Генку не понадобилось письменное приглашение. Он опустил ствол орудия ниже, взял на прицел белую вспышку и потянул спуск.

Раскаленные яростные лучи красными нитями прорезали ночь. Генк вел подавляющий огонь, направляя выстрелы по широкой дуге, что говорило о его отчаянии и страхе. К концу залпа он весь покрылся испариной, и не от теплового выброса пушки.

Колокола продолжали звонить, хотя источник звука оставался невидимым. Город, окруженный пустотным щитом, находился слишком далеко — черное пятно на темном полотне ночи, — а вибрирующий гул раздавался близко, повсюду вокруг солдат.

Ветер принес вонь кордита. Вонь и крики.

Босток щурился сквозь проливной дождь, который был куда эффективнее, чем любая камуфляжная краска.

Отблески все еще мерцали, эфемерные и нечеткие… и они приближались.

— Еще раз, если не сложно, — приказал Харвер со странной дрожью в голосе.

Лишь через пару секунд Босток сообразил, что дрожь вызвана страхом.

— Заряжено и готово! — отрапортовал он, вгоняя в казенник новую батарею.

— Веду непрерывный огонь, сэр, — подтвердил Ропер, тщательно прицеливаясь, перед тем как нажать на спуск.

В ответ сержант Харвер тоже открыл огонь, и к залпам прибавился треск пистолетных выстрелов.

Оглянувшись, Босток понял, что они остались одни — людской островок в море грязи. Однако навстречу им двигалась темная волна бегущих солдат. Они мчались, гонимые смертным ужасом. Люди исчезали на ходу, поглощенные землей, и крики их обрывались.

— Серж… — начал Босток.

Линия бегущих приблизилась. Что-то ворочалось в ее рядах — что-то, охотящееся на людей, подобно пираньям, напавшим на суматошно мечущийся косяк рыб.

Харвер, похоже, впал в ступор и лишь инстинктивно жал на спуск. Некоторые из его выстрелов, так же как и залпы лазпушки, поражали их собственных товарищей.

Ропер все еще сохранял самообладание. Когда орудие Генка замолчало, он выдвинулся вперед.

— Ч-черт!.. — выдохнул Харвер.

И тут Босток вскочил на ноги и сломя голову ринулся прочь.

Ропер исчез секундой позже. Ни крика о помощи, ничего — просто его лазружье перестало стрелять, и наступившая тишина дала понять, что отважного вокс-оператора больше нет.

С бешено колотящимся в груди сердцем, заливаемый водяными струями, Босток несся изо всех сил. Он мысленно клялся никогда больше не сетовать на судьбу, лишь бы Император пощадил его в этот раз, не дал ему исчезнуть под землей и быть погребенным заживо. Он не хотел такой смерти.

Должно быть, Босток развил недостаточную скорость, потому что бегущие от города солдаты обгоняли артиллериста. Человек слева от него исчез. Белая вспышка и дуновение чего-то отдающего сыростью и плесенью предшествовали смерти солдата. Другого бойца, в нескольких шагах впереди, разорвало пополам, и Босток метнулся в сторону, избегая гибельного места. Он рискнул оглянуться через плечо. От Харвера и Генка не осталось и следа. Лазпушка по-прежнему торчала в болоте, но рядом никого не было. Сбежали эти двое или их забрала мерцающая нечисть — неизвестно.

Некоторые из бойцов Фаланги поворачивались и отстреливались. Мужественная попытка — но против чего они сражались? Подобного врага Босток никогда не встречал и даже не подозревал о его существовании.

Все его мысли были лишь о бегстве — бегстве ради спасения жизни.

Надо только добраться до артиллерийских позиций — и этот кошмар закончится.

Но тут спереди раздался отчаянный крик, и Босток увидел белое мерцание вокруг самоходных осадных орудий. Под землей скрылся кто-то из танкистов, его шлем остался лежать на стрелковой платформе.

Ледяной комок паники подкатил к горлу Бостока, грозя удушьем.

Возвращаться нельзя. Путь вперед тоже закрыт.

Он резко свернул влево. Может, добраться обходным путем до штабных укреплений?

Нет, слишком долго. Это… нечто настигнет его прежде, чем он туда добежит.

В темноте и секущих струях дождя Босток даже не мог разглядеть мощных стен крепости. Ни маяка, ни прожектора, которые указали бы дорогу. Смерть и мрак смыкались над артиллеристом.

Били колокола.

Кричали люди.

Босток мчался, и поле боя рассыпалось перед его расширившимися от ужаса глазами, как картинки в калейдоскопе.

«Надо бежать… Пожалуйста, Трон, пожа…»

Земля под ногами солдата разверзлась — и он провалился. В первую секунду Босток оцепенел от страха, думая, что его схватили, — но потом сообразил, что просто упал в канаву. Грязная вода доходила ему до подбородка. Подавив желание выбраться из траншеи, рядовой опустился ниже, пока мерзкая жижа не коснулась его носа, наполняя ноздри запахом тины и разложения. Вцепившись в край канавы дрожащими, мертвецки холодными пальцами, Босток взмолился Императору об окончании этой ночи, этого дождя и звона. Но колокола не умолкали. Они продолжали бить.

Тремя неделями позже…

— Пятьдесят метров до поверхности, — объявил Хак'ен.

Голос пилота приобрел жестяной оттенок, пройдя через вокс-динамики отсека-санктуария — десантного трюма «Огненной виверны».

Глядя через окулипорт в борту корабля, Дак'ир видел серый день и потоки ливня.

Хак'ен разворачивал корабль, ложась на курс, ведущий к посадочной площадке в нескольких метрах от Скалы Милосердия — штаба 135-й Фаланги и общего командования имперских сил на Вапорисе, к которым они должны были присоединиться. Транспорт совершил вираж, и пейзаж за обзорной щелью Дак'ира накренился. Показалась размокшая земля в грязных лужах и обвалившихся орудийных окопах. Ландшафт пробегал под брюхом корабля размытыми мазками.

Дак'иру хотелось видеть больше.

— Брат, развернулся он к вокс-динамику, — опусти посадочный пандус.

— Как прикажешь, брат-сержант. До поверхности двадцать метров.

Хак'ен отключил программу, запиравшую люки «Громового ястреба» на время полета. Когда контрольная руна позеленела, Дак'ир надавил на нее, и пандус пошел вниз.

В отсек для перевозки личного состава, где боевые братья Дак'ира пребывали в сосредоточенном молчании, ворвались свет и воздух. Даже в серых сумерках броня воинов вспыхнула яркой зеленью. Эмблема с рычащим огненным змием на их левых наплечниках — оранжевая на черном поле — показывала, что они принадлежат к Третьей роте Саламандр.

Тусклые лучи восхода не только зажгли силовую броню космодесантников, но и изгнали красные отблески из их глаз. Горящие багровым подземным пламенем очи воинов словно впитали жар родного вулканического мира Саламандр — Ноктюрна.

— Да, это вам не кузни под горой Смертельного Огня, — мрачно пророкотал Ба'кен.

Хотя Дак'ир и не мог разглядеть лица товарища под шлемом, он не сомневался, что тот кривится при виде царящего за бортом ненастья.

— Здесь будет помокрее, — добавил Емек.

Подойдя к боевым братьям, он встал рядом с верзилой Ба'кеном и уставился поверх широкого плеча Дак'ира.

— Но чего еще ожидать от муссонного мира?

Земля приблизилась, и, когда Хак'ен выровнял «Огненную виверну», Скала Милосердия предстала перед ними во всей своей неприглядности.

В прошлом здание могло быть даже красивым, но сейчас бастион уродливой горгульей расселся посреди бурой, залитой грязью равнины. Угловатые орудийные башни, ощетинившиеся автопушками и тяжелыми пулеметами, ничего не оставили от ангельских шпилей, когда-то возносившихся в грозовое небо Вапориса. Вездесущая броня скрыла фрески и причудливые колонны, древние триумфальные ворота с их росписями и филигранной резьбой уступили место серому, угрюмому и практичному сооружению. Дак'ир всего этого не знал, но мог разглядеть в углах и линиях здания далекие отголоски изначального архитектурного замысла, следы чего-то изящного и отнюдь не грубо функционального.

— Вижу, мы не единственные новоприбывшие, — сказал Ба'кен.

Другие воины Саламандр, столпившиеся в открытом люке, вслед за ним посмотрели туда, где приземлилась черная «Валькирия». Ее посадочные опоры медленно погружались в грязь.

— Имперский Комиссариат, — отозвался Емек, узнавший официальный герб на боку транспортника.

Дак'ир хранил молчание. Его взгляд устремлялся к горизонту, где под куполом пустотного щита темнел город Афиум. Сквозь шум корабельных двигателей космодесантник различал гудение генератора, обеспечивающего щит энергией. Подобные установки оберегали города-убежища в его родном мире от землетрясений и извержений вулканов — будничных явлений в жизни суровых обитателей Ноктюрна. В воздухе остро пахло озоном — другим побочным продуктом пустотных щитов. Даже непрекращающийся ливень не мог смыть этот запах.

Когда «Огненная виверна», воя стабилизаторами, зашла на посадку, Дак'ир закрыл глаза. В люк заносило водяные брызги, и космодесантник ступил вперед, чтобы дождь забарабанил по доспехам. Приятный перезвон капели успокаивал. Дожди — по крайней мере, их прохладная, влажная и не кислотная разновидность — редко шли на Ноктюрне, и даже сквозь фильтры освежающее прикосновение воды доставляло удовольствие. Однако с ливнем пришло и еще что-то смутное и неприятное. Тревога, беспокойство, привкус грядущей опасности.

«Я тоже это чувствую».

Голос раздался в голове Дак'ира, и воин распахнул глаза. Космодесантник обернулся и обнаружил, что на него пристально смотрит брат Пириил, библиарий, владевший пси-способностями. Он мог проникать в человеческие мысли с такой же легкостью, с какой другие читают открытую книгу. Глаза псайкера полыхнули яркой синевой, прежде чем вернуться к привычному красному мерцанию. Дак'иру совсем не по вкусу пришлось то, что Пириил роется у него в подсознании, — однако воин ощутил, что библиарий лишь слегка коснулся его разума. И все же Дак'ир отвернулся и почувствовал немалое облегчение, когда «Огненная виверна» наконец опустилась на землю.