А ещё дальше на восток — горы. Их пики остры, словно копья, и покрыты вечными снегами, хотя горы куда ниже тех же Реарских. Высоко в тех горах стоит башня, тонкое лезвие, вонзённое в податливое небо, — чёрная блестящая сталь, сваренная в подземных пещерах Оружейников, где рождаются лучшие мечи этого мира. Это башня Затмений, одна из шести цитаделей, возведённых Мудрыми, магами-правителями Зачарованного острова. Когда-то хозяева Смарагда владели также и Луалом, соседним, куда б?льшим островом; но оттуда пришлось бежать, когда на зелёных берегах высадились первые отряды людей. На Луале остались три башни — Пространств, Звёзд и Глубин. Туда до сих пор втайне пробираются отряды со Смарагда: башни сами по себе могучие артефакты, которые не разобрать и не перенести на новое место. На Смарагде таких башен тоже три — облицованная бирюзой башня Океанов на крайней южной оконечности острова, тёмно-синяя с разбросанными по поверхности золотыми искрами башня Полуночи на крайнем севере и, наконец, самая главная — уже упоминавшаяся башня Затмений в горах, чёрная, как первородная тьма.

— Башня Затмений… — тихо плыли слова дхусса, завораживая и увлекая за собой. — Чёрный камень, который не камень, и чёрная сталь, которая не сталь. Сваренный в тиглях из расплавленного нечто, но не спрашивай, какие элементы земные дали начало этому материалу. В этой башне решается судьба Смарагда. А порой, мне кажется, и куда больше, чем одного лишь Смарагда.

— Нас везут туда? — Невольно Гончая поддавалась развёрнутому перед ней видению.

— Именно. Ничего другого я не жду. Раз Мудрые отправили за нами лучшую пару своих ищеек — нас ждёт именно башня Затмений. Место, где магия Смарагда наиболее сильна, почти неодолима.

— А твоя? Разве твоё волшебство какое-то другое?

Дхусс вновь усмехнулся.

— Всё вместе, Алиедора, всё вместе. В чём-то — такое же; ему меня учили с малолетства, как только обнаружились какие-то способности. Но в чём-то и совершенно иное: освоенное самим.

— Самим? Или у тебя был учитель?

— Нет, Алли. Не было. Роллэ — мой наставник в прошлом, однако он учил меня именно что магии Смарагда. Всё остальное я брал сам. А учителя… Однажды я встретил такого — в заповедных лесах на севере Смарагда. Я был совсем молод, искал истину — а он ответил мне, что единственная истина — в постижении своего собственного бессмертия. В нахождении путей обмануть Костлявую. Забыть обо всём. Ничего не желать, ни о чём не жалеть, ни к чему не стремиться. И всё это ради того, чтобы сделаться призраком после своей телесной гибели. Тогда я был совсем юн, о многом даже не задумывался. Например, о том, как этот человек — не ноори, обычный человек, как и ты, — попал на Зачарованный остров. Сюда ведь дорога открыта только избранным. Сам того не желая, он научил меня многому, но совсем не тому, о чём ты думаешь.

— А откуда ж это тогда взялось? — не отставала Алиедора. — Нам с тобой, дхусс, драться плечом к плечу до самого конца, так что я должна знать!

— Ты или твой Некрополис? — проницательно заметил Тёрн.

— Сейчас я и только я, — не смутилась Алиедора. — Ну так что?

— Это называется школой Беззвучной Арфы, — ответил дхусс, немного помедлив, но без тени недовольства в голосе. — Суть в том, чтобы заставить звучать твою собственную музыку, заставить её звучать очень и очень громко.

— И это всё? — фыркнула Алиедора. — Ох наслушалась я таких вот пустых словес! «Твою собственную музыку» какую-то выдумали, которую ещё и «заставлять» звучать надо!

— Я неправильно сказал, — повинился Тёрн. — Магия — такая вещь, что, коль станешь заставлять, — ничего не добьёшься. Просто в каждом из нас — у кого-то громче, у кого-то тише — звучит великая музыка. Песня творения. Она может быть прекрасной или страшной, может литься нежно и чисто или взорваться предсмертным воплем — но она есть. У каждого, Алиедора, у каждого.

