигаясь, даже не моргая. Брат Ричард протянул руку и встряхнул его.

— У тебя не приступ ли болезни? — спросил он. — Эй, брат, ответь нам.

И тут я впервые испугалась за брата Эдмунда: он начал одновременно плакать и смеяться, не в силах остановиться.

— Успокойтесь! — взмолилась я. — Пожалуйста, успокойтесь!

Брат Эдмунд кинулся вверх по склону, потом развернулся и бросился назад к нам.

— Неужели вы не понимаете? — спросил он, в его глазах плясали сумасшедшие искорки. — Неужели вы не можете сложить отдельные фрагменты воедино?

— Нет, — ответила я. — Объясните же нам.

— Карл Великий жил в восьмом веке. Этот монарх много тысяч душ обратил в христианство. Он строил соборы, университеты, монастыри, часовни. Ему хватало воли, сил и благочестия, чтобы собирать и сохранять самые большие святыни новообретенной Католической церкви. Вы знаете, чьим венцом он владел?

— Ce n'est pas possible! [Это невозможно (фр.).] — воскликнул брат Ричард и перекрестился.

— Объясните мне, — взмолилась я. — Я не понимаю.

— Это был венец самого Христа, — сказал брат Эдмунд. — Тот самый, что был на Нем, когда Он страдал на кресте. Считается, что Карл Великий владел этой святыней. Терновым венцом.

38

Наш разговор начался на холме недалеко от заброшенного лепрозория и в тот же день, но уже позднее продолжился в библиотеке. Мы собрались там втроем. Брат Ричард придумал подходящий предлог для настоятельницы: якобы от епископа Гардинера пришло распоряжение срочно произвести некоторые изыскания.

— Она подозрительно посмотрела на меня, но возражать Гардинеру не решилась, — сказал он.

«Пока не решилась», — подумала я.

Теперь, обложившись книгами и монастырскими документами, брат Ричард и брат Эдмунд спорили об одном из событий религиозной истории, как могут спорить только очень образованные братья-доминиканцы. Верно ли, что корона, подаренная королю Этельстану, когда-то венчала драгоценную голову Христа?

— Терновый венец находится в Святой капелле в Париже, а капелла неусыпно охраняется, — устало сказал брат Ричард. — Венец никогда не был в Англии. Он хранился в Святой земле, пока в тринадцатом веке его не заполучил король крестоносцев Болдуин Первый, который продал реликвию Людовику Девятому.

— Но ты никогда не задумывался, почему Болдуин поведал о том, что владеет терновым венцом Христа, только когда задолжал огромную сумму венецианцам? — спросил брат Эдмунд. — Людовик заплатил за него сто тридцать пять тысяч ливров, и Болдуин полностью освободился от долгов.

Я поморщилась при мысли о том, что такая священная реликвия покупается и продается земными королями.

— Не забудь, что эта сделка состоялась после Третьего крестового похода, — продолжал брат Эдмунд. Он так оживился, разговаривая на историческую тему, что его страдания отступили. — На протяжении веков в Святой земле обнаруживались самые различные святыни и мощи, которые вывозились крестоносцами в Европу. Так почему же про терновый венец стало известно только в самом конце?

— Ты хочешь сказать, что Людовик Девятый — почитаемый святой Людовик — и все французские короли после него были идиотами? — ответил брат Ричард. — Не забудь, что в Париж венец доставили два брата-доминиканца. Можешь говорить что угодно о европейских монархах, но члена Доминиканского ордена провести невозможно. И ты хочешь убедить нас, что в десятом веке венец был частью выкупа за какую-то сомнительную английскую принцессу?

— Прекратите, пожалуйста, — взмолилась я, взмахнув руками перед их взволнованными лицами. — Я совершенно запуталась.

Брат Эдмунд и брат Ричард робко улыбнулись.

— Простите нас, сестра Джоанна, мы можем так проспорить хоть всю ночь, — извинился брат Эдмунд. — Давайте начнем сначала.

Брат Ричард встал.

— Хорошо. А вначале была… Голгофа. — Он взял с полки Библию и нашел нужное место. Переводя с листа латинский текст, брат Ричард стал читать: — «Тогда Пилат взял Иисуса и приказал бить Его. И воины, сплетя венец из терна, возложили Ему на голову, и одели Его в багряницу и сказали: „Радуйся, Царь Иудейский“, и били его руками. И тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: „Се Человек!“». Терновый венец всегда значил для меня нечто очень важное, — тихим голосом сказал брат Ричард. — Да, страдания и унижение, но еще и то, что только через боль можно почувствовать сопричастность к Богу.

Брат Эдмунд кивнул:

— Крест, на котором был распят Иисус; гвозди, которыми было прибито его тело; терновый венец; табличка, на которой было написано «Царь Иудейский»; копье, которым римлянин ударил его в сердце, — все это святыни Страстей Господних. Последователи Христа после Его распятия хранили их в Иерусалиме, сотни лет с ними ничего не происходило. Но потом Рим принял христианство, и святая Елена отправилась в Иерусалим.

— Святая Елена — мать первого христианского императора Константина? — спросила я.

— Да, превосходно, сестра! — воскликнул брат Эдмунд.

Он рассказал, как в 326 году Елена отправилась в Иерусалим, чтобы найти свидетельства Его жизни. Она обнаружила отдельные части подлинного креста и заложила для него церковь. В последующие века были обнаружены другие святыни, связанные со Страстями Господними, и христиане отправлялись в Святую землю, чтобы их увидеть.

Как сказал брат Ричард, о терновом венце впервые упоминалось в шестом веке. К тому времени, увы, начались всякие нечистоплотные действия: похищения святынь, разграбление гробниц. Считалось, что даже самая малая часть тела святого — ноготь, прядь волос — обладает целительной силой.

— Повсюду строились церкви для паломников, которые приходили, чтобы принести обет, исцелиться… и оставить свои денежки, — сказал брат Эдмунд, поморщившись. — А потом в восьмом веке в Святую землю пришел Карл Великий, первый сюзерен истинно христианской империи на Западе. Он был необычайно фанатичным — и очень богатым — собирателем святынь. Мне кажется вполне правдоподобным, что вместе с гвоздями с креста, копьем и другими святынями, связанными со Страстями Господними, Карл Великий приобрел и терновый венец. А потом венец попал к одному из его потомков — первому Капету.

Брат Ричард постукивал по столу пальцами:

— Есть и другое объяснение.

Они уставились друг на друга, а потом брат Эдмунд кивнул, словно прочел мысли своего собеседника.

— Ну да, разделение.

Я возмущенно воскликнула:

— Братья, прошу вас!

— Простите нас еще раз, сестра, — сказал брат Эдмунд. — Вполне вероятно, что священны оба венца — тот, что был подарен Этельстану Гуго Капетом, и тот, что хранится в Париже.

— Каким образом?

— Считается, что на ветвях Христова венца было семьдесят шипов. Имеются сведения, что они хранились не все вместе, но в какой-то момент венец был расплетен и шипы разделены.

— Но кто мог совершить такое преступление? — в ужасе спросила я.

Ответил мне брат Ричард:

— Рынок святынь всегда был темным и непрозрачным. Человек — существо слабое, подверженное грехам гордыни и корысти.

Я отпрянула от него, услышав такие циничные слова.

— Возможно, в прошлом, когда люди еще не знали Господних истин, и совершались какие-то ошибки, — возразила я. — Но наверняка не сегодня. Никто не будет подделывать святыни в английских церквях.

В библиотеке воцарилось тяжелое, печальное молчание. Ни один из братьев не хотел встречаться со мной взглядом.

— Н-нет! Это невозможно, — воскликнула я. — Только не говорите, что сегодня в монастырях произносятся лживые слова. Все равно я не поверю.

Брат Эдмунд сел и наклонился ко мне через стол:

— Сестра Джоанна, вы сильная молодая женщина. Вы не должны терять веру, невзирая на то, что я вам сейчас скажу. — Он глубоко вздохнул. — В Хейлском монастыре в Глостершире есть чаша с кровью — ей поклоняются с тринадцатого века. Утверждалось, что это кровь Христа.

— Да, конечно, я это знаю, много лет назад туда совершили паломничество мои кузины Маргарет Булмер и герцогиня Норфолк, — подтвердила я. — Но не хотите же вы сказать, что…

Слова застряли у меня в горле. Перед моим мысленным взором возникла Маргарет, стоявшая у камина и восторженно рассказывавшая мне о духовной красоте, которую она находила в своих паломничествах.

— Монахи использовали свиную кровь, — не оставляющим ни малейшей надежды голосом объявил брат Ричард. — Слухи ходили разные, но в прошлом году они под давлением сами признались в мошенничестве. Известны подобные случаи и в других монастырях.

Казалось бы, жизнь уже преподала мне немало уроков. Но это последнее разочарование потрясло меня до глубины души. Я поднялась на ноги — братья отвели глаза, чтобы не смотреть на меня.

— Если это и в самом деле правда, — сказала я, — а я знаю: вы не настолько жестоки, чтобы говорить мне такие вещи, если сами в них не уверены, — то какой смысл в нашей борьбе за сохранение монастырей? Зачем препятствовать Кромвелю, который хочет уничтожить наш образ жизни, если он весь построен на лжи?

Брат Эдмунд вскочил на ноги и сжал мои руки в своих:

— Не весь! Да, в английских монастырях можно обнаружить некоторое разложение. Почему, вы думаете, этим уполномоченным удается составлять доклады, которые оправдывают роспуск монастырей? Если долго искать, то всюду можно найти ошибки. Но остались еще набожность и истинная духовность.

— Мы идем по пути, который привел нас в Дартфорд, сестра Джоанна, — добавил брат Ричард. — Мы ищем мудрость, истину, справедливость… Бога. На этом этапе вы, как и брат Эдмунд, оказались здесь не по собственной воле, но я не сомневаюсь, что вы тем не менее верите в наш путь.

Я опустила голову. Передо мной возникло воспоминание: мы, сестры Дартфорда, собрались кружком, молимся и плачем вместе по ушедшей от нас сестре Елене — несчастной, навеки замкнувшей уста сестре Елене. Мы помогали и поддерживали друг друга во всех трудностях, и укрепляла нас суровая, но в то же время прекрасная, таинственная и божественная сила нашей веры.

— Да, — сказала я, подняв глаза. — Верю.

Брат Эдмунд с облегчением посмотрел на меня:

— Тогда займемся короной Этельстана. Мы сходимся в том, что этому саксонскому правителю подарили корону, которая когда-то, в какой-то форме, была терновым венцом Христа.

Брат Ричард убежденно кивнул.

— Итак, венец Иисуса, насколько мне известно, не обладает никакой магической силой, разве что вызывает желание поклоняться ему. Поэтому опасные свойства, проявляющиеся при соприкосновении с ним, — вспомним загадочные преждевременные смерти короля Ричарда Львиное Сердце, Черного принца и принца Артура, — видимо, возникли позднее, во времена Этельстана. Этот король каким-то образом заметил трансформацию венца и решил его спрятать. Особую важность, таким образом, приобрела необходимость хранить в тайне все, что касалось короны.

Во мне шевельнулось воспоминание.

— Лорд Честер сказал, что ему известны тайны Дартфорда, и в ту же ночь был убит.

Брат Ричард вздохнул:

— Да, убит. Но возможно ли, чтобы такой развратный человек владел знанием о короне?

— Некоторое время Джеффри Сковилл верил, что смерть его светлости объясняется именно этим, — сказала я.

Оба брата нахмурились при упоминании Сковилла, а я, воспользовавшись случаем, рассказала им историю нашей странной дружбы: как Джеффри пытался защитить меня на Смитфилде и был за это арестован. Упомянула, что он просил скрыть от судьи и коронера его пребывание в Тауэре.

— Хотя этот человек и помог вам, я не испытываю расположения к господину Сковиллу, — пропыхтел брат Ричард. — И в то же время… да, определенные моменты в поведении лорда Честера во время поминального пира, некоторые его слова вызывают у меня недоумение.

— Например, этот гобелен, — задумчиво произнес брат Эдмунд. — Очень уж странно лорд Честер на него прореагировал. Словно сестра Елена вплела в него какое-то послание, которое понял только он.

— Значит, — сказал брат Ричард, — по-твоему, сестра Елена знала о том, что корона находится в Дартфорде, и пыталась сообщить об этом миру посредством тех сюжетов, которые она выбирала для гобеленов?

Я шлепнула себя рукой по губам и воскликнула:

— Записка!

Брат Эдмунд всплеснул руками:

— Точно!

— Какая еще записка? — не понял брат Ричард.

— Я нашла у себя в постели лист бумаги, на котором было написано: «Найдите гобелен Говардов». Я думаю, это сделала сестра Елена незадолго до того, как болезнь свалила ее. Как по-вашему, может ли обнаружиться какая-то подсказка на гобелене, которым теперь владеют Говарды?

— А тот гобелен, что остался незавершенным? — спросил брат Ричард. — Он нам ничем не поможет?

Я отрицательно покачала головой:

— На нем нет ни одного полностью завершенного лица. Сестра Елена умерла, не успев дойти до этого этапа работы.

Брат Эдмунд согласился. Он сказал, что уже осмотрел этот гобелен и не нашел в его сюжете и фигурах какого-то скрытого смысла.

— Ах, если бы мы могли сейчас увидеть этот гобелен Говардов, — разочарованно проговорила я.

Брат Ричард нырнул в кипу книг и свитков.

— Я знаю, где-то есть список гобеленов Дартфордского монастыря, проданных за последние годы, — пробормотал он. Ему потребовалась минута, чтобы найти нужную книгу, затем его палец пополз по списку. — Ага, вот оно: «Большой гобелен, на сюжет древнегреческого мифа, продан герцогу Норфолку… Тысяча пятьсот тридцать третий год… свадебный подарок герцогу и герцогине Ричмонд для Вардурского замка, Уилтшир… Закреплено в качестве собственности за герцогиней Ричмонд».

— А там не сказано, какой именно древнегреческий миф послужил сюжетом для гобелена? — взволнованно спросил брат Эдмунд.

— К несчастью, нет.

Они повернулись ко мне.

— Это произошло задолго до вашего приезда в Дартфорд, сестра Джоанна, но, может быть, вы что-нибудь слышали об этом гобелене? — спросил брат Ричард.

— Нет, — с сожалением сказала я. — Но герцогиня Ричмонд, наверное, сможет описать его мне.

Брат Ричард скосил на меня взгляд:

— С какой стати она будет это делать для вас?

— Потому что она моя двоюродная племянница, — пояснила я. — До замужества герцогиня Ричмонд звалась Мэри Говард, она дочь Норфолка. Я состою в родстве с герцогиней, его супругой и матерью Мэри. — Я хорошо помнила рыжеволосую девочку, которая десять лет назад приезжала в Стаффордский замок вместе с матерью, Маргарет и Чарльзом Говардом. После этого я видела ее еще несколько раз. Мэри всегда хорошо относилась к своей родне. — Завтра же отправлю ей письмо, — пообещала я. — Ее супруг, герцог Ричмонд, умер в прошлом году, но если Вардурский замок был завещан ей, то она, возможно, до сих пор живет там. Я попрошу Мэри, чтобы она описала гобелен во всех подробностях.

Брат Ричард улыбнулся:

— Да уж, сестра Джоанна, ваши родственные связи не следует недооценивать.

Я пожала плечами. Упоминание об аристократических корнях всегда смущало меня.

Брат Эдмунд потер виски, вид у него был более взволнованный, чем обычно.

— Найти корону очень важно, но это только часть нашей миссии. Мы должны понять, в чем ее сила. А для этого следует побольше узнать о ее истории, уяснить, почему корона была так важна для короля Этельстана. У меня никак не идет из головы то, что епископ Гардинер сказал сестре Джоанне: «Эта корона больше, чем святыня, она одновременно благодать и проклятие». Жаль, что мне мало известно о правлении Этельстана.

— А нет ли какой-нибудь доступной библиотеки, в которой хранятся книги и документы этого периода? — поинтересовалась я.

Брат Эдмунд уставился на меня, и его глаза загорелись тем самым странным огнем, который я уже видела на холме над лепрозорием.

— Какой же я глупец! — сказал он сдавленным голосом. После чего бросился к книжному шкафу и схватил одну из книг с такой яростью, что я испугалась, как бы переплет не оторвался.

Это был список мужских и женских монастырей Англии. Брат Эдмунд быстро нашел нужную ему страницу и ткнул в нее дрожащим пальцем. Наверху было написано: «Монастырь Мальмсбери, основан в 675 году от Рождества Христова». Дальше я увидела список имен настоятелей и монахов — монастырь был довольно велик, — а также описание монастырских владений.

Брат Эдмунд показал на одну из строк.

— Смотрите, — выдохнул он.

Я стала читать вслух:

— «В монастыре находится также усыпальница короля саксов Этельстана, который в год девятьсот сороковой от Рождества Христова выразил желание быть похороненным в этом месте. Там же хранятся документы о его пятнадцатилетнем правлении».

— Усыпальница короля Этельстана! — воскликнула я. — Где находится Мальмсбери?

— В северной оконечности Уилтшира, — пояснил брат Эдмунд. — Не более чем в неделе пути отсюда.

— Но по силам ли тебе сейчас такое путешествие? — спросил брат Ричард.

— По силам. Мне только нужно еще два дня — поставить на ноги сестру Винифред: хочу быть уверен, что она полностью выздоровела. После этого я смогу отправиться в Мальмсбери.

— Я смогу легко объяснить твое отсутствие, — воодушевился брат Ричард. — Епископ Гардинер на чрезвычайный случай дал мне копию его печати. Я предвидел, что мне может понадобиться составить приказ, исходящий от него.

Брат Эдмунд уставился на него:

— Ты собираешься подделать документ?

— Как и все добрые доминиканцы, я прагматик, — сказал брат Ричард. — Будучи казначеем Дартфордского монастыря и помощником настоятельницы, я уполномочен разрешить тебе отъезд на короткое время.

— Отличный план, — одобрил брат Эдмунд. Они улыбнулись друг другу.

И тогда заговорила я:

— Братья, план и в самом деле отличный. Вот только необходимо включить в него один важный пункт.

Братья, похоже, уже забыли о моем присутствии в библиотеке. И теперь оба удивленно повернулись ко мне.

— И что же это за пункт? — спросил брат Эдмунд.