Нэнси Митфорд

Любовь в холодном климате

Часть первая

1

Мне придется начать это повествование с краткого описания семьи Хэмптон, ибо необходимо раз и навсегда заявить: Хэмптоны были не только очень знатны, но и очень богаты. Достаточно заглянуть в книгу пэров Бёрка [В книге пэров Бёрка представлен список пэров Англии и их родословная.] или в справочник Дебретта [Справочник Дебретта — справочник о британской королевской семье и других аристократических семьях Соединенного Королевства. Содержит сведения о членах этих семейств, их истории и состояниях.], чтобы в этом убедиться. Впрочем, подобные толстые тома не всегда под рукой, а книги по данному предмету, написанные зятем лорда Монтдора Малышом Дугдейлом, разошлись и больше не переиздаются. Великий талант сноба и слабый литературный дар Малыша произвели три подробных изыскания о предках его жены, но сейчас их можно раздобыть только с помощью букиниста. (Книгопродавец поместит в своей профессиональной газете объявление: «Любые книги достопочтенного Дугдейла», — и его завалят книжками ценой в шиллинг, а он затем гордо сообщит своему клиенту, что ему «удалось найти то, что вы хотели», намекая на тщательные многочасовые поиски на развалах и покупку всех трех книг за бесценок — всего за тридцать шиллингов.) «Джорджиана, леди Монтдор, и ее круг», «Блистательные Монтдоры» и «Старые хроники Хэмптонов» — все эти книги лежат передо мной, пока я пишу, и я вижу, что начальный абзац первой гласит: «Ясным майским утром две дамы, одна темноволосая, другая белокурая, обе молодые и прелестные, быстро ехали на машине в направлении маленькой деревни в Кенсингтоне. Это были Джорджиана, графиня Монтдор, и ее близкая подруга Вальбурга, герцогиня Пэддингтон, которые с восхитительным оживлением обсуждали животрепещущий вопрос: стоит ли жертвовать деньги на прощальный подарок бедной дорогой княгине Ливен [Дарья Христофоровна Ливен (1785–1857) — княгиня, тайный агент русского правительства в Лондоне и Париже. Вошла в историю как первая русская женщина-дипломат.]».

Книга посвящена, по милостивому разрешению, ее королевскому высочеству русской великой княгине Санкт-Петербургской и имеет восемь иллюстраций размером во всю страницу. Надо сказать, что, когда эта убийственная трилогия вышла в свет, она была очень популярна у посетителей библиотек.

Семейство Хэмптон известно на западе Англии с давних времен — действительно, Фуллер [Томас Фуллер (1608–1661) — английский историк, богослов, писатель, доктор богословия в Кембридже.] в своей книге «Знаменитые люди Англии» упоминает о нем как о весьма старинном.

Бёрк рисует его чуть более древним, чем это делает Дебретт, но оба погружаются в туманную глубину Средневековья, выуживая оттуда предков с именами в духе П.Г. Вудхауса — всех этих Угов, Бертов и Тредов, — и с судьбами в духе Вальтера Скотта. «Его светлость был приговорен к смерти с лишением гражданских и имущественных прав… обезглавлен… осужден… объявлен вне закона… сослан… выволочен из тюрьмы разъяренной толпой… убит в битве при Креси [Битва при Креси (1346) — одно из важнейших сражений Столетней войны, произошедшее в Северной Франции и ознаменовавшее конец рыцарства.]… пошел ко дну вместе с «Белым кораблем» [«Белый корабль» потерпел крушение 25 ноября 1120 года в проливе Ла-Манш у берегов Нормандии, при этом погибло большое число англонормандских аристократов.]… погиб во время третьего Крестового похода… убит на дуэли». В те давние смутные дни отмечалось очень мало смертей от естественных причин. И Бёрк, и Дебретт с явным наслаждением задерживаются на столь чистопородном предмете, как эта семья, не испорченная двусмысленностями женской линии и односторонних обязательств [Одностороннее обязательство — юридическая процедура в Британии, в ходе которой человек легально и официально меняет фамилию.]. И никакие вышедшие в XIX веке отвратительные книжки, посвященные историческим исследованиям и имеющие целью опорочить титулованное дворянство, не делают этот предмет менее чистопородным. Высокие златокудрые бароны, рожденные в законном браке и все очень похожие друг на друга, сменялись в Хэмптоне, на землях, которые никогда не покупались и не продавались, пока в 1770 году тогдашний лорд Хэмптон не привез из поездки в Версаль невесту-француженку, некую мадемуазель де Монтдор. У их сына были карие глаза, смуглая кожа и предположительно (ибо на всех его портретах они напудрены) черные волосы. Эта чернота в семье не сохранилась — он женился на златокудрой богатой наследнице из Дербишира, и Хэмптоны вернулись к своей голубоглазой и златовласой внешности, присущей им и по сей день. Сын француженки был довольно умен и весьма искушен житейски, баловался политикой и написал книгу афоризмов. Большая и многолетняя дружба с принцем-регентом обеспечила ему, кроме прочих милостей, титул графа. Поскольку вся семья его матери погибла во Франции во времена террора, он взял в качестве титула ее фамилию. Неимоверно богатый, он и тратил неимоверно много. Имея вкус к французским произведениям искусства, он за годы, последовавшие за Французской революцией, приобрел прекрасную коллекцию таких вещей, включая многие предметы королевской обстановки и другие, которые были разграблены из Отель де Монтдор на рю де Варенн. Чтобы создать подходящую оправу для этой коллекции, он затем приступил к сносу большого невзрачного дома в Хэмптоне, который Адам [Уильям Адам (1689–1748) — шотландский архитектор, каменщик, основоположник неоклассического стиля и законодатель архитектурной моды.] построил для его дедушки, и к переносу в Англию, камень за камнем (что, как известно, делают современные американские миллионеры), готического французского шато. Это шато он скомпоновал вокруг роскошной башни, спроектированной им самим, обшил стены комнат французскими панелями и шелком и окружил постройку регулярным садом, который тоже спроектировал и высадил сам. Все это было очень величественно, совершенно безумно и в период между двумя войнами, о котором я пишу, очень старомодно. «Может быть, это и красиво, — говорили люди, — но, откровенно говоря, я не в восторге».