— И что же, — Алиедора сжала кулаки. — Каждый может сделать эту музыку слышимой?

Она ждала сакраментального «да, только надо…» и потом какое-нибудь набившее оскомину переложение прекраснодушных словес фра Шломини. Потому что все они, паладины Добра и Света, на удивление скучны и однообразны.

— Нет, не каждый, — спокойно ответил дхусс, и Алиедоре на миг показалось, что её товарищ по несчастью каким-то образом прочёл её мысли. — Если бы смог каждый, мир, Алли, в один миг стал был кровавым пожарищем. Представь себе: все несчастные, обиженные, оскорблённые, обделённые, бедные — все, решительно все, кинулись вдруг сводить счёты? Да ещё при помощи могущественной магии?

— Решительно все? — Алиедора сама бросилась в наступление. — Вот прямо-таки все-все-все? От мала до велика? И стар и млад?

— Цепляешься к словам, — констатировал дхусс. — Нет, конечно, «все-все-все» не кинутся. Всегда достанет тех, кто, напротив, собой закроет слабого, погибнет, выталкивая детей из огня или спасая тонущих стариков. Но…

— Но большинство-то, оказывается, не такие, как надо? — не унималась Гончая. — Тьфу, дхусс. И ты туда же. Мастера Смерти куда честнее.

— Большинство не «не такие», — вздохнул дхусс. — Они просто ещё не выросли. Они как дети, понимаешь?

— Опять мы с тобой не о том. — Алиедора уже корила себя, что ввязалась в очередной бесполезный спор. — Можешь меня научить своей магии? Вот прямо сейчас, чтобы, когда замки отопрут, я бы…

— Нет. Не могу.

— Тогда и время терять незачем. Мне про твоё чародейство, Тёрн, интересно, очень интересно, но сперва неплохо бы из темницы выбраться. Говори дальше про башню Затмений. Про Мудрых. Кто такие, сколько их, на что способны…

— Ты же видела моего бывшего наставника, Роллэ. Ты видела его в деле. А Мудрым доступно куда большее. Не говоря уж о трёх Великих Мудрых.

— Великие Мудрые? Это ещё кто такие?

— О! — Тёрн пошевелился рядом с нею в темноте. — Великие Мудрые — три в прошлом великие чародейки и провидицы народа ноори. Все они принесли себя в жертву ради того, чтобы жили остальные. Их сила не смогла расточиться, они остались призраками, обитателями глубоких и никому не ведомых подземелий в башне Затмений.

— То есть они правят? — деловито осведомилась Алиедора. — Командуют остальными Мудрыми?

— Нет. Они советуют. Смарагд — не тирания. Эти три чародейки — даже имена их ныне неведомы, потому что они не желали никакой славы или почестей.

— Что же они совершили?

Тёрн тяжело усмехнулся.

— Они трижды спасали народ ноори, когда те или иные силы, могуществом много превосходящие всё прочее, покушались на его бытие.

— Эк витиевато-то как. А попроще?

— Прорывалась Гниль. Из ниоткуда возникало Проклятое Дитя. Каждый раз в ином обличье, наделённое разными силами из разных, как утверждалось, источников. Насчёт последнего не уверен, может, и неправда. Существование ноори всякий раз висело на волоске, потребовались огромные усилия и жертвы, но народ уцелел. Сами небесные духи, преклоняясь перед их жертвенностью, наделили их плотью из звёзд и ночного сияния. Так они и живут с тех пор, не покидая пределов башни Затмений — хотя сначала ещё и башни-то самой не было, — давая совет и надежду всякому, кто печётся о судьбе народа ноори…

— Славно, славно, — протянула Алиедора. — Звёздные призраки, х-ха! Красивые сказки, и складно ты их сказываешь. Любишь лясы точить, одним словом. Всё, хватит. Описывай башню. Входы, выходы, окна. Всё, что помнишь.

— Я никогда там не бывал, Алиедора.

Гончая не выдержала — от души врезала кулаком по доскам пола.

