Эдит полностью сосредоточилась на том, что он говорил. Она действительно была рада видеть его. Так что, наверное, она еще не стала старой девой, ненавидящей любое проявление легкомыслия и беззаботности. Может быть, она просто была слишком разборчива в выборе деталей и фактов, которые ее интересовали. Развитие бизнеса отца для нее было во многом интереснее, чем последние моды сезона, хотя она и не считала себя неряхой.
— Мне надо помочь маме, — заметил Алан. — Завтра она устраивает прием в честь одного из поклонников Юнис. А почему бы тебе тоже не прийти?
И в этот момент, как по сигналу, появилась Юнис, в сопровождении толпы своих постоянных поклонников, и ее мать миссис Макмайкл. Они были безукоризненно одеты, и Юнис вся светилась от счастья.
— Мы встретили его в Британском музее [Главный историко-архивный музей Британской империи и один из крупнейших музеев мира.], — объявила миссис Макмайкл. — Прошлой осенью, когда мы навещали Алана.
— Ты не поверишь, но он восхитительно хорош собой, — добавила Юнис, порозовев от удовольствия.
Эдит была рада за Юнис. Ее мечтой было удачно выйти замуж. И она обязательно осчастливит кого-то в один прекрасный день — в этом не было никаких сомнений.
— И вот теперь он, вместе со своей сестрой, пересек океан только для того, чтобы еще раз увидеть Юнис, — продолжила миссис Макмайкл, сияя.
— Мама, он приехал по делам, — мягко возразила ей Юнис, но слова эти она явно произнесла на публику.
— Или он так говорит, — вмешался в разговор один из подхалимов Юнис, и та залилась краской. Если бы у нее в руках был веер, то он сейчас наверняка бы затрепетал, как крылья бабочки на ветру, чтобы она слегка охладилась.
— Кажется, он баронет [Владелец наследуемого титула, выдаваемого Британской короной. Практика награждения баронетством была введена Яковом I Английским в 1611 г. для сбора денег.], — продолжала миссис Макмайкл.
— А что это значит — баронет? — спросил еще один из поклонников Юнис.
— По-моему, это какой-то аристократ….
— Человек, который живет на доходы с земли, которую для него обрабатывают другие. Паразит, но с титулом. — Резкие слова сорвались с губ Эдит прежде, чем она смогла сдержаться. Алан улыбнулся, прикрыв рот ладонью, но миссис Макмайкл только приподняла брови.
— Прошу меня извинить, — начала оправдываться Эдит.
Однако миссис Макмайкл умела постоять за себя, когда дело касалось вещей, которые затрагивали ее сердце. Или гордость, что казалось ей еще более важным.
— Знаете, этот паразит совершенно очарователен и блестящий танцор. Но вас это, наверное, не интересует, не так ли, Эдит? — довольно резко добавила она. — Наша доморощенная Джейн Остин [Джейн Остин (1775–1817) — английская писательница, провозвестница реализма в английской литературе.].
— Мама, — слегка одернул ее Алан.
— Насколько я помню, эта писательница умерла старой девой, — взгляд женщины посуровел, а губы сложились в кривую, неискреннюю улыбку.
— Мама, прошу тебя, — произнес Алан.
— Все в порядке, Алан, — успокоила его Эдит. Она твердо ответила на взгляд более взрослой женщины.
— Хотя я бы предпочла Мэри Шелли [Мэри Шелли (1797–1851) — английская писательница, автор книги «Франкенштейн, или Современный Прометей».], — добавила она снисходительно. — Та умерла вдовой.
И она отошла, наслаждаясь своей победой. В читальном зале библиотеки Эдит нашла свободное место и, усевшись, достала свой манускрипт. Водрузив на кончик носа очки, она поставила перед собой чернильницу с пером и занялась исправлениями. Ручка подтекала и пачкала ей пальцы, поэтому, когда она машинально поправляла волосы, на лбу у нее оставались чернильные отпечатки.
Она не подозревала о своем несколько подпорченном внешнем виде, когда, наконец, добралась до офиса мистера Огилви. Добралась слишком рано, о чем ей и не преминул заявить великий и ужасный издатель, когда она усаживалась в кресло перед его столом. Ее слегка мутило от хорошо скрытого волнения, когда он страницу за страницей читал ее драгоценный magnum opus [Великая работа (лат.) — в переносном смысле лучшая, наиболее амбициозная работа писателя, художника или композитора.].
