А вот шел он теперь действительно по-другому: как человек, привыкший повелевать. Человек, знающий, что получит все, что только пожелает. Что породило в нем эту властную самоуверенность — успех, деньги? Теперь Тина видела, что и взгляд Дьюка изменился: в нем не осталось ни следа нежности — только жесткая решительность, даже безжалостность.

Ледяная дрожь пробрала женщину. Что он хочет от нее? Разумом Тина понимала, что если она не пожелает, то он не сможет ничего добиться, но телом… Все ее тело пылало от неодолимой, дикой тяги к этому мужчине…

—  Ты меня забыла? — тихо спросил он, подойдя почти вплотную.

Тина подняла смятенный взор от его великолепного галстука. Ей было невыносимо стыдно за свое смущение, она пыталась из последних сил взять себя в руки и выглядеть наконец уверенной в себе деловой женщиной, а не напуганной девчонкой.

—  Дьюк, — пролепетала она, стараясь изобразить небрежный тон.

—  С годами ты становишься все красивее, Тина.

Но его глаза говорили: «Все желаннее».

—  Ты тоже с годами становишься все привлекательнее. — Тина говорила машинально, не задумываясь о смысле сказанного.

Его губы скривились в иронической ухмылке.

—  Ты так и не замужем?

—  Нет. Похоже, мы с тобой два сапога — пара.

По его лицу тенью прошло некоторое волнение, мгновенное раздумье, но оно быстро приняло свое обычное выражение.

—  Именно об этом я и думал прошлой ночью, — мягко произнес он. — Для меня стало настоящим откровением, как ты понимаешь все написанное мною. Мы с тобой, видимо, и вправду чем-то очень похожи.

Он помолчал, затем добавил нарочито безразличными тоном:

—  А у тебя сейчас есть кто-нибудь?

Тину передернуло от отвращения. Она почувствовала, что Дьюк стал ей внезапно противен. Неужели этот самоуверенный и самовлюбленный удачник думает, что после этих восьми лет, после всего, что он сделал, он так просто сможет снова войти в ее жизнь?

—  Да нет, в настоящий момент у меня никого нет… так уж вышло, — холодно заявила она. — Но я пришла сюда совсем не для того, чтобы обсуждать с тобой мою личную жизнь. Я думала, что ты хочешь поговорить о моей работе над оформлением твоей пьесы.

Дьюк вызывающе поднял брови.

—  Что же, ты считаешь, что личная жизнь не отражается в работе?

—  Ну… до какой-то степени…

—  Поэтому-то я и хочу узнать обо всем, что происходило с тобой. Как ты стала такой.

Да, это был совсем другой человек — опасный, хитроумный, изворотливый. Он умел добиться своего — Тина с горечью поняла, что от этого нового Дьюка не следует ждать доброты и участия.

—  Не думаю, что можно рассказать обо всем, что произошло за восемь лет, за ланчем, — сухо ответила она.

—  Я готов слушать тебя сколько угодно, для меня это так важно.

Он лгал. Он не мог не солгать ей!

—  Зачем ты вернулся в Австралию, Дьюк? — резко спросила Тина.

—  Меня заставили это сделать воспоминания. — Голос Дьюка был мягок и певуч, отчего ее сердце учащенно забилось.

Тина сумела овладеть собой и не поверила на сей раз его словам. Воспоминания! Долгонько же он копил все эти воспоминания, прежде чем соизволил вернуться!

—  Не думаю, что тебе действительно есть о чем помнить, — холодным тоном отрезала Тина. — Я-то давно обо всем позабыла, — вызывающе добавила она, стараясь выглядеть равнодушной и независимой.

Ласковая и в то же время горькая в своей глубине улыбка тронула губы Дьюка. Он протянул руку и легко провел по щеке молодой женщины.

—  У нас еще могут появиться новые общие воспоминания, Тина. Такие воспоминания, которые не так-то просто будет забыть.

Тина с ужасом почувствовала, как под его лаской ее холодная решимость растаяла, как лед на летнем солнце. Ее вновь захлестнули бурные чувства. Да, Дьюк хочет ее и намерен получить в самое короткое время, — теперь она это знала.