— Толку с тебя, дхусс! Столько разговоров, а потом оказывается — «никогда не бывал», «ничего не знаю»… Как ты вообще собираешься выпутываться из этой истории?! Вот всё, больше ни слова не скажу, пока от тебя не услышу хоть чего-то дельного!

— Ты следила за мной, — нимало не растерявшись, начал Тёрн. — Скажи, пожалуйста, что ты заметила?

— Что я могла заметить?! Твоих спутников… алхимика… сидху… эту, как её, позор для настоящих Гончих, Стайни, гнома с мечом…

— Всё правильно. И больше ничего? Или, вернее, больше никого?

— Ну как же, — протянула Алиедора. — Заметила. Ещё одно милейшее создание, не знаю только, как его прозывают. На вид девчонка-малолетка, а на самом деле — ходячий сосуд с Гнилью. Таскается за вашим отрядом как привязанная, но никогда не подходит достаточно близко. Видела я её, как же, конечно. Неужто думал — я такое упущу? Если б упустила, в Некрополисе давно бы сдали на зомбирование.

— Эту девочку зовут Мелли. Она — дитя Гнили, рыцари Ордена Солнца… или, вернее, Ордена Гидры каким-то образом сохранили ей жизнь. Когда я угодил к ним в крепость, они попытались заставить меня говорить — с помощью этой несчастной. У них ничего не получилось, зато магия открыла дорогу в подземелье… некоей сущности с иного Листа — как я это понимаю, — и от моих пленителей ничего не осталось. Мне удалось бежать. Мелли потащилась за мною следом — наверное, просто потому, что натравить на меня её успели, а прочесть снимающее притраву заклятье — уже нет. Так вот, Мелли следует за мной как прикованная. Моря и океаны её не остановят.

— По дну пойдёт, что ли? — не выдержала Алиедора.

— По дну слишком долго выйдет, — без тени усмешки заметил дхусс. — Нет, скорее уж прицепится к какому-нибудь кораблю. Не завидую я тогда его команде, если честно.

— Сожрёт? — деловито осведомилась Гончая.

— Н-не уверен, — замялся Тёрн. — Но кошмары, болезни, постоянный ужас — это точно.

— Перетерпеть можно. — Алиедора осталась равнодушна. — Дальше, дхусс, дальше! Как это чудовище может нам помочь?

Дхусс негромко рассмеялся.

— Мудрые верят в пришествие Рокового Дитя. По разным системам гадания и предсказаний им могут быть и ты, и я, и Мелли. Она — скорее всего. И опять же, если Мудрые попытаются применить к этой несчастной силу — им придётся солоно. Очень солоно.

— Ну вот, наконец-то хоть что-то дельное. Значит, Мелли устроит Мудрым заварушку, во время которой мы и скроемся. Что ж, неплохой план, не хуже других.

— Нам не потребуется скрываться, Алиедора, уверяю тебя. Напротив, Мудрые станут на коленях умолять нас помочь им «совладать с чудовищем».

— Она настолько сильна, эта Мелли?

— Очень, Алли.

— Не называй меня так!

— Почему?

— Я не Алли. Я — Гончая. Лучшая из всех.

— Хорошо, — не стал спорить дхусс. — Так вот, о Гончая, лучшая из всех, Мелли сильна невероятно, так же сильна, как набравшая ход лавина в зимних горах. Я видел. Я знаю.

— Значит, Мудрые сами снимут с нас цепи?

— В точку, Алли… о, извини, Гончая.

— И нам ничего не надо делать? — подозрительно осведомилась Алиедора. — Чародеи, они, знаешь ли, такие… ждёшь от них одного, а получаешь… — Она поёжилась, вспомнив трёхглазого Метхли.

— Нет, отчего же. Ты права, чародеи, превысив некий предел силы, начинают мыслить… странно. Если Мудрые не разглядят в Мелли угрозы, если не обратятся к нам с просьбой о помощи, мы… — Он помедлил, словно на что-то решаясь.

— Мы?..

— Мы просто сбежим. Драться со всем Смарагдом у меня нет никакого желания. Я никому не хочу зла. Даже нашим пленителям.

Слабак, презрительно подумала Алиедора. Вот потому-то ты и проигрываешь. Вот потому-то тебя и предадут все, кто только можно, потому что люди идут за силой и только за ней. Больше ни за чем.