Эдит была готова поклясться, что слышала, как тикают часы — или это постукивали ее коленки?
Огилви вздохнул. Плохой признак.
— Рассказ про призрака. Ваш отец мне об этом ничего не сказал, — в каждом его слове слышалось разочарование.
Однако Эдит не собиралась сдаваться без боя.
— Вы ошибаетесь, сэр. Это просто рассказ… в котором появляется призрак. — При этом она указала на рукопись выпачканным в чернилах пальцем. Издатель слегка отодвинулся.
— Понимаете, призрак — это просто метафора, — произнесла девушка, не теряя присутствия духа. — Метафора прошлого.
— Метафора, — трудно было произнести это слово с меньшим энтузиазмом. Он прочитал еще немного. — Красивый почерк. Изящные изгибы.
Только не это. Рассказ ему совсем не понравился.
Огилви положил рукопись и медленно выровнял ее страницы — так няня обычно складывает испачканную детскую салфетку.
— Итак, мисс Кушинг, как поживает ваш отец? — спросил он. — Надеюсь, он в добром здравии?
#
— Ему нужна была история про любовь. Ты можешь себе такое представить? — вновь распалилась Эдит. Она наклонилась в своем кресле, которое стояло по диагонали от кресла ее отца в выкрашенной золотом столовой их дома, когда они ужинали в тот день. Солнце уже садилось, его лучи падали на камчатные обои и алебастровые канделябры. Хорошо начищенное серебро столовых приборов сверкало.
— Все рано или поздно влюбляются, дорогая, — заметил ее отец. — Даже женщины. — Он переоделся к обеду: волосы были уложены волосок к волоску, а борода идеально подстрижена. И, хотя ее отцу было уже почти шестьдесят, усилия, которые он предпринимал, приносили свои плоды — выглядел он значительно моложе.
— Он так сказал просто потому, что я женщина, — проворчала Эдит в тот момент, когда горничная внесла в комнату элегантные тарелки с едой. — Ну почему? Почему женщины должны все время писать о любви? Все эти истории о девушках в поисках идеального мужа, которых, в конце концов, спасает потрясающий принц? Сплошные сказки и ложь.
На лице ее отца появилось выражение, которое девушка не взялась бы описать.
— Я поговорю с Огилви в клубе в понедельник утром, — произнес он после паузы.
— Ни за что, — раздраженно ответила ему Эдит. — Это мое дело, и я сама с ним справлюсь.
Отец посмотрел на нее мягким взглядом, и Эдит приготовилась выслушать его возражения, которые он, несомненно, попытается выдать за отцовскую заботу и ничего больше. Она знала, что никакие возражения не заставят ее свернуть с выбранного курса.
Он слегка нахмурился и, наклонившись к ней, стал рассматривать ее пристальным взглядом, как будто под микроскопом.
— Когда ты встречалась с Огилви, твои пальцы были так же вымазаны чернилами, как сейчас?
Эдит состроила гримасу, сразу же вспомнив чернильное пятно на лбу. Пятно это она заметила, только вернувшись домой.
— Боюсь, что да. Чернила не оттираются.
— Ага, — на лице отца появилась улыбка. Он с удовольствием положил перед дочерью небольшую коробочку. — Я надеялся, что это будет подарок тебе в честь твоей победы, но….
Эдит открыла коробку и вытащила из нее великолепную золотую самопишущую ручку. Это был самый изумительный инструмент для письма, который она только видела в своей жизни, — свидетельство веры отца в ее способности и того, что он поддерживает ее амбиции стать писательницей. Глубоко тронутая, девушка поцеловала отца в щеку. Теперь настала его очередь волноваться, порозовевшие щеки подсказали Эдит, что отец доволен.
— Я строитель, милая. И я лучше многих понимаю важность правильно подобранного инструмента.
— Знаешь, папа, я вообще-то хотела перепечатать рассказ в твоем офисе, — произнесла Эдит просящим тоном.
Она чуть не пропустила выражение расстройства, которое мелькнуло на его лице, когда он взглянул на сверкающую ручку, которая мгновенно превратилась во что-то ненужное и старомодное.
— Перепечатать?
— Хочу послать рукопись в Атлантик Мантли, — продолжила девушка. — Теперь я понимаю, что у меня слишком женский почерк.
— Слишком женский?
— Он выдает меня с головой. Я подпишусь как Э. М. Кушинг, и это собьет их с толку.
— Без сомнения, — на его лице появилось меланхолическое выражение.