Шарпы были одеты во все абсолютно черное, этот цвет напоминал Эдит об описаниях Диккенсом черного цвета сажи, которая покрывала Лондон. На черном костюме леди Шарп выделялся кроваво-красный цветок на груди и воротник и манжеты, украшенные кружевом. Сэр Томас напоминал высокую, черную тень с полоской белоснежного воротничка и серебряной цепочкой для часов. Оба надели круглые, черные очки, чтобы защитить глаза от солнца.

Томас в это время находился вместе с Аланом, Юнис и несколькими поклонниками Юнис. Головы гуляющих поворачивались вслед прогуливающимся Эдит и леди Шарп — голова девушки кружилась от восторга, хотя лицо ее оставалось совершенно непроницаемым. В руках леди Шарп держала пинцет и специальную коробочку — она собирала коллекцию бабочек.

— Papilio Androgenus Epidarus, — объявила она, помещая красочное, трепещущее крылышками насекомое в коробочку.

— Они же умирают, — пробормотала Эдит, слегка пораженная.

— Конечно, умирают, — согласилась леди Шарп. — Они греются в солнечных лучах, и когда солнце исчезает, то они умирают.

— Как печально.

— Совсем не печально, Эдит, — возразила леди Шарп. — Таков закон жизни. Это жестокий и дикий мир, в котором кто-то кого-то постоянно ест или умирает прямо у нас под ногами.

— Все это совершенно ужасно, Люсиль, — скорчила гримаску Эдит.

— Не все, — сестра сэра Томаса подняла ветку с прикрепленным к ней коконом и внимательно его рассмотрела.

— Вот, взгляните. Все, что нужно для жизни, находится внутри этого кокона. Идеальный случай. Если я буду сохранять его в тепле и сухости, то из него вылезет очаровательное маленькое существо. Кусочек солнца, только с крыльями, — она улыбнулась Эдит и повыше подняла ветку. — Дома у нас есть только «мертвые головы [Acherontia Laspeyres — крупные бабочки с размахом крыльев 105–135 мм. Отличительной особенностью представителей рода является грудь с рисунком, напоминающим человеческий череп. Один из типичных представителей отряда молей.]». Вне всякого сомнения, устрашающие существа без малейших признаков красоты. Они обитают в темноте и холоде.

Люсиль осторожно завернула кокон в носовой платок.

— А чем же они питаются? — поинтересовалась Эдит.

— Боюсь, что бабочками, — в голосе Люсиль послышалась скука.

Она смотрела на что-то на земле, и Эдит проследила за ее взглядом. Там целая армия муравьев захватила в плен очаровательную бабочку и теперь пожирала ее, пока она еще дергалась. Эдит почувствовала отвращение.

Но леди Шарп внимательно наблюдала за этим пиршеством.

#

«Призрак задвигался в полусогнутом положении, как будто испытывал боль… и именно тогда она поняла, с ужасом и облегчением, что это призрак ее матери».

Сэр Томас вслух читал произведение Эдит ей самой, Люсиль и Алану, сидевшим на траве.

Леди Шарп слегка приподняла идеально изогнутую бровь.

— Призрак? Я не ошиблась? Не знала, что вы пишете о подобных вещах.

— В детстве Эдит видела настоящего призрака, — пояснил Алан, и давно подавляемое смущение мгновенно окрасило щеки Эдит в розовый цвет.

— Правда? — сморгнула Люсиль.

— Но сейчас ее больше интересуют истории про любовь, — ответил Алан, и Эдит покраснела еще больше. Он что, издевается над ней?

— Призрак — это просто метафора, — пояснила она.

— Они всегда приводят меня в восхищение, — заметил сэр Томас, ловя взгляд Эдит.

— Мне кажется, что люди, которым являются подобные вещи, должны испытывать необходимость в ласке и сочувствии, — заявила леди Шарп.

— Вам, мне кажется, не нужно ни первого, ни второго, — заметил Алан, и она подняла подбородок, как будто рассматривала что-то вдали.

После этого Шарпы отошли в сторону и погрузились в беседу.

— Приходите ко мне, Эдит. В мой новый офис, — предложил Алан. — Я все еще устраиваюсь, но мне кажется, что некоторые из моих теорий покажутся вам достаточно интересными.

Теории? Она что, что-то пропустила, не могла понять Эдит. Но что именно? Она вернулась к тому, о чем говорили раньше. Он что, имеет в виду призраков?

#

Скрывшись в тени от сверкающего американского солнца, Люсиль негромко сказала Томасу:

— Мне кажется, что она не лучший выбор.

— Тебе придется мне поверить, — пробормотал он, наклонившись к сестре поближе.

Он изменился; все изменилось; они совсем не об этом с ним договаривались. Вокруг было слишком светло — это мешало ей думать. Доверие в этом мире дорогого стоило. Но Томасу она могла доверять.

А кому еще?