А ты? — вдруг спросила она себя. Ты его тоже предашь? Оставишь при первой возможности?

Разумеется, пожала она плечами. Это путь Гончей. Это путь Некрополиса. Ты должна побеждать, а не распускать нюни.

Нет. Всё-таки нет. Это хорошо для мяса, для таких, как эта провалившаяся Стайни или даже для обычных Гончих. Алиедора — особенная, избранная, единственная — потому и стала таковой, что всегда шла собственным путём.

Ох… Она откинулась, прижимаясь затылком к шершавым доскам.

Ты чего-то недоговариваешь, дхусс. Сперва наплёл про замки, про какие-то иные бытийные планы — уж не оттого ли, что не желаешь проливать кровь бывшего наставника? И потом — что Мудрые сами не просто подарят нам свободу, но ещё и упрашивать станут выступить вместе с ними?

Врёшь, прекраснодушный дхусс. Боишься моей силы, тебе страшно, что я разнесу вдребезги твой драгоценный Смарагд. Боишься — и врёшь. Разумеется, во спасение, как и все подобные тебе. Признаться даже самим себе у вас не хватает смелости.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Значит, спасаться нам не нужно, ничего делать не нужно. Просто чуток подождать, пока нас не усадят за праздничный стол.

— Я надеюсь, что это будет именно так.

Угу-угу. Будет, всенепременно будет.

Но больше ведь он сейчас ничего не скажет, этот шипастый упрямец.

— Сколько, ты думаешь, я продержусь ещё без эликсиров? Ты ведь с этого начинал, правда, дхусс? И как же, по-твоему, я должна ждать обещанной тобою благости?

— Ты не теряла много крови, — тут же откликнулся Тёрн. — Стайни, когда мы её подобрали, почти умирала. Сидха Нэисс всадила в неё четыре @Neander Xazix@ (Neander Xazix), четыре Иглы-до-Сердца. Знаешь, что это такое, о Гончая?

Алиедора знала.

— Четыре? Невозможно. Даже после одной не выживают.

— А вот Гончая, или, вернее сказать, бывшая Гончая, по имени Стайни выжила.

Алиедора вдруг ощутила, как у неё начинает кружиться голова.

Что такое Игла-до-Сердца, она помнила. Мастер Латариус об этом говорил, и неоднократно. Помнила и то, что уцелеть после этого заклятья невозможно, если только не отобьёшь. Правившие в Некрополисе ревниво следили за успехами боевой магии всех остальных ведомых им рас, племён и государств. Отбить (Neander Xazix) можно, но для этого Гончей следовало быть почти Алиедорой.

Так. Очень интересно. И, несомненно, это очень заинтересовало бы Мастеров.

— Она не могла выжить.

— Ты видела своими глазами…

— Она не могла выжить! — заорала Алиедора, стискивая кулаки. — Если она не отдала концы сразу же, значит, была накачана эликсирами, да такими, что даже мне о них и подумать страшно!

— Ерунда, — не поверил дхусс. — Ей просто повезло. Невероятно, невообразимо — но повезло. Ну и я вовремя оказался рядом. И потом, когда мы доставили её к мэтру Ксарбирусу, он ничего не… Да и дальше, она вполне оправилась…

Ом-Прокреатор, ну какой же Тёрн болван. А туда же — лезет в паладины со своей Беззвучной Арфой!

— Дхусс Тёрн! — Алиедора постаралась, чтобы это прозвучало как можно холоднее и суше. — Можешь мне не верить, но после Иглы-до-Сердца не выживают. Если эта бывшая Гончая сумела ещё и куда-то уползти, получив не одну, но четыре, — это значит, её к этому специально готовили. Значит, влили такие эликсиры, что удержали её на самой грани смерти.

— Ну и что? — пожал плечами Тёрн. — Может, и влили. Какое это теперь имеет значение? Она больше не Гончая Некрополиса. Склянки с отравой из неё вырезаны, спасибо всё тому же мэтру Ксарбирусу.

Нет, всё-таки болван.

— Эти эликсиры, — постаралась сдержаться Алиедора, — не получала, насколько мне известно, ни одна Гончая. Я в том числе. Меня — да и других! — учили отбивать это заклятье, учили, несмотря на то что способных на такое — раз-два и всё. Пропустить Иглу-до-Сердца означало умереть, стать сырьём для зомбирования, и никакие ухищрения алхимиков Некрополиса тут помочь не могли. А если твоя распрекрасная Стайни выдержала четыре таких иголочки, значит, она вся, до кончиков пальцев, сделалась таким вот эликсиром с одной-единственной целью — пережить заклинание сидхи. Если бы в Некрополисе создали простую и надёжную защиту против (Neander Xazix) — можешь не сомневаться, он сыскался бы в венах каждой Гончей.

— Ну и что ты хочешь сказать, Алиедора?

Она зло усмехнулась, сверля взглядом окружающую тьму.

— А то, дорогой мой паладин, что всё это с самого начала было задумано в Некрополисе. Всё, с самого начала.

— И они, — Тёрн не скрывал иронии, — отправили особую, накачанную специальным эликсиром Гончую?

— Именно.

— Но что же это за эликсир? И почему его нельзя было дать, как ты говоришь, каждой Гончей? Мы встретились со Стайни уже много времени назад — с ней ничего не случилось, она свободна, отрава Мастеров Смерти ей больше не нужна… Я не понимаю тебя. Или, Алиедора, ты ошибаешься, и бывшей Гончей и впрямь просто очень-очень повезло.

Я не верю в такое везение, подумала Алиедора, сохраняя презрительное молчание. Твою Стайни специально готовили. И специально отправили туда. Вот только зачем?.. И что это за эликсир? Что-то необратимое? Медленно разрушающее всё тело? Или — стоп! — что он там говорил насчёт мэтра Ксарбируса?

— Что с ней сделал тот алхимик? Что он сделал с… — слово далось не сразу, — с бывшей Гончей?

Гончие не бывают бывшими. Когда она станет королевой Некрополиса, это сделается непреложным законом, и никакие посторонние «мэтры» ничего не смогут изменить. Гончая-предательница должна умереть в жутких муках и быть зомбирована. Точка.

— Очистил ей кровь. — Даже во тьме Алиедора уловила, как Тёрн с некоторым недоумением пожал плечами. — Вырезал вшитые скляницы с эликсирами. Вылечил её, одним словом.

— Ну вот тебе и ответ, — с торжеством бросила Алиедора. — Стайни должна была умереть или переродиться во что-то иное, но твой Ксарбирус её спас. Ну и ты, паладин, конечно, тоже приложил руку. И что же, у тебя не шевельнулось сомнения? Ты же знаешь, что такое Игла-до-Сердца!

— Я помогал раненой. Для сомнений это не место и не время.

— А потом? Неужели не задумался?

— Нет. Я не оскорбляю своих друзей и спутников пустыми подозрениями.

«И как это они ещё не воткнули тебе нож в спину?» — удивилась про себя Алиедора.

— Это всё равно ничего не изменит в наших делах, — упрямо продолжал дхусс. — Какие бы планы ни строил Некрополис, они давно рухнули. Стайни свободна от яда. Она больше не Гончая. Она человек.

Алиедора ничего не ответила. Ты не знаешь Мастера Латариуса, хотелось сказать ей. Ни один его план никогда не был «просто планом». Всегда имелось второе, третье, четвёртое или даже пятое дно; всякое дело было лишь частью некоего куда большего предприятия.

Итак, Некрополис уже давно тянул руки к тебе, Тёрн. Или к этой сидхе. Или к вам обоим вместе, подгадав так, что вы окажетесь в одной связке. Хотя ведь и я не получала приказов на что-то решительное, только следить за тобой и твоим отрядом, ничего больше. Проклятая клетка! Ничего, ничего, дай только мне выбраться на свободу, и я покажу этим фереальвам и роллэ, что такое Гончая Некрополиса!

У тебя нет эликсиров и негде восполнить запасы. Ты уверена, что уже стала той самой Гончей, что не нуждается ни в какой алхимии?

Увидим, посулила Алиедора самой себе. Увидим. Я должна.