Его жесткие пальцы взяли ее руку, сжали собственническим жестом. От его прикосновения по всему телу Тины прошла волна влажного жара, опаляя огнем безумного желания. Наконец-то это может свершиться! Дьюк Торп, герой ее девичьих грез, — вот он, рядом, и она сможет получить его, если только захочет!

Неужели это действительно произойдет — то, о чем она столько лет мечтала? Неужели через час или два она будет лежать в его объятиях? Но вправду ли этот непонятный, странный человек желает этого?

Это был не тот Дьюк, память о котором она свято хранила. Теперь ясно видно, что именно этот человек написал все те пугающие, затягивающие в опасный омут драмы, полные тревоги, чуждые всему ясному и доброму.

—  Чего ты хочешь от меня, Дьюк? — выпалила она, отчаянно стремясь понять его намерения.

—  Только то, Тина, что ты легко могла бы мне отдать.

—  Что ты этим хочешь сказать? — Ее глаза сверлили его. Однако он сохранял спокойствие.

—  А чего бы ты больше всего желала, Тина?

Если бы он задал этот вопрос пять минут назад, Тина без колебаний ответила бы — тебя. Но это было пять минут назад…

Теперь она не намеревалась обнаруживать перед Дьюком свои слабости. Она вызывающе вздернула голову.

—  В моей жизни самое важное — моя профессия и успех в делах.

Дьюк был явно обескуражен. Он отнял свою ладонь от ее руки. Его лицо окаменело, рот превратился в тонкую линию. Зеленые глаза стали по-зимнему холодны, в них появилось циничное выражение.

—  Ах, только и всего? Ну, тогда я в состоянии дать тебе все то, о чем ты мечтаешь, — медленно, растягивая слова, произнес он, намекая на то, что не откажется от платы за свои старания.

—  Зачем это тебе, Дьюк? Какой смысл в этом? — недоуменно спросила Тина, как бы пытаясь догадаться о причинах предложения Дьюка. — Что ты с этого будешь иметь?

Он смотрел на нее равнодушно, без всякого выражения.

—  Ланч будет подан в моем номере. Может быть, мы пойдем туда и все обсудим наедине?

При мысли о том, что придется остаться с ним с глазу на глаз, Тина перепугалась. Она инстинктивно чувствовала, что согласись она пойти на этот шаг — и все ее мечты рухнут и в будущем ей останется только горькое разочарование.

Однако Тина заставила себя принять фальшиво равнодушный, беспечный вид. Ей надо пройти через это испытание, пройти до конца весь путь. Может быть, это будет часом ее освобождения, вызволения из плена многолетнего страстного ожидания Дьюка. После этого она станет по-настоящему свободной и независимой.

—  А после ланча, Дьюк… что произойдет потом? — Тина произнесла это, отступив на шаг и с легкой издевкой глядя прямо в глаза мужчины.

—  Ну, Тина, — протянул он, — тут все целиком зависит только от тебя, и ни от кого больше.

Насмешливо ухмыляясь, он подхватил ее под руку и повел к лифту. Она не пыталась сопротивляться, хотя в душе корчилась от омерзения — к нему и к самой себе. Возможно, это необходимо, необходимо для того, чтобы наконец освободиться от его власти над ней.

Тина чувствовала всю постыдность и двусмысленность своего положения. Но без страха решила встретить все, что уготовила ей судьба.

3

Однако вся решимость Тины улетучилась, едва только она увидела перед собой дверь номера Дьюка. Сердце ее вновь застучало как сумасшедшее, отдаваясь в висках, ноги задрожали, она чуть не упала. Правда, колоссальным усилием воли молодой женщине удалось справиться с собой, но ее состояние выдавали предательски трясущиеся губы. Когда Дьюк взглянул на нее, приглашая войти, на его лице отразились сомнение и беспокойство.

С минуту он пристально смотрел в лицо Тины. Глаза его на миг затуманились выражением странной тоски и сожаления. Что это было: крушение надежд или горькие воспоминания — Тина не знала, да и не желала знать. Тем более что мгновение спустя его лицо опять приняло решительное выражение.

—  Добро пожаловать, — обратился он к Тине, отступая в сторону, чтобы пропустить ее в дверь.

—  Благодарю. — Тина отвечала с заметной иронией в голосе. Величественно, словно королева, кивнув ему, она с достоинством вошла в роскошный номер.

