Я скосила глаза на брата Эдмунда. Я все еще не знала, что лучше сказать… Если бы только мы с ним могли переговорить наедине. Но это было невозможно.

— Вы теперь живете при дворе? — спросила леди Мария. — Я никогда вас там не видела, госпожа Джоанна.

— Нет, миледи, после смерти королевы я принесла послушнический обет.

Собеседница недоуменно отпрянула от меня.

— Значит, это не маскарадный костюм? — спросила она, разглядывая мой монашеский хабит.

— Нет, это маскарадный костюм, — сбивчиво пояснила я. — Я член Доминиканского ордена в Дартфордском монастыре.

— Ах, в Дартфорде, — сказала она, улыбаясь. — Моя мать рассказывала мне о Доминиканском ордене. Я знаю, она восхищалась доминиканцами. Их особенно почитают в Испании.

Я глубоко вздохнула:

— Леди Мария, я принесла обет, потому что ваша мать просила меня об этом.

Слезы снова увлажнили ее глаза.

— Вы воистину близки мне, как ни одно другое существо. Просите у меня что угодно, сестра Джоанна, и вы получите все, что хотите.

Я почувствовала, как напряжение повисло в другом углу комнаты, где стояли трое мужчин. Я сделала шаг к леди Марии:

— Я прошу не за себя, а за своего отца, сэра Ричарда Стаффорда, который содержится в лондонском Тауэре. Его обвинили в попытке помешать королевскому правосудию во время казни моей кузины леди Маргарет Булмер.

Она сочувственно посмотрела на меня:

— Я ничем не могу помочь узнику Тауэра. Приказы моего отца не оспариваются.

— Но он оказался в заключении по распоряжению герцога Норфолка и епископа Гардинера, а вовсе не короля, — сказала я.

Она повернулась к ним:

— Это правда? Епископ, зачем вы сделали это? Этот человек считается опасным? Он изменил его величеству?

Гардинер, разрываемый противоречивыми эмоциями, посмотрел на нее. Наконец натянутым голосом проговорил:

— Нет, Ричард Стаффорд не изменник. Он лишь хотел сократить страдания своей родственницы, которую сжигали на Смитфилде. Ничего, кроме этого. Это преступление не подходит под категорию государственной измены.

— Тогда вы сможете сделать так, чтобы его выпустили? — спросила она. — У вас есть на это полномочия?

Гардинер и Норфолк переглянулись.

— Почему вы медлите? — настаивала принцесса, и в голосе ее прозвучала гневная нотка.

Гардинер поклонился:

— Я позабочусь об этом. Стаффорд будет освобожден до конца недели.

— Я рада, — сказала она и снова повернулась ко мне. — Могу я сделать для вас что-нибудь еще?

— Мне нужно только вернуться вместе с братом Эдмундом в Дартфордский монастырь без помех. — Я намеренно выделила два последних слова, чтобы их смысл дошел до всех, кто находился в комнате. — Я прошу вашего благословения, леди Мария.

Она взяла меня за руки и сжала их.

— У вас есть друг на всю жизнь. Моя мать-королева чтила одно лишь доминиканское благословение. Хотите услышать его от меня?

Мы с братом Эдмундом встали перед ней на колени и закрыли глаза.

Она медленно проговорила:

— Да благословит нас Бог Отец. Да исцелит нас Бог Отец. Да дарует нам просветление Бог Дух Святой: даст глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, руки, чтобы делать дело Божие. Аминь.

Я поднялась на ноги и сделала прощальный испанский реверанс.

— Gracias a Dios у la Virgen, [Хвала Господу и Деве Марии (исп.).] — сказала я.

Она улыбнулась, и в ее глазах снова блеснули слезы.

— Я знаю, вы теперь должны поговорить с герцогом Норфолком и епископом Гардинером, — произнесла я, пятясь к двери, потому что никто не может поворачиваться спиной к королевской особе. — Надеюсь, вы позволите нам уйти?

— Только если вы обещаете писать мне, Джоанна. И писать часто, — сказала она.

— Это будет для меня большой честью. — Я уже стояла у самой двери. Брат Эдмунд — рядом со мной.