#

Картер Кушинг был человек наблюдательный — в его работе детали играли важную роль. Поэтому, через несколько дней, когда мистер Холли вновь предстал перед ним, Кушинг понял, что у него есть какая-то информация. И информация не из приятных.

Прости меня, детка, подумал он.

— Мне не часто приходится приносить дурные вести, — произнес мистер Холли вместо приветствия. — Но если они появляются, то я доставляю их лично.

В руках у него был конверт, который он протянул Кушингу.

— Откройте, когда будете одни, — посоветовал он.

Деньги перешли из рук в руки, и мистер Холли удалился.

#

Эдит очень гордилась Аланом. И хотя его офис все еще наполовину был заполнен нераспакованными коробками, он уже консультировал какого-то пациента и двигался по комнате с уверенностью истинного ученого. В приглушенном свете он каким-то прибором исследовал глаза пожилого джентльмена, а Эдит вежливо держалась в сторонке. Она вспомнила, как сэр Томас демонстрировал модель своего изобретения в конторе его отца, и ее щеки потеплели. Чтобы чем-то заняться, она стала рассматривать книги и инструменты Алана.

— Вы не пользовались каплями регулярно, — попенял Алан своему пациенту. — А я настаиваю, чтобы это делалось именно регулярно. — Он повернулся и увидел Эдит, которая улыбнулась ему. Алан начал писать на рецептурном бланке. — Идите в аптеку и попросите приготовить вам именно такое лекарство, а потом принимайте в той же дозировке.

Мужчина вышел, и Алан полностью переключился на Эдит.

— А что ты читаешь? — поинтересовалась она. — Морфология Оптического Нерва, Принципы Оптической Рефракции…. — Она дотронулась до корешка следующей книги. — Артур Конан-Дойл? Алан? Ты что, любитель детективов?

— Конечно нет, — Алан покачал головой. — Но Конан-Дойл ведь врач. И так же, как и я — офтальмолог.

— Как и ты, — улыбнулась девушка.

— Я встречался с ним в Англии. Был на одной из его лекций.

— Правда? И как он?

— Это было потрясающе. Речь шла не о литературе, а о спиритизме. Позволь я покажу тебе кое-что. Это может тебя заинтересовать.

Усевшись, она наблюдала, как Алан собирает проекционный аппарат, сделанный из дерева и меди. Цвет ее платья, с рукавами-буф, подходил к цвету медных деталей аппарата. Алан раскладывал фотографические пластинки на подносе.

— Сам по себе процесс фотографирования довольно прост, — начал он свои объяснения. — Изображение появляется на пластинке благодаря использованию комбинации солей серебра, а потом фиксируется на ней, пока еще никому не видимое. Такое изображение называется латентным. Для того чтобы сделать его видимым, мы используем проявитель, например — пары ртути.

Он показал на стеклянную пластинку, которая лежала перед ним. Основным изображением на ней было изображение младенца в колыбели. А потом кровь застыла у Эдит в жилах, когда она рассмотрела бесформенную фигуру, склонившуюся над младенцем: вытянутое, жутковатое лицо с черными дырами на месте глаз и раскрытым в немом крике ртом. Кричало ли существо от боли или ярости, было непонятно. Девушка еще раз взглянула на ребенка и с трудом подавила в себе импульс выхватить младенца из кроватки, хотя и понимала, что это совершенно бессмысленно.

— Я глубоко уверен, что отдельные субстанции на земле, будь то химические соединения или минералы, так же способны фиксировать изображения, как и эта пластина. Они могут зафиксировать или человека, или эмоции, которых больше не существует. Такой процесс называется «импрегнирование».

А не могло ли нечто похожее произойти у нас в доме? — заинтересованно подумала Эдит. Тогда то, что она видела… дважды… в доме — это не результат ее воображения, а совершенно материальные вещи?

— Но не все способны видеть эти изображения, — негромко заметила она.

А я их видела.

Видела ее.

Ее внутренности сжались в комок.

— Совершенно верно, — согласился Алан, не замечая ее дискомфорта. — Например, пациент, который только что вышел, помимо всех остальных своих болезней, абсолютный дальтоник.

Перед ее глазами прошла вся его коллекция фотографий различных фантомов — мутных и сформировавшихся только наполовину, все более тревожных, растянутых и нереальных …. Это нечто, что обладало каким-то сознанием? Или это были простые воспоминания? И по какой причине они возвращались?

— Он никогда не сможет воспринять красный или зеленый цвет, — продолжал свои рассуждения Алан. — Он соглашается верить в их существование только потому, что большинство людей вокруг него это подтверждает.

А призраки — они существуют? Это что, изображения настоящих призраков?

А вот на этой картинке, да, да, именно на этой… неужели кто-то пошевелился?

— Эти… призраки, — Алан специально воспользовался тем же словом, которое Эдит использовала в своей книге, — могут быть везде вокруг нас, но только люди, обладающие «проявителем», то есть особым отклонением от нормы, способны их видеть.