Большая, дорого и уютно обставленная комната. За отдернутыми тяжелыми занавесями — чудесный вид на город: окно занимало почти всю стену. В глубокой нише — неправдоподобно огромная кровать. Мебель, убранство комнаты, ковры, шторы были именно такими, какими и должны были они быть у преуспевающего драматурга, подумала Тина. Услышав за спиной щелчок двери, она отвернулась к окну.

—  Что же, теперь ты можешь гордиться собой, Дьюк, — не без язвительности заметила она, изо всех сил стараясь не глядеть на постель. Уловив на себе пристальный взгляд его глаз, она смутилась.

—  Теперь я могу себе это позволить.

—  Любишь смотреть на красивые вещи? — быстро, не давая ему опомниться, спросила она. Говорить, говорить все равно о чем — только бы не думать о том, что должно произойти.

—  Да.

—  Совсем не то что раньше. Ведь тогда мы оба были бедны как церковные крысы, помнишь?

—  Да, согласен с тобой.

—  И теперешняя жизнь тебе больше по душе? — тихим голосом произнесла она.

Тина понимала, что ее желание — просто блажь, глупость; но все же сейчас ей больше всего на свете хотелось услышать от него, что он тоскует о прошлом, об их прогулках, долгих разговорах, шутках.

Он молчал. Тине стало стыдно за дурацкий вопрос. То, что миг назад представлялось ей таким прекрасным, сейчас стало просто жалким и ничтожным. Она потупилась и отвернулась. Так тебе и надо, подумала она. Ты что, не знаешь, что богатство в любом случае лучше самой идиллической нищеты?

Она слышала стук кубиков льда в бокалах, чмоканье пробки и шипение разливаемого шампанского. Пузырьки успеха, кисло подумала она, которыми он делится с женщинами.

Он встал рядом, протягивая ей бокал с шампанским, и спокойным голосом произнес:

—  За Кристину Форрест и ее карьеру.

Она заставила себя поднять глаза и вымученно улыбнулась.

—  Спасибо, Дьюк. — Но дальше разыгрывать свою роль она была не в силах. В голосе Тины прозвучал горький упрек: — Надеюсь, на сей раз ты меня не обманешь? Или же твои обещания помочь — такая же фальшь, как и твои ухаживания тогда, восемь лет назад?

Глаза его расширились, потемнели.

—  Но ты действительно нравилась мне, Тина.

—  Ты уехал, даже не попрощавшись со мной!

—  Если бы мы тогда встретились, то обязательно стали бы любовниками, — равнодушно сказал он.

—  Неужели это было бы так ужасно?

—  Да, — просто ответил он. — Да, в то время это было совсем не нужно и могло плохо кончиться.

—  Не то что теперь, а?

—  Верно. Теперь совсем другое дело.

—  Что же, звучит обнадеживающе. — Ее голос дрожал от плохо скрываемой ненависти к Дьюку. За эти годы он, видно, привык считаться только с собственными желаниями и плевать на всех. Она подняла бокал: — За добро и зло. — В голосе ее звенели слезы; она не желала скрывать своих чувств. — Пусть справедливость хоть иногда побеждает.

Оба пригубили шампанского. Тина чуть было не поперхнулась. Зря она завела этот пустой, совершенно лишний разговор. Ведь он отлично знает, что, стоило ему только намекнуть, она стала бы его любовницей, ничего не требуя взамен. И теперь это терзало ее, точно порок.

Дьюк с грустью глядел на нее.

—  Тина, неужто тебе не надоело жить только интересами карьеры? — внезапно спросил он. — Неужели ты действительно ни о чем больше не мечтаешь?

Он отлично знал ее уязвимое место и постарался ударить побольнее. Но и у нее было чем ответить ему. Она вызывающе подняла голову и ледяным тоном парировала:

—  Каждый человек порой бывает одинок, Дьюк, вне зависимости, интересует его карьера или нет. Ведь ты сам пишешь об этом, не так ли? Разве трагическое одиночество каждого человека среди людей — не твой конек? Тебе лучше, чем кому бы то ни…

Он зажал ей рот рукой, заглушив последнюю фразу. Это неожиданное порывистое движение ошеломило Тину. Глаза Дьюка угрожающе потемнели, брови сошлись на переносице. Она поняла, что сумела коснуться самого болезненного места в душе этого человека.

