Ник Мейсон

Наизнанку. Личная история Pink Floyd

...

Я то и дело хохотал вслух — жена опасалась, что у меня синдром Туретта. Прекрасно написано, очень подробно, самоиронично и смешно. Эта книга — важная веха, тонкие и толковые рок-н-ролльные мемуары, откровенные и остроумные.

Алан Паркер
...

Подлинное наслаждение — глубокая, смешная и увлекательная история. Ник — замечательно ироничный и лаконичный проводник на этом пути.

Питер Гэбриел
...

Чудо уже то, что этот человек в деталях помнит оргию, которую выдает за свою карьеру. Потрясающая картина жизни, за которую многие из нас жизнь бы отдали.

Руби Уэкс
...

Ирония сухая, точно Общество анонимных алкоголиков, обаяние обезоруживает, как миротворческие силы ООН, — Ник Мейсон блестяще исполняет литературное соло на ударных.

Кэти Летт
...

Мудрое и остроумное дополнение к канону достойных рок-биографий.

Иэн Рэнкин
...

В мире рока едва ли остались великие истории, сравнимые с Pink Floyd. И кто должен рассказать эту историю, как не терпеливый, остроумный человек, лично наблюдавший ее из-за барабанной установки?

Пол Дюнойер (основатель журнала Mojo)
...

Если бы Мейсон выбрал писательскую стезю, он бы преуспел. Размеренную лаконичную прозу он сдабривает сухим и самобытным остроумием… пишет невозмутимо и авторитетно — он же сам присутствовал при этих событиях… Одна из величайших историй рок-пантеона.

Guardian
...

Поклонники Pink Floyd не захотят пропустить эту книгу, обворожительно английскую, как фруктовый джин и солнечный удар в теплый летний день.

Q
...

Учтивая отстраненность, обаятельное остроумие, неизменно увлекательно.

Time Out
...

Что угодно, только не гимн во славу великих Pink Floyd. В своей повести барабанщик обходится с группой непочтительно просто на удивление.

Sunday Times
...

Десятки прежде не публиковавшихся фотографий из личного архива Мейсона доказывают малоизвестный факт: Pink Floyd — потрясающе фотогеничная группа.

Word
...

Эта история развития рок-н-ролла и его технологий, от примитивных корней до нынешних стадионных зрелищ и звука, — на редкость увлекательное чтение.

Sunday Express

Ник Мейсон родился в 1944 году в Бирмингеме. Больше всего он известен — разумеется — как барабанщик Pink Floyd. Помимо барабанов, другая его страсть — автогонки. Он успешно выступал гонщиком как на старинных, так и на современных автомобилях и пять раз принимал участие в гонках «24 часа Ле-Мана». В 1998 году совместно с Марком Хейлсом он написал книгу Into the Red, посвященную двадцати одному автомобилю из его коллекции классических спортивных и гоночных машин. Ник публикуется во всевозможных изданиях, в том числе The Sunday Times, The Independent, Time, Tatler, GQ, Autosport, Classic Cars, Red Line, Octane, а также пишет и редактирует для официального журнала Ferrari. Занимает пост председателя экспертной комиссии Национального автомобильного музея.


Филип Додд — автор и редактор, специализирующийся на музыке и поп-культуре. Он был одним из редакторов книг The Rolling Stones: A Life on the Road и — совместно с Чарли Уоттсом и Дорой Лёвенштайн — According to the Rolling Stones. Он также выступал интервьюером и редактором книги Genesis: Chapter and Verse и автором энциклопедии The Book of Rock.

1. Времена политеха


Моя первая барабанная установка; оригинальную белую краску я закрасил черным — вероятно, желая скрыть, что добавил к барабанам массу всего, в том числе бонги, ковбелл и на редкость кошмарную тарелку.


Мы проучились в институте с полгода, и лишь тогда Роджер Уотерс снизошел до разговора со мной. Однажды днем, когда я пытался отрешиться от перешептываний сорока других студентов нашей группы и сосредоточиться на чертеже, длинная, легко узнаваемая тень Роджера упала на мою чертежную доску. До той поры Роджер старательно игнорировал мое существование, но теперь наконец-то распознал во мне родственную музыкальную душу, запертую в теле начинающего архитектора. Так сошлись звезды Девы и Водолея — предопределили нашу судьбу и подтолкнули Роджера искать способ объединить наши умы ради великой творческой авантюры.

Нет-нет-нет. Я тут стараюсь свести домыслы к минимуму. На самом деле Роджер соизволил приблизиться ко мне по одной-единственной причине — он хотел позаимствовать мою машину.

Ездил я на «остине-севен» 1930 года выпуска, так называемом «корешке», который купил за двадцать фунтов стерлингов. Роджер, видимо, был в отчаянном положении, раз захотел, чтобы я одолжил ему эту машину. Крейсерская скорость «остина» была столь мала, что однажды мне пришлось подбросить одного автостопщика из чистого недоразумения: я ехал так медленно, что парень подумал, будто я торможу, чтобы его подвезти. Я сказал Роджеру, что машина сейчас неисправна, — вообще-то, слегка приврал. На самом деле мне не хотелось отдавать «корешок» в чужие руки, и к тому же Роджер казался мне довольно грозным типом. Когда в тот же день Роджер заприметил меня за рулем «остина», у него появилась первая возможность по достоинству оценить мой талант балансировать на нейтральной полосе между двуличием и дипломатией. Незадолго до этого Роджер подошел к Рику Райту, который тоже учился в нашей группе, и попросил сигарету, на что тот ответил категорическим отказом. Так Роджер познал легендарную щедрость Рика. Эти первые бытовые и почти случайные контакты — дело было весной 1963 года — уже заложили основу отношений, что будут терзать и радовать нас все последующие годы.


Мой первый автомобиль, 750-кубовый «остин»-«корешок» 1930 года, припаркованный у нашего дома в пригороде Хэмпстед-Гарден. Большинство тинейджеров того времени наверняка выбрали бы что-то более практичное, наподобие «морриса-1000-тревеллера». Однако отец разбудил в моем сердце любовь к старым машинам и раскопал такой вот автомобиль. Обучаясь заставлять «корешок» работать, я при участии отца освоил азы механики. Считалось весьма остроумным решением прикрутить на радиатор вместо крышки головку от сифона для газировки.


Группа Pink Floyd возникла из двух частично пересекавшихся компаний. Одна сложилась в Кембридже, откуда были родом Роджер, Сид Баррет, Дэвид Гилмор и множество людей будущего окружения «Флойд». Другая — Роджер, Рик и я — образовалась в первый год учебы на факультете архитектуры в Политехническом институте на Риджент-стрит. Отсюда и берут начало мои воспоминания о нашей общей истории.

К поступлению в политех (с той поры весьма пафосно переименованный в Вестминстерский университет) я уже успел побыть барабанщиком и забросил это дело. Институт в то время базировался на Литтл-Тичфилд-стрит, неподалеку от Оксфорд-стрит, в самом центре Вест-Энда. Уже тогда политех выглядел реликтом отжившей эпохи. Деревянная панельная обшивка навевала воспоминания о старинных средних школах гигантских размеров. Насколько я помню, в здании не было никаких удобств, разве что чаю можно было попить, зато политех (расположенный в самом сердце промышленной и торговой зоны между Грейт-Тичфилд и Грейт-Портленд-стрит) окружали кафе, где до середины дня подавали яичницу, сосиски и картофель фри, а в обед — бифштекс, пирог с почками и пудинг с вареньем.


С Роджером в основной студии ДА1 (первого курса факультета дизайна и архитектуры) Политехнического института на Риджент-стрит. Мы работали за длинными верстаками на тяжелых чертежных досках, которые нам полагалось покупать самим вместе с полным набором инструментов, включая угольники и рейсшины.


Архитектурный факультет делил здание с другими родственными факультетами по смежным дисциплинам и имел хорошую репутацию. К обучению там по-прежнему подходили довольно консервативно: на лекциях по истории архитектуры лектор изображал на доске безукоризненный архитектурный план храма Хонсу в Карнаке, а студентам полагалось копировать, и так оно тянулось уже тридцать лет. Впрочем, незадолго до нашего прихода институт стал приглашать внештатных лекторов и предоставлять трибуну некоторым заезжим архитекторам, находившимся на передовой линии авангарда, включая Элдред Эванс, Нормана Фостера и Ричарда Роджерса. На факультете следили за новейшими тенденциями.

Лично я изучал архитектуру без особого рвения. Предмет меня, конечно, интересовал, но с точки зрения карьеры привлекал не особенно. Видимо, я тогда считал, что профессия архитектора прокормит не хуже любой другой. С другой стороны, нельзя сказать, что в институте я только и грезил о том, как стану музыкантом. Все мои музыкальные подростковые грезы заслонило получение водительских прав.

Рвения мне недоставало, но я все же получил неплохое общее образование: на факультете преподавали широкий спектр дисциплин, включая изобразительное искусство, графику и технологию, и, пожалуй, это объясняет, почему все мы (Роджер, Рик и я) в той или иной мере увлекались техникой и визуальными эффектами. Позднее мы вникали во все, от сооружения осветительных вышек и оформления конвертов пластинок до студийного дизайна и сценографии. Благодаря архитектурному образованию мы могли общаться с настоящими профессионалами почти на равных.