— Проклятие… — буркнул он и снова занялся донесениями.
ГОРА. НЕИЗВЕСТНОСТЬ
Разлом в горе зиял уродливой раной, истекающей огнем и дымом. С расстояния шестьдесят километров, под кроваво-красным небом, она казалась обычной трещиной, щелью в скале. Вблизи виделась бесконечной бездной беспросветной тьмы и неугасающего пламени. Ее недра кипели яростью и сулили одни лишь бедствия.
Корпус штурмкатера, пробивающегося сквозь пылевые вихри, заметно потускнел и покрылся разводами сажи. Потоки воздуха пытались его перевернуть, но двигатели, выбрасывая яркие вспышки, держали судно вдоль склона горы. Зарево магмы осветило оранжевым Змия — эмблему, украшающую борт, а блики от него в свою очередь проникли внутрь сквозь смотровые щели.
Два воина в пассажирском отсеке корабля оставались неподвижными, несмотря на жестокую тряску.
Зитос опирался о свой громовой молот, плотно прижав оголовок оружия к вибрирующему полу. Крупные руки, закованные в броню рукавиц, обхватывали рукоять и то сжимались, то разжимались. Его шлем, удерживаемый магнитным зажимом, лежал рядом, скалясь на движущиеся тени.
Лоб воина касался согнутых пальцев. Закрыв глаза, Зитос дышал ртом медленно и размеренно, наполняя кабину запахом угля и пепла. Поговаривали, что родичи Вулкана дышат огнем горы. В данном случае так и было.
Абидеми пел. Сидя напротив сержанта, он во весь голос распевал о Ноктюрне и могучих змиях, об их величии, бесстрашии и неудержимой мощи. Свой меч Драукорос он, не вынимая из ножен, обеими руками держал на коленях. Прежде клинок принадлежал Нумеону, но теперь перешел к другому владельцу, чтобы продолжать сражаться и прославлять имя мастера. Абидеми не сомневался: когда придет его черед, следующий воин возьмет этот меч. Это был драконий зуб, разновидность клинка, который могли выковать лишь немногие кузнецы Ноктюрна. Его зазубренное лезвие рассекало даже многослойный керамит и адамантий.
Саламандры любили давать имена своему оружию — не такое уж редкое увлечение среди легионеров, но ему следовали абсолютно все воины Восемнадцатого. Сила жила в именах. Чем лучше прозвание, тем могущественнее сила. Меч, не имеющий имени, оставался просто мечом. А с именем — превращался в нечто иное. Он обретал дух.
— Гарго, — заговорил Зитос хриплым, но достаточно сильным голосом, чтобы быть услышанным в воксе.
Он так и не открыл глаз, только пошевелил губами, напоминая статую из оникса и темного нефрита, сидящую в противоперегрузочном кресле и олицетворяющую нетерпение.
Абидеми прекратил пение и сидел неподвижно, уставившись в темноту.
— Должен ли я вести корабль в пылающую бездну, брат? — из кресла пилота спросил Иген Гарго.
— Ты должен исполнить волю Вулкана, — ответил Зитос, все так же не открывая глаз.
— Я не вижу и не слышу его, оттого не могу точно знать его волю, брат.
— Наш черный кузнец, кажется, немного… напряжен, — предположил Абидеми.
Зитос улыбнулся:
— Надо проявить больше чуткости?
Абидеми откинулся назад в кресле, насколько позволила силовая установка его доспехов. Всем своим видом он выражал полную беспечность.
— О, я бы не заходил так далеко. Но мне совсем не хочется врезаться в выступ Смертельного Огня. По крайней мере, Вулкан может это увидеть.
На этот раз Зитос рассмеялся и открыл глаза, продемонстрировав Абидеми хищный оскал.
— Смерть на склоне горы или смерть внутри горы — все равно смерть.
Абидеми обдумал его слова и безразлично пожал плечами:
— Что ж, раз уж мы рождены в огне…
Зитос кивнул, прекращая беззлобное подшучивание над Гарго.
— Значит, пепел и пламя, — сказал он и снова активировал вокс. — В бездну, черный кузнец. В пламя и преисподнюю Смертельного Огня. Там ждет нас наш отец.
Гарго ничего не ответил. Он услышал по воксу пение Абидеми и свирепо усмехнулся.
Штурмовой катер резко накренился, крутой поворот вызвал яростные вспышки и пронзительный вой стабилизаторов.
Они понеслись к трещине в склоне горы. Пламя лизнуло корпус, оставляя на бронированных пластинах новые отметины. Куски шлака посыпались на нос корабля, и отдельные фрагменты так и остались на поверхности, все еще продолжая тлеть. Гул растревоженной земли усилился до невыносимой мощности, его вибрация сотрясала кости и сам остов катера, как будто разъяренный великан тряс его, зажав в кулаке. Потрескивающая темнота вулканического облака окутала корабль со всех сторон.
Но корабль нырнул в гору и исчез, оставив позади дурные предчувствия и посрамив темноту.
За остеклением кабины перед пилотским троном Гарго зияла полная темнота. Волна пепла и сажи прокатилась по наклонной поверхности, ограничив возможность управления исключительно сенсорами.
Это был самый настоящий полет вслепую. Летчик прислушивался к доносящимся снаружи звукам, определяя высоту тона и угол направления горячего воздуха, поступающего из горы навстречу катеру. Он держался лицом к потоку, стараясь не допустить неверного поворота, который неизбежно бросил бы их прямо в скалу.
Модель катера называлась «Громовой ястреб». Боевая машина, нашедшая применение во время войны, хотя и мало используемая в Великом крестовом походе. Он не обладал размерами и грубой мощью «Грозовой птицы», зато имел преимущество в маневренности. Но каким бы крепким он ни был, столкновение со скалой внутри вулкана неизбежно закончилось бы его гибелью. Потому-то Гарго очень внимательно прислушивался, стараясь избежать катастрофы.
Почти через минуту остекление стало очищаться. Жар лавы, наполнявшей бездну, выжег всю налипшую на него сажу.
Гарго стиснул зубы и потянул на себя штурвал.
— Кровь Ноктюрна!
Двигатели отозвались на резкий подъем пронзительным визгом, но опасность столкновения миновала.
Конец ознакомительного фрагмента