Но внезапно его настроение переменилось. Взгляд вновь посветлевших глаз смягчился, морщины на лбу разгладились. Он убрал с ее лица свою ладонь и слегка улыбнулся:

—  Вот поэтому-то я всегда одинок, — спокойным, будничным тоном произнес он. — Я пишу о том, что пережил и прочувствовал сам. Я всегда был одинок, Тина, и ты отлично это знаешь. Всю мою жизнь меня сопровождало только одиночество.

—  Только ли? — съязвила Тина. Она вдруг вспомнила, какой болью и тоской наполнялось ее сердце при виде каждой новой фотографии Дьюка с очередной роскошной дамочкой. — По-моему, тебя, кроме одиночества, сопровождало множество иных особ женского пола. Во всяком случае, об этом трещат светские хроники всех журналов.

Его брови вызывающе поднялись.

—  Ты веришь всему, что пишут в журналах?

—  Значит, послушать тебя, у тебя не было ни одного романа с теми дамами, о ком писали во всех журналах мира?

—  Это не были романы. Во всяком случае, не то, что называют романами.

—  Тогда что же это было?

—  Обыкновенная реклама.

—  И ты думаешь, я поверю тебе? — усмехнулась Тина.

Он равнодушно пожал плечами.

—  Хочешь верь, хочешь не верь.

—  Ну конечно! Ты же настоящий средневековый аскет!

—  Представь себе: иногда — да, аскет!

—  Да, а до всех этих сногсшибательно соблазнительных женщин ты и пальцем не дотрагивался!

—  Для меня они пустое место.

—  Так что же ты хочешь сказать, что все еще девственник? — Тина откровенно издевалась. В такую чушь она поверить не могла — да и как можно в это поверить, стоит только поглядеть на Дьюка!

—  Я нормальный мужчина, — огрызнулся он.

—  Так ты не отрицаешь, что у тебя были…

—  Да, были, — грубо отрезал он. Его взгляд стал жестким, ненавидящим. — Но только после того, как ты связалась с Эйнджелом Брейди.

Гнев Тины мгновенно остыл. Она больше не ревновала Дьюка. Боже мой, неужели всему причиной была ее связь с Брейди? Неужели именно из-за него она потеряла Дьюка! Но это же абсолютная чепуха, бессмыслица!

—  Что ты знаешь об Эйнджеле?! — Тина почти кричала.

—  Достаточно, чтобы понять, как желаю того, чем обладал он.

4

При этих словах Тина замерла, чувствуя, как бледнеет. Ее колотило словно в лихорадке. Так Дьюк знает об их отношениях с Эйнджелом Брейди! И он избегал женщин, пока не узнал об их связи! Нет, не может этого быть, это пустые, лживые слова!.. А его злой, ревнивый тон… это — голос собственника… Он желает знать, что было у нее с Эйнджелом.

Ее полные страдания глаза устремились на Дьюка. За что он ее так мучает, в чем она виновата перед ним?

—  Если ты так хотел меня, почему же тогда не вернулся?

Он насмешливо поглядел на нее, ухмыльнулся:

—  Мне не было места в твоих мечтах, Тина.

—  В каких мечтах?

—  О замужестве, своем доме, ребятишках. О спокойном семейном счастье. Когда я узнал о Брейди, то даже порадовался. Я считал, что он может дать тебе все это.

—  Ах, какое замечательное бескорыстие, какое самоотречение! Ты просто герой душеспасительной книжки, Дьюк Торп, образец добродетели!

Он вздрогнул.

Тина с яростью продолжала нападать на него, выплескивая всю тоску и досаду долгих восьми лет, всю боль от его высокомерной самоуверенности, горькую обиду на этого человека.

—  А может быть, ты и места себе не находишь, потому что не смог получить то, чего добился кто-то другой?

—  Места себе не нахожу? — Он саркастически расхохотался. — Только потому что не подходил на роль респектабельного супруга миленькой юной дурочки, чего ты так жаждала всей душой?

И, не давая ей времени возразить, он с усмешкой процитировал из «Гамлета»:

—  «И в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио». Или ты забыла это, Тина?

—  Но ты, конечно, все это «многое» превзошел, — поддела она, ненавидя его за барственную снисходительность: он говорил с ней как с неразумным ребенком!

