— Что?! — опешила Нотти. — А папа говорит…

— Делаешь, что хочешь, но потом не закапываешь сделанное под ковёр.

— Фу! Шутки твои… кошачьи…

Лой Ивер чуть заметно пожала плечами. Драгоценная парча чуть зашуршала, когда она, гибко поднявшись, вдруг шагнула с обрыва прямо вниз, на острые камни.

Нотти не вскрикнула. Плавно, текуче, словно это она — из клана Кошки, одним движением оказалась на краю.

— Я же знаю, что с тобой ничего не случи… — Волны лениво лизнули тело в золотом сиянии платья; кровь смешалась с тёмной водой. — Я — ох — Лой!..

Разбившаяся о камни не шелохнулась. Волны потащили за собой распустившиеся волосы.

— Лой! — Нотти вскочила, прижимая кулаки к груди. — Лой, не пугай меня!.. У тебя… ты… это не последняя твоя жизнь!..

Тишина.

— Ах ты ж!.. — и потом ещё несколько таких словечек, что папа точно засадил бы безвылазно за книги или рукоделье — неважно, в общем, придумал бы наказание.

Прыжок. Ветер не успел даже свистнуть, а под ногами уже сжалась послушная её воле невидимая линза. Нотти мягко спрыгнула на мокрый гранит, опрометью бросилась к телу Лой — прибой уже пытался утащить в море неожиданную добычу.

— Л-лой!..

Провалившись по пояс, она подхватила тело на руки. Женщина была тяжёлой, но и у Нотти было куда больше сил, чем у обычной девушки. Выскочила обратно на камни, судорожно бросилась к отвесной стене.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт!..

Бывает, магия не срабатывает. Редко, но бывает — даже у самых опытных чародеев. А владела ли Лой магией ветра хоть в самой малой степени?..

Она положила изломанное тело главы Кошек на сухое. Сухое стало мокрым — вода стекала с Лой, будто пропитала её насквозь, стекала, смешиваясь с кровью. Превеликие силы — нет, не дышит, пульса нет!

— Лой! Лой, ну скажи — ты ж меня испытываешь! Или… воспитываешь, правда?! Это ж всё понарошку, ты сейчас засмеёшься, скажешь: что, поверила, дурочка?!

По щекам катились слёзы, которые никто не замечал.

Лой не пошевелилась. Не засмеялась, не сказала: «Что, поверила, дурочка?». Она просто лежала, как и полагается мертвецам.

— Стой. Не уходи!..

Нотти схватила первый попавшийся камешек, дохнула раз и другой.

— Я дочь Дракона, повелителя сущего! Исцеляй!

Мокрый осколок гранита мгновенно высох, потеплел. Нотти дохнула вновь — камень засветился, засиял ослепительно-белым. Девушка лихорадочно прижала его к сердцу Кошки, и тело Лой Ивер конвульсивно дёрнулось.

— Возвращайся!.. Ну Лой, ну пожалуйста!..

— Остановись, — хрипло сказал простуженный голос. Неуклюжий толстяк в неопрятном, заляпанном грязью джинсовом комбинезоне стоял, засунув руки в карманы и привалившись к скале. — Это был её свободный выбор. Уважай его!

— О-обж… — начала было Нотти и осеклась. Отступила на шаг.

— Я не обижаюсь, — благодушно сообщил толстяк. — Это не входит в мои обязанности — обижаться на Единорогов из Неведомого клана, капризных дочерей Дракона Возрождённого.

— Я… прощу прощения, Хранитель. И ещё прошу — помоги!..

— С чем? — удивился толстяк. — Нет, извини, дорогуша. Кошка Лой хотела дать тебе урок. А я никогда никому не мешаю учиться и учить! Хотя зря, зря…

Нотти глядела на него широко раскрытыми глазами.

— Она… ты… это взаправду, что ли? Нет, нет, быть не может!

— Почему не может? Очень даже может. Даже лучшие ошибаются, когда слишком много о себе думают. Да, а камешек-то — положи, девочка, положи. Покойникам он без надобности. Хочешь, чтобы кадавры у нас тут шастали? Мало нам Серых Пределов?

Нотти растерянно опустила руку; камень по-прежнему сиял сквозь сжатый кулак.

— И мальчика зря обидела, — продолжал разглагольствовать толстяк. — Хороший мальчик, правильный. Красивый. Хоть поцеловала бы, и тебе приятно, и ему было бы что вспоминать на старости лет! Ну а что воображением не отличается — так не всем же быть потомством Единорога и Дракона! Гм, нет, не Единорога — Единорожки?.. Тоже нет, слишком фамильярно. Какой бы феминитив образовать, не подскажешь?

Вместо ответа Нотти резко прижала камень к мокрому платью Лой.

— Ты что?! — толстяк аж передёрнулся.

— Феминитив! — яростно прошипела Нотти. — Врёшь ты всё! Она… её исцелить надо, а ты!..

— Так исцеляй, — невозмутимо сказал Хранитель. — Только не выйдет.

— Почему? Я не Дракон! Я Единорог! Мы исцеляем и несём жизнь!..

