Nika Nizza

Стереотипы о России: 8 историй о том, как нас видят иностранцы

Пролог

Разговор в химчистке:

— Мосье, в надежде на то, что зимний сезон закончился, я решила отдать в химчистку два зимних полушубка.

— О, мадам, мы тоже на это очень надеемся! Но говорят, что в ближайшее время снова похолодает.

— В любом случае, местный холод меня не испугает, я выросла в Сибири.

— Говорят, у вас там живут медведи.

— Конечно, они ходят по улице каждый день.

— Серьезно?

10 марта 2018 года

Город Мец, Франция

Введение

Моя история изучения иностранных языков — это история многих удач и многих трудностей. Я не помню, как и когда я увидела в первый раз английский или французский алфавит, но очень хорошо помню, что моя учительница английского языка не любила меня и что учительница французского ходила на шпильках, несмотря на свой преклонный возраст.

Шел одиннадцатый год моего обучения в школе. Была весна, мы все готовились к ЕГЭ, мечтая поступить в лучшие вузы страны. За окном по-прежнему лежал снег, который не собирался таять, несмотря на то что на календаре был апрель, — такова особенность суровых условий жизни на Крайнем Севере. Через несколько лет я узнала, что весь мир верит в то, что в России холодно везде и всегда — не только на Крайнем Севере.

Мы сидели в кабинете № 22 и делали пробные тесты ЕГЭ по английскому языку. Обстановка была оживленная, все обсуждали ответы, и наша учительница молча смотрела на нас, как будто боясь перебить наш аппетит к успешной сдаче экзамена. На ее уставшем учительском лице была добрая улыбка, которая выглядела немного неестественно из-за недавно сделанного татуажа губ.

Я сидела рядом со своей лучшей школьной подругой, которая любила у меня списывать любые ответы вне зависимости от предмета. Мне никогда не жалко было делиться с ней, потому что у нее был iPod, на котором можно было слушать Coldplay [Coldplay — британская рок-группа. Авторы таких хитов, как The Scientist, Fix you, Viva la Vida и т. д.] даже во время уроков. Словом, у нас был отличный дружеский симбиоз, который вполне устраивал обе стороны.

— Так, вы наговорились? — спросила наконец учительница английского языка. На ее вопрос, однако, никто не отозвался, и ей пришлось спросить снова:

— Одиннадцатый класс, вы наговорились?

Все продолжали спокойно разговаривать, уже позабыв про английский язык и с удовольствием обсуждая все, что не касалось учебы. Я молча сидела, глядя по сторонам, и в какой-то момент мой взгляд пересекся с Сашей, с которым у меня была долгая, но несчастная история любви. Саша влюбился в меня, когда мы были в девятом классе, но я не отвечала ему взаимностью.

Когда прозвенел звонок, наша терпеливая учительница заговорила очень громким голосом, но на общем фоне он показался тихим и незаметным:

— Так, сдайте, пожалуйста, ваши работы и идите разговаривайте в коридор. У меня голова от вас разболелась!

Мы послушно начали один за одним вставать и складывать бланки для подготовки к ЕГЭ на учительский стол, создавая вокруг него небольшое столпотворение. Когда я вернулась к своему месту, кто-то начал уже выходить из класса, открыв дверь небольшого кабинета под номером 22. Из коридора слышался шум других учеников, торопившихся покинуть классы, чтобы насладиться переменой. Не спеша, я собрала вещи в свою черную школьную сумку и одной из последних вышла из кабинета, облегченно вдохнув воздух, который показался свежим и свободным от английского языка.

Изучение языка мне давалось нелегко, несмотря на то, что я много и упорно занималась. Я давно смирилась со своей неудачей, но сдаваться не собиралась и все так же упорно продолжала читать, переводить, делать упражнения и считать ошибки, которых всегда было много. Сегодня я догадываюсь, в чем же была основная проблема: у меня не было достаточно практики. Когда я говорю практика, то имею в виду любой живой способ соприкосновения с реальным языком: просмотр сериалов и фильмов в оригинале, общение с друзьями-иностранцами по переписке, просмотр новостей иностранных каналов. По незнанию или по глупости я пренебрегала всеми этими живыми методами улучшения английского языка, довольствуясь множеством книг с упражнениями, которые были у меня в наличии. Я не спорю, что это были очень хорошие книги и что не каждый мог позволить себе приобрести их, но язык — это живое средство общения, поэтому его изучение не может ограничиваться книгами с упражнениями.

Моя ошибка состояла еще и в том, что я не понимала, что любой тест — это система, причем ограниченная. Она ограничена не только объемом слов и конструкций, но и правилами игры, хорошее знание которых дает большие шансы на успех. Чем больше уходило в прошлое мое школьное обучение, тем больше я понимала, что тест, который, по сути, является проверкой знаний языка, является еще и проверкой знаний правил теста. А правила теста — это значительно меньшая система, чем сам язык, который проверяется.

С абсолютно такими же проблемами я столкнулась и в процессе изучения французского языка. Когда в возрасте двадцати одного года я приехала учиться во Францию, то с ужасом обнаружила, что совершенно не способна общаться с французами на их родном языке. Сначала было очень страшно находиться во Франции, но спасала мысль о том, что через несколько месяцев я смогу вернуться в родную страну, в которой меня понимают. Однако судьба распорядилась иначе: через год я вернулась во Францию, чтобы продолжить обучение. В моем личном дневнике есть очень интересная запись на эту тему:

«26 августа 2014 года

Шесть часов утра. Аэропорт Домодедово. Выход на посадку № 4. Осталось совсем немного до вылета из Москвы. Сегодня вечером, когда мы с сестрой возвращались домой из центра, я призналась ей в не покидающем меня чувстве, что я уезжаю из Москвы насовсем».

Насколько все-таки интересна и непредсказуема жизнь! Если бы я не учила в школе французский, то не поехала бы учиться в Москву, не встретила бы своих однокурсниц, не списала бы ответы во время экзамена на знание французского языка, и, в конце концов, не уехала бы учиться во Францию. Можно, конечно, начать копать еще глубже и обнаружить причинно-следственную связь между переездом во Францию и моментом моего рождения. Но я не уверена, какая точка отсчета является наиболее рациональной для анализа событий такого рода. Не уверена я и в том, что ссылаюсь на верные события для построения логичной цепочки своего прошлого.

Хотя я готова не согласиться с собой и тут же заявить, что не стоит так громко и однозначно заявлять, что эта книга никогда бы не появилась, если бы я однажды не уехала во Францию. Речь идет уже о самокритике или о том, что я просто запуталась в своей жизни и не могу разобраться, почему уехала учиться во Францию и зачем вообще учила французский язык. Как бы там ