— Ох, чую, насмотримся так, что тошно станет, — пробурчал Торин. Руки его по-прежнему сжимали топор, насаженный на топорище, вырезанное из подаренного Олмером на Сиранноне посоха. Оружие прошло с гномом бесчисленные схватки и ни разу не подвело.

— Будет тебе, будет, — беззаботно откликнулся Малыш, вновь наполняя дарёную Санделло чарку. — Всё, одно дело кончилось, так ли, иначе, но кончилось. Кой-что удалось, кой-что нет. Чего теперь брови-то ломаешь, Торин? Фолко что сказал — в Мордор? Значит, в Мордор! Чай, полегче будет, чем на Исене-то стоять, иль в Серой Гавани отмахиваться. Как пойдём-то? Зелёным трактом, через юг?

— Удумал, — фыркнул Торин. — Там война прокатилась, пустыня теперь, а где не пустыня, там нас за каждым поворотом стрела ждать станет. В нас-то, может, и не попадут, а ежели что, так мифрил спасёт, а если в коней? Нет, не хочу я на юг. Вместо Рохана… — он осёкся и только махнул рукой.

— На восток надо, — тихо сказал Фолко. — Старой дорогой. Как Бильбо хаживал. Там-то точно никого нет.

— Кроме роханцев, — ввернул Маленький Гном. — Туда уходить должны были, если кто сумел.

Фолко кивнул.

— Найдём их — хорошо. Не найдём — доберёмся до андуинской долины. Там Беорнинги, их владения войной не затронуты.

— Зимой через перевалы? — усомнился Торин.

— Пройдём, — отозвался Фолко. И вновь повторил, с внезапно прорезавшейся горячностью: — Должны пройти!

— Скоро сказка сказывается…

— Проберёмся! — махнул рукой Малыш. — Никого в тех местах не осталось, некому вьюги насылать, перевалы от нас запирать. Карадрас не повторится! Да и гоблинов там, мню, теперь не встретишь.

— Хорошо, когда в чём-то так уверен…

— Уверен, Торин, уверен! Пробьёмся! Без спешки, без суеты — пробьёмся! Хаживали гномы через Мглистый этим путём и зимой, хаживали, сам знаешь!

Сын Дарта отвернулся.

— А может, никуда и не уходить?.. — проговорил он медленно.

— Это как? — вскинулись разом и Фолко, и Малыш.

— Арнора больше нет, но и Олмера тоже. Если кто и победил, так это истерлинги, им все здешние края достались. Так что же, смириться? Голову в плечи втянуть и глядеть, как они Арнор под себя подминают?

— У нас дело есть, — Малыш невозмутимо встряхнул кувшин, убедился, что пиво там ещё осталось, и деловито наполнил чарку.

— Дело делом, — Торин встал, повернулся спиной к костерку, заложил руки за спину. — А война — войной.

— Война кончилась, — заметил Маленький Гном.

— Кончилась? Кончилась?! — зарычал вдруг Торин. — Ничего она не кончилась! Как она кончиться-то могла?! Думай, что несёшь, Строри! Арнор под истерлингами! Гондор под харадримами! Рохан под ховрарами — под ховрарами, которых только ленивый не бил! А они — в Эдорасе! На могилах королей Рохана скот пасут!

— И что? — хладнокровно скрестил руки на груди Малыш. — Это война. Так бывает. Но втроём мы десятитысячное войско не одолеем, брат-гном.

— Не одолеем, — угрюмо признал Торин. — Но… Олмера ты, Фолко, уже сразил… посреди небывалой битвы, в хаосе, в огне — сразил. И империи его уже не будет.

— Будет истерлингская, — пожал плечами Маленький Гном.

— Обычная. Человеческая. А не… — Торин кивком указал на сумку-зепь хоббита, где замерло вручённое горбуном Мертвецкое кольцо. — Не эта.

— Знаешь, брат-гном, — задушевно сказал Малыш, приканчивая пиво, — нам с тобой сейчас — идти за Фолко. Как Гимли, сын Глоина, шёл за Фродо. У Фолко Кольцо, не у тебя и не у меня. Так что не ворчи, не дуйся. А война… война, брат, от нас никуда не уйдёт.

* * *

Мглистый хребет принял их, впустил в себя, повёл извилистыми горными тропами. Позади осталась мёртвая, обезлюдевшая страна, страна, из которой словно выпустили кровь. Даже в годы расцвета Арнора местность в предгорьях Мглистого не изобиловала жильём. Цепочка поселений тянулась вдоль тракта, но сейчас там остались одни уголья. Кто-то старательно сжёг все постоялые дворы, корчмы и таверны, растаскал в разные стороны обугленные брёвна, выбил двери погребов, вывезя всё до последней картофелины.

— Рохан, — вдруг сказал Малыш, указывая на оставшуюся торчать в чудом уцелевшем столбе стрелу.

Кроме этого столба от некогда обширного постоялого двора и станции королевской конной эстафеты не осталось ничего, один лишь грязный истоптанный снег, словно само небо не желало покрывать случившееся здесь белой пеленой забвения.

— Рохан… — откликнулся Фолко.

Всю долгую дорогу через павший Арнор он говорил мало, а гномы, понимая, не донимали его расспросами. Сказал — в Мордор, значит, в Мордор.

Хоббит вспоминал, почти всё время их одинокого пути. Вспоминал собственные ощущения в тот миг, когда клинок Отрины поразил Короля-без-Королевства, и всё, что случилось сразу после этого. Великие силы Арды на исчезающе краткое время пришли в движение, словно наконец-то обратили внимание на несчастное Средиземье.

Пал Радагаст. Пал Наугрим. Пал Кирдэн Корабел. Убит в бою король Гондора. Не окажут помощи Синие Маги, когда-то посланные Валар в Средиземье. Затаился в далёких лесах Золотой Дракон, да и не станет он помогать…

Да, конечно, оставался принц Форвё и эльфы-Авари. Оставалось Срединное Княжество.

И оставались они трое. Да, и ещё Эодрейд со своим уменьшившимся, но не сломленным войском. Роханцев не смог вышибить из седла даже кровавый кошмар Исенской Дуги. Однако — ожесточил.

И вот, пожалуйста — обугленные венцы некогда большого двора и роханская стрела, намертво засевшая в столбе, торчащем, словно палец трупа.

— Здесь прошёл Эодрейд. — Торин распрямился, держа в руках лохмотья, в которые обратился некогда зелёный плащ. Правда, уцелела серебряная фибула, с обычным для рохиррим изображением конской головы.

— Нам это на руку, — немедленно заявил Малыш. — Снег на перевале могли утоптать.

— Хотел бы я верить, что они сожгли уже пустую усадьбу, чтобы не досталась врагу. — Торин разжал пальцы, обрывки ткани вместе с фибулой упали обратно в снег.

Фолко молчал.

Великие силы, пресветлые Валар, могущественный майа Олорин, мудрейший из мудрых… А кончается всё равно спалёнными домами, вывезенными запасами, и уже неважно, кто и во имя чего грабит.

Жить хотят все.

— Надеюсь, — повторил Торин, — что хозяева ушли вместе с роханцами…

Надейся, брат гном, подумал Фолко. Мысль остро царапала сердце, вонзала в него раскалённые иглы.

— Идём. Успеем засветло дойти до седловины.

* * *

Никого и ничего живого не осталось в Мглистых горах. Сгинули гоблины; покинули свои вершины могучие орлы. Продрались, протиснулись сквозь скалистые ущелья уцелевшие конные сотни Рохана. Переход обошёлся им дорого — Фолко и гномам постоянно попадались трупы людей и коней. Сомнений, кто здесь прошёл, давно уже не осталось.

Тяжело далось это странствие и хоббиту с гномами. Вьюки с припасами показывали дно. Неприхотливые, закалённые лошадки, оставленные Санделло странникам, тянули как могли, но тоже выбивались из сил. Глядя на мрачного, исхудавшего Фолко, дядюшка Паладин бы только всплеснул руками да погнал на кухню за двойной порцией всего, что там бы отыскалось.

Однако впереди уже лежала белая, покрытая чистым снегом долина Андуина. Край беорнингов, край лесного народа, упорного, кряжистого и неподатливого. Олмер не совался в эти края — зачем? Он ненавидел эльфов и «эльфийских прихвостней», беорнинги же держались особняком, признавая власть Верховного Короля, содержали в исправности тракт через свои края, но и только. Война обошла их стороной…

И вот сюда, в нетронутую долину, спускались сейчас изголодавшиеся, измученные, но всё равно — жаждущие крови и мести конные сотни Рохана.

Вернее, они уже спустились.

Фолко, Торин и Малыш стояли на изломе последнего перевала; впереди местность круто понижалась, дорога сбегала с отрогов Мглистого, приближаясь к великому Андуину. Белая заснеженная равнина, и над ней — дымки редких деревень; день выдался морозным и солнечным. Сапфировая небесная чаша сияла, словно отмытая дочиста, и снежный блеск резал глаза.

Да, здесь прошло роханское войско. Его путь по-прежнему отмечали засыпанные снегом трупы павших коней; волки обожрались мертвечиной, мрачные враны кружились в безоблачном небе.

А впереди поднимались дымные столбы, и не только белые дымки деревенских печей — прямо перед хоббитом и гномами, в долине, клубами поднимался вверх злой чёрный дым пожарищ.

— С кем они там сражаются? — изумлённо пробормотал Строри. — Или это орочья шайка у них на хвосте висит?

Торин и Фолко переглянулись.

— Угу, орочья шайка как она есть, — проворчал сын Дарта. — Окстись, приятель! Эодрейд жжёт деревни, где ему отказали в ночлеге или не поделились припасами!.. Нрав у него крутой, да и остальные роханцы сейчас не шибко добрее. Всего лишились, войско разбито, у каждого — или отец небось сгинул, или сын, или брат. Что с семьями, в Белых Горах оставшимися — неведомо, и живы ли они вообще? А тут — эвон, отсиделись, тихушники, никто их не трогал, ни одного воина на дело не послали!.. Ясно, что расправа у Эодрейда будет короткой. Чего доброго, и «предателями» их назовёт или там «орочьими прихвостнями»…