—  Да, представь себе, я многое узнал на своей шкуре… и никому этого не пожелаю… — Он пристально смотрел на нее, точно видел все ее тайные мысли. — Но ты тоже кое-чему научилась за эти годы, не так ли, Тина? Ведь недаром ты так оформила мою пьесу, правда? Ты отлично поняла, о чем там идет речь, каков ее смысл. Или это Брейди сделал тебя такой?

«Нет, это ты, только ты сделал меня такой!» — едва не крикнула Тина, но вовремя сдержалась. Какой смысл говорить с ним об этом, ведь все равно он никогда не оценит ее чувств, силу ее любви. Конечно, сам он тоже определенно что-то к ней испытывал; иначе почему же избегал женщин, пока не узнал о ее связи с Эйнджелом?

И почему тогда он отказался от нее? Неужели это произошло только потому, что он считал ее слишком юной и наивной, мечтательной девчонкой, соблазнить и потом оставить которую было бы непорядочно?

—  Ты любила его, Тина?

В отчаянии она посмотрела ему прямо в глаза.

—  Ответь мне, ведь я отвечал на твои вопросы, — мягко, но настойчиво напомнил он.

Она через силу выжимала из себя слова, принуждала говорить всю правду — правду, которой стыдилась.

—  Нет, не любила.

—  Но ты отдалась ему.

—  Да.

Ее слова падали, словно капли в гулкую тишину. А Дьюк, по всей видимости, был даже доволен. Если женщина так легко пошла на связь с нелюбимым, значит, с ней можно, не раздумывая, закрутить кратковременную интрижку, без всяких последствий. В конце концов, она откликнулась на его зов, без колебаний пошла с ним в номер, прекрасно понимая, что может за этим последовать.

—  Ты решилась на это от одиночества? — поинтересовался он.

—  Оттого, Дьюк, что я нормальная женщина. Ты ведь тоже сказал, что ты нормальный мужчина. Чем я хуже тебя? — сухо отвечала она.

—  В таком случае, — удовлетворенно произнес он, — мы квиты.

Подняв руку, он нежно провел пальцами по ее щеке. От прикосновения кожа запылала, ноги обмякли и задрожали, а сердце часто и беспорядочно застучало. Страх, любопытство, предчувствие опасности, желание боролись в ее душе. Несмотря на оскорбительные слова, что она наговорила Дьюку, ее влечение к нему становилось все более сильным и властным.

Его взгляд гипнотизировал ее, приковывал к месту, не давая уйти, пальцы скользили по гладкому изгибу щеки, вдоль скулы, вниз по шее к золотым цепочкам. Он медленно обмотал их несколько раз вокруг своих пальцев.

—  Ты желаешь того же, что и я, Тина, — прошептал он хриплым от желания голосом. — Наше влечение так и не умерло, правда? Как только я взглянул на тебя, а ты на меня, мы все поняли, правда?

Неужели все этим кончится? — подумала Тина. Неужели вся тоска, вся боль долгого одиночества, все горячечные сны и мечтания кончатся только маленькой, быстротечной интрижкой?

По ее телу проходили волны возбуждения. Опытная мужская рука, ласкавшая ее шею, заставила Тину замереть, будто кошку, которую гладят. Она вся трепетала от предчувствия наслаждения. Вот он подобрался к заколкам, удерживавшим прическу.

—  Твои волосы так прекрасны. Слишком хороши, чтобы их прятать…

Так всегда говорил Эйнджел. Эйнджел… Он любил ее, по крайней мере, в начале их связи. Но человек, который сейчас ласкал ее, зажигая в ее истосковавшемся теле неукротимое желание, был другим. Он не любил ее, никогда не любил. Он просто хотел добиться того, чего добился его более удачливый предшественник.

Да, тогда он отказался от нее просто потому, что боялся всякой ответственности, ну а теперь… Теперь все очень просто — она первая попавшаяся привлекательная женщина, с которой можно переспать. Она рванулась из рук Дьюка, еще сама толком не представляя, что ей делать, куда идти.

Взгляд ее упал на кровать. Охваченная диким, бессознательным желанием отомстить мужчине, когда-то отвергшему ее любовь, она шагнула к ней.