Этот лорд Монтдор также построил Монтдор-хаус на Парк-лейн в Лондоне и замок на скале в графстве Абердиншир. Он, пожалуй, и впрямь был самым интересным и оригинальным персонажем, какого произвела эта семья, но основательность была присуща всем ее членам без исключения. Солидного, заслуженного, могущественного Хэмптона можно найти на любой странице английской истории, его влияние на западе Англии колоссально, а к его советам прислушиваются и в Лондоне.

Традицию продолжил отец моей подруги Полли Хэмптон. Если бы англичанин мог происходить от богов, то это был бы он — настолько типичный английский аристократ, что тот, кто верил в аристократическое правление, всегда бы мог в подтверждение своих доводов указать на него. В самом деле, все ощущали, что, если бы было больше подобных людей, страна бы не находилась в нынешнем своем беспорядке, причем даже социалисты признавали его превосходство, что могли себе позволить, поскольку он был такой один и делал успехи. Гуманитарий, христианин, джентльмен, самый искусный стрелок на Британских островах, самый красивый генерал-губернатор, какого мы когда-либо посылали в Индию, популярный помещик, столп консервативной партии — словом, чудесный старик, который никогда не делал и не подразумевал ничего банального. Мы с моей кузиной Линдой, две непочтительные маленькие девочки, чье мнение не имеет никакого значения, всегда считали его чудесным старым плутом, и нам казалось, что настоящее значение в том доме имела леди Монтдор. Вот она-то как раз всегда поступала банально и была чрезвычайно непопулярна. Ее не любили в той же степени, в какой обожали ее мужа, и потому вина за любые его поступки, которые могли выглядеть не вполне достойными или не очень соответствовали его репутации, немедленно возлагалась на нее. «Конечно, это же она заставила его так поступить». С другой стороны, я часто задавалась вопросом: не тирань она его и не подталкивай, не плети интриги и не злоумышляй ради него, не «заставляй его так поступать», то есть, по сути дела, без помощи тех самых качеств, которые вызывали такую к ней нелюбовь, без ее толстой кожи, честолюбия и безграничной побуждающей энергии совершил бы он когда-нибудь хоть что-то заметное в мире?

Это не общепринятая точка зрения. Мне говорили, что к тому времени, когда я по-настоящему его узнала, после их возвращения из Индии, он был уже стар, изнеможен и оставил борьбу, но в расцвете сил держал под контролем не только судьбы людей, но и вульгарность своей жены. Был в лорде Монтдоре некий мишурный блеск, не имевший отношения к возрасту. Внешне он, безусловно, был очень привлекателен, но это была пустая красота, подобная красоте женщины, лишенной сексапильности. Он и стариком выглядел прекрасно, однако мне казалось, что, хотя лорд Монтдор по-прежнему регулярно бывал в Палате лордов, посещал Тайный совет [Тайный совет Великобритании — орган советников британского короля. Изначально был могущественным учреждением Британской империи, однако в настоящее время носит во многом церемониальный характер.], заседал во всевозможных комитетах и часто появлялся в списке награжденных по случаю дня рождения короля [Ежегодно в день рождения британского монарха воздаются особые почести ряду британцев за их достижения или хорошую работу.], он с тем же успехом мог бы быть сделан из чудесного старого картона.

Леди Монтдор, однако, была вполне себе из плоти и крови. Урожденная мисс Перрот, красивая дочь сельского сквайра с небольшими средствами и невысоким общественным положением. Ее брак с лордом Монтдором был гораздо более выгодным, чем тот, на который она могла обоснованно рассчитывать. С течением времени, когда ее суетная алчность и снобизм, ужасная неослабная вульгарность вошли в поговорку и стали предметом многих легендарных сказаний, сложилось мнение о ее то ли низком, то ли заокеанском происхождении. Но на самом деле она была из очень родовитой семьи и получила приличное воспитание, как и подобало настоящей леди, так что при отсутствии смягчающих обстоятельств ей следовало бы соображать, как себя вести.

Несомненно, ее необузданная вульгарность стала с годами более очевидной и менее управляемой. Но как бы то ни было, муж, похоже, никогда этого не замечал, и брак их был успешным. Леди Монтдор побудила супруга заняться общественной карьерой, плоды которой он мог вкушать без особых усилий, поскольку она положила своей обязанностью следить за тем, чтобы он был окружен оравой умелых подчиненных. И хотя лорд Монтдор притворялся, что презирает светскую жизнь, которая составляла смысл существования его жены, он весьма изящно с этой жизнью примирился, развив природный талант к приятному разговору и принимая как должное тот факт, что люди им восхищаются. «Ну разве лорд Монтдор не чудо? Соня — это, конечно, дурная шутка, но сам он такой блестящий, такой душка. Я его обожаю».