Он открыл мне дверь. Я в последний раз взглянула на леди Марию, потом на епископа Гардинера. Его светло-карие глаза вперились в меня, но прочитать их выражение я не могла.

Наконец мы вышли из комнаты, затем покинули дом Норфолка. На город опустился вечер.

Джон чуть не расплакался от радости, когда мы появились в конюшне.

— Все давно разъехались, а вас все нет и нет — я уж не знал, что и делать.

— Сможешь довести нас отсюда до Дартфорда, Джон? — спросил брат Эдмунд. — Найдешь дорогу?

— Непременно найду, — ответил он. — Эх, до чего же я соскучился по жене, брат. На все готов, чтобы только добраться домой сегодня.

Мы поскакали рысцой по подъездной дорожке к Парадайз-стрит.

— Думаете, Гардинер действительно отпустит моего отца? — спросила я у брата Эдмунда.

— Должен. Он ведь дал слово принцессе.

— А мы? Можно ли считать, что мы в безопасности от Гардинера?

Мой спутник повернулся в седле, еще раз посмотрел на дом Норфолка и сказал:

— На короткое время. Может, всего лишь на сегодняшнюю ночь. Он попытается узнать, что мы делали в доме Норфолка и почему вообще покинули монастырь.

Тут меня осенило:

— Если отца выпустят из Тауэра, то мне не придется больше выполнять приказы Гардинера.

— Да, — сказал брат Эдмунд. — Вы сможете прекратить поиски короны.

Злость захлестнула меня.

— Неужели вы думаете, что я меньше вашего хочу спасти монастыри?

Брат Эдмунд неловко потянулся ко мне с седла, его пальцы погладили мою руку. Джон быстро скакал впереди, и мы должны были оставить разговоры, чтобы не отстать от него.

— Я уважаю вашу преданность долгу, — сказал он. — Искренне уважаю.

— Значит, мы продолжим наши поиски вместе? — спросила я. — И по возвращении в Дартфорд сделаем все, что в наших силах, используем все, что нам удалось узнать?

Он кивнул.

— Брат, а что вы увидели на гобелене в доме Норфолка? — вспомнила я. — Что-то вас сильно взволновало. Вы поняли историю сестер?

— Я думаю, это плеяды, — ответил брат Эдмунд.

— Кто они такие? — спросила я. — В чем смысл их танца?

— Они танцуют не для себя, — тихо сказал брат Эдмунд.

— А для кого?

Он открыл было рот, но тут же его закрыл.

— Брат, мне показалось, что в их движениях есть какое-то исступление, возможно, даже злость. Пожалуйста, объясните: для кого они танцуют, — попросила я, повысив голос.

Неужели брат Эдмунд что-то скрывает от меня — и это после всего, что мы вместе пережили в доме Норфолка?!

Наконец он неохотно ответил:

— Они танцевали для своего отца, сестра Джоанна.

И что же в этом плохого? Я недоуменно посмотрела на него. Даже в темноте на дороге, ведущей из Ламбета, я видела отблеск страха в глазах своего спутника.

Брат Эдмунд сильно стегнул свою лошадь — такого я прежде не замечала за ним ни разу, — и та быстрее понесла его в Дартфордский монастырь.

45

— Что-то случилось, — сказала я брату Эдмунду.

Кто знал, чем встретит Дартфорд после двухнедельного отсутствия. Уставшие и окоченевшие от холода, мы свернули с дороги на тропу, ведущую в монастырь. Стояла глухая ночь, и Дартфорд в это время обычно был закрыт, все двери тщательно заперты.

Но как только дорога сделала поворот, за которым открывался вид на Дартфорд, мы увидели, что у ворот горит факел. А дверь в монастырь была распахнута, хотя ночь выдалась морозная. В дверях стоял человек с фонарем в руках. Это был привратник Грегори.

Мы спрыгнули с лошадей и побежали к входной арке.

— Грегори, что происходит? — спросила я.

Он спустился по лестнице, но не поздоровался, а выставил вперед руки, словно не желая нас впускать.

— Стойте, — сказал Грегори. — Внутрь нельзя.

— Почему? — изумился брат Эдмунд.