— Единорожка. Только тут не принесёшь.

Камень на груди Лой Ивер крошился и распадался. Струйки света, словно кровь, бежали по пальцам Нотти, по мокрой парче, и золотистая ткань словно вспыхивала.

— Упрямишься, — заметил толстяк. — Эт’ хорошо, эт’ правильно. Папаша твой такой же… был. Только зря, Нотти. Чудище сотворишь, вот и всё. Прекрати.

— У неё оставалось больше, чем одна жизнь!

— Откуда ты знаешь? — собеседник Нотти философски скрестил руки на жирной груди. Для его бочкообразного тела ручки были коротковаты. — Ты их считала?

— Я знаю! Она говорила!

— Я. Могла. Соврать!

Нотти подпрыгнула и не удержалась — взвизгнула. Мёртвое тело Лой по-прежнему лежало перед ней на камнях. А за спиной оказалась ещё одна Лой — живая, в ничуть не испачканном и не помятом платье, со строгим взглядом, устремлённым на девушку.

— Ты! — выкрикнула Нотти. — А это кто?

— Обжора, — мрачно глянув на толстяка, сказала Лой.

— Нет, это! — Нотти обвиняюще ткнула пальцем в мёртвое тело.

— Морок, — холодно ответила Лой. — Ты забыла, что Кошки — мастера иллюзий? Если бы ты вдохнула в него побольше силы — получился бы мерзкий кадавр.

— Но… но копировать себя! — Нотти чуть не задохнулась от возмущения. — Это неприлично! Постыдно!

— Почему? — Лой пожала плечами.

Нотти выдохнула. Покосилась на Обжору — тот стоял, с радостным любопытством наблюдая за ними. Нотти собралась. Всё-таки она была дочь Дракона и Единорожки… тьфу! Мерзкое порождение Хаоса, с его мерзкими феминитивами!

— Хорошо, — сказала Нотти, уже сдержанно. — Но зачем ты это сделала? Я испугалась за тебя!

— Я хотела проверить три вещи, — сказала Лой, медленно приближаясь. — Первое: испугаешься ли ты за меня. Ответ — да. Второе: будешь ли ты уважать мою волю. Ответ — нет. И третье: задумаешься ли ты над тем, что предлагала обычному живому человеку прыгнуть с этого обрыва. Ужаснёшься ли себе. Ответ?

Нотти молчала.

— Ответ — нет, — Лой вздохнула. — Ты ценишь ближних, но безразлична к чужим. И ты не понимаешь разницы между порождениями магии и людьми. Дитя, я люблю тебя, и твои родители не зря спокойно оставляли меня с тобой нянчиться, когда уходили в Изнанку. Но… из тебя растёт очень, очень плохой Единорог.

— Единорожка! — гулко произнёс Обжора и захохотал.

Секунду Нотти стояла неподвижно, медленно заливаясь краской. Потом взмахнула руками, растворилась в воздухе и порывом жаркого ветра унеслась вдаль.

— Вот этому я искренне завидую… — прошептала Лой. — Женщина, которая умеет уйти настолько красиво, не пропадёт…

И лишь после этого она повернулась к Обжоре. Спросила:

— А ты зачем здесь? Кто позволил тебе шастать по Срединному Миру?

— Дракон, — ничуть не смущаясь, ответил Обжора. — У нас нынче войны нет. Имею право бывать у вас один день из семи. Не злоупотребляю, так-с с-сказать. Решил приглядеть.

— За мной? — Лой кокетливо улыбнулась.

— Сдалась ты мне, — отмахнулся толстяк. — За девочкой. Да не хмурься, не хмурься, я же не человек, я от греховных помыслов далёк…

— Ты сам по себе греховный помысел! Что ты делаешь тут?

Обжора посерьёзнел.

— Поговорить нам надо, Лой. Неприятные дела творятся.

— У вас?

— У нас, у вас… везде… Поговорить надо.

Лой огляделась. Сказала осторожно:

— Ну… допустим. Но не здесь же?

— Да уж не здесь, — покосившись на остров в море, ответил Обжора. — Погоди! Ветерком я улетать не умею, я лучше дверь сделаю.

С выражением искреннего энтузиазма на лице он принялся доставать из карманов комбинезона молоток, пригоршню гвоздей (часть вонзилась ему в пальцы, но он будто этого и не заметил), длинную пилу, дверные петли, фарфоровую затейливую ручку, длинные, метра в два, гладко обструганные доски, банки с краской, кисть…

Лой вздохнула.

Почему все мужчины — даже если это и не мужчины вовсе, а порождение Хаоса, — такие позёры?

Она подошла к своему двойнику, лежащему на камнях. Наклонилась, поправила волосы, уложила фальшивой Лой руки на груди, чтобы было покрасивее.

А уже потом носком туфли спихнула тело в жадные волны.

За её спиной уже стучал молоток и визжала пила. Как Обжора ухитрялся сразу пилить-колотить, Лой понять не могла. Но не повернулась, осталась смотреть на погружающееся в воду тело.

Хоть ей и было очень интересно.