— Приказ шерифа. Он сказал, что никто не должен входить в монастырь, пока не прибудет подмога из Лондона. Он обещал вернуться к полуночи.

Я почувствовала, как сердце мое упало. И поинтересовалась:

— А в связи с чем потребовалась подмога?

— Настоятельница отсутствует вот уже два дня, — сказал он. Теперь, когда мы подошли поближе, я увидела на лице Грегори выражение страшной усталости. — Мы искали ее повсюду, но она исчезла без следа. А потом, сегодня днем, пропали сестра Кристина и брат Ричард. — Казалось, привратник был близок к истерике. — Они исчезают один за другим. Над этим монастырем тяготеет проклятие — так говорят в городе. И Богом клянусь, так оно и есть!

Брат Эдмунд подошел к взволнованному привратнику:

— Грегори, ты должен нас впустить. Может быть, мы сумеем их найти.

— Нет. — Грегори шагнул вперед и встал лицом к лицу с братом Эдмундом. — Шериф запретил входить без его разрешения.

Я тоже попыталась убедить привратника:

— Мы не пойдем в закрытую часть монастыря — мы только посмотрим комнаты в передней части. И быть может…

Грегори оттолкнул меня:

— Сказано — нельзя.

— Не смей к ней прикасаться, — рассердился брат Эдмунд.

Привратник что-то грубо ему ответил, а потом и ударил брата Эдмунда.

Они сцепились на ступеньках, а я, воспользовавшись моментом, прошмыгнула внутрь.

— Подождите меня, прошу вас! — прокричал мне вслед брат Эдмунд. — Вам слишком опасно идти туда в одиночестве!

— Стойте, сестра Джоанна! — взревел Грегори.

Но я не остановилась.

Я пробежала со всех ног мимо статуи Девы Марии, через входной зал, потом повернула в обратную сторону. Я знала, что искать потайную дверь в подземные помещения в кабинете настоятельницы бесполезно — никакой двери там нет, иначе люди Кромвеля нашли бы ее.

Я схватила со стены свечу и бросилась в гостевую спальню. Прощупала там все стены, обследовала каждый уголок, поочередно нажимала на полки и трещины в стене, как это делал настоятель Роджер в Мальмсбери.

Ничего.

Разочарование буквально жгло меня изнутри. Я знала: дверь где-то здесь. У меня не было времени ощупать, обшарить, простучать каждый дюйм стены. Даже если брату Эдмунду удастся одолеть Грегори, скоро прибудет шериф со своими людьми.

Мне необходим был какой-нибудь знак, который указал бы, где находится дверь, что-нибудь вроде резного льва и плюща на двери в доме Норфолка.

И вдруг меня осенило — так неожиданно, что я чуть не вскрикнула.

Я вспомнила юную Катрин Говард, которая объясняла нам, как найти нужную дверь, ведущую прямо в большой зал: «В большинстве случаев плющ располагается впереди льва, но там спереди лев».

Повсюду в Дартфорде я видела высеченные в камне корону и лилии. И всегда корона находилась за символом Доминиканского ордена. Кроме одного места. Локуториума — комнаты, где посетители могли разговаривать с сестрами. Или с самой настоятельницей.

Услышав снаружи мужские крики, я заторопилась в комнату, где не так давно меня и братьев допрашивали королевские уполномоченные Лейтон и Леф.

Еще минута-другая — и меня найдут.

Я подошла к полупустому шкафу под высеченными в камне короной и лилиями, провела руками по полкам, принялась изо всех сил давить на боковины в поисках чего-нибудь скользящего.

Когда я нажала на верхнюю полку, что-то подалось. Раздался щелчок. Я нажала изо всех сил, и шкаф приоткрылся.

Высоко подняв свечу, я протиснулась в проем, а потом закрыла за собой вход.

За шкафом обнаружился очень грязный и узкий проход шириной не более двух футов. Этот заброшенный коридор ничуть не напоминал тот, что я видела в Мальмсбери. Пламя свечи выхватило из темноты какие-то заплесневелые крошки. Вздрогнув, я поняла, что это то самое печенье, которое дети Вестерли собирались раздавать в деревне в День всех усопших верных. Так вот как им удавалось незаметно перемещаться по монастырю.

Я дошла до ветхих ступенек и спустилась по ним.

Внизу проход был чуть шире. Я двинулась по нему, оглядывая стены в поисках изображения. Наверняка тут тоже должна быть корона.

До меня донесся женский голос. Возможно, я увижу здесь настоятельницу… и брата Ричарда. Они явно обнаружили этот вход, но я не могла понять, почему они оставались тут так долго. Неужели не понимали, что Грегори и остальные забьют тревогу?

Коридор стал шире. Здесь стены были выложены кирпичом. Женский голос зазвучал чуть громче, но, кроме этого, я больше ничего не слышала. С кем же она разговаривала? Голос смолк. Завернув в конце коридора за угол, я увидела три фигуры.

На земле неподвижно лежал человек в пропитанных кровью монашеских одеяниях. На невысокой бочке у стены сидела связанная женщина с кляпом во рту. Рядом с ней почти спиной ко мне, сжимая в руке длинный нож, стояла моя подруга-послушница сестра Кристина.

Прошло какое-то время, прежде чем она заметила меня. Я была так потрясена увиденным, что застыла, не в силах пошевелиться и произнести хоть слово.

Я поняла, что неподвижно лежащий человек — брат Ричард. Глаза его были открыты. Он, без сомнения, уже умер.

Настоятельница Джоан увидела меня и едва заметно кивнула. Это движение и заставило сестру Кристину резко повернуться.

— Сестра Джоанна, — проговорила она хрипловатым голосом. — Вы должны понять. У меня не было иного выхода. Настоятельница нашла дверь в локуториуме и спустилась сюда. Она искала корону Этельстана. Я подкралась к ней сзади с этим, — она взмахнула ножом, — и потом связала.

— И где теперь корона — здесь? — спросила я, обшаривая глазами пол.

Сестра Кристина рассмеялась, и звук ее прогнал наваждение. До этого момента я видела, что брат Ричард мертв, настоятельница связана и во рту у нее кляп, а в руке у сестры Кристины нож. Но смысл этой картины — страшный, дьявольский смысл — словно бы оставался мне неясен.

Однако, услышав этот смех, горький и сердитый, я поняла, что сестра Кристина — убийца. И вероятнее всего, через несколько минут она попытается убить и меня.

— Корона! Корона! Корона! — насмешливо прокричала она. — Неужели для вас даже сейчас больше ничто не имеет значения? Она тоже только этим и интересовалась, — сестра Кристина ткнула ножом в сторону настоятельницы, — и брат Ричард, который пришел ее искать, тоже хотел заодно найти корону. Но вместо короны обнаружил меня.

— Вы захватили здесь настоятельницу два дня назад? — спросила я, пытаясь говорить спокойно.

— Да, и нисколько в этом не раскаиваюсь, — ответила сестра Кристина. — Если бы не настоятельница, ничего этого не случилось бы, сестра Джоанна. Это она пригласила в монастырь моего отца. Она осквернила наш зал капитула его присутствием.

— Вы настолько ненавидели своего отца?

— Это я убила его, — торжествующе объявила сестра Кристина. — Господь не накажет меня за это. Мой отец был разоритель, демон. Он не был человеком. Вы этого не знали?

Я не отважилась напомнить ей о матери. Но мучительная гримаса исказила лицо сестры Кристины.

— И моя мать тоже умерла из-за этого. Нет, ее я не убивала. Я пришла к ней в ту ночь через подземный ход. Я знала о нем со дня смерти настоятельницы Элизабет. Но дети Вестерли тоже, вероятно, на него каким-то образом наткнулись, и я понимала, что если вы найдете ребятишек и поговорите с ними, то все обнаружится. Станет ясно, что можно из обители проникать в гостевую спальню и что это я убила отца. Сказать об этом матери должна была я сама. Я хотела ей все объяснить. — Сестра Кристина начала плакать. — Она пришла в бешенство, когда узнала, почему я сделала это. А потом заявила, что это ее вина, дескать, она плохо меня воспитала. Когда я ушла, она написала эту записку и покончила с собой, чтобы снять с меня подозрения.

Сестра Кристина ударила рукой по стене в нескольких дюймах от головы настоятельницы, и та испуганно отпрянула.

Я снова попыталась успокоить ее.

— И как далеко тянутся эти туннели?

— До самого сарая, — сказала она. — Сто лет назад одна глупая настоятельница, которая опасалась, что кто-нибудь попытается силой захватить корону, специально наняла людей, которые прокопали дополнительный туннель к коридору, ведущему в «темный дом». Они добавили еще один вход в подземелье — через потайную дверь в коридоре рядом с церковью. Настоятельница полагала, что если монастырь подвергнется нападению, то сестры смогут тайком покинуть его, прихватив корону. Она заставила землекопов поклясться, что они сохранят в тайне, чем занимались в монастыре. Но кто-то из них не сдержал обещания.

Тут за ее спиной в конце коридора раздался какой-то звук. Потом послышался мужской голос:

— Так лорду Честеру и стало известно про эти туннели!

Сестра Кристина с диким воплем отпрыгнула от стены и принялась размахивать ножом.

Из-за угла вышел Джеффри Сковилл с дубинкой в руке.

Будучи опытным констеблем, он сразу сообразил, что происходит, и, разговаривая с нами, не выпускал из виду сестру Кристину.

— Лорд Честер нашел способ отправить послание одной молодой красивой послушнице, которую звали сестра Беатрис, — он увидел ее в монастыре. Негодяй хитростью заманил ее сюда. И соблазнил невинную девушку. Бедняжка была в ужасе, но никому не могла рассказать о своем грехопадении.

— Откуда вы это знаете? — закричала сестра Кристина.

— Я разыскал сестру Беатрис, и она объяснила мне, как найти вход в подземелье, — ответил Джеффри. — Мне все-таки удалось, хоть и не сразу, убедить прежнего привратника Джейкоба рассказать, где она скрывается.

Я вздрогнула. Вот почему мы встретились с Джеффри в тот день в городе — он искал Джейкоба.

— Когда приехали уполномоченные короля, сестра Беатрис сказала, что хочет покинуть монастырь. И настоятельнице пришлось отпустить послушницу. Джейкоб отвез Беатрис в родной дом. По дороге ее два раза стошнило. Вернувшись в монастырь, привратник доложил об этом настоятельнице Элизабет, и та поняла, что сестра Беатрис носит ребенка. Настоятельница пришла в ужас и отправилась к ней домой. Но к тому времени мать уже выгнала дочь, назвав ее шлюхой. Настоятельница и Джейкоб нашли бедняжку в лесу чуть живую и спрятали на небольшой ферме далеко отсюда. Покойная настоятельница Элизабет заботилась о ней. Понимаете, сестре Беатрис приходилось скрываться от лорда Честера. Если бы он узнал о ее беременности, то забрал бы ребенка. Младенец родился раньше срока мертвым. Но бедная Беатрис так боялась лорда Честера, что предпочитала и дальше прятаться.

Джеффри на шаг приблизился к сестре Кристине:

— Вы ведь знаете, почему она так боялась его, да? Когда ваш отец в последний раз встретился с ней здесь, он был пьян. И рассказал ей кое-что нехорошее. И это касалось вас.

Сестра Кристина замахнулась на него ножом и закричала:

— Замолчите!

Джеффри подошел к ней еще ближе:

— Ваш отец растлил вас. Верно я говорю, сестра Кристина?

Я поморщилась и простонала:

— Нет!

Но никто этого не услышал, потому что сестра Кристина согнулась пополам и закричала — страшно, дико, как взбесившийся зверь.

Констебль приблизился к ней еще на два шага:

— Вы узнали про сестру Беатрис из письма, приготовленного настоятельницей Элизабет для своей преемницы. Сестра Беатрис покинула Дартфорд за несколько месяцев до вашего приезда сюда. Но вы, вероятно, что-то слышали или подозревали, а потому решили выкрасть письмо. Покойная настоятельница запретила лорду Честеру приезжать в монастырь и хотела, чтобы и впредь было так же. Кроме того, в письме говорилось о туннелях. Так вы их и нашли.

Сестра Кристина с яростью смотрела на него, грудь ее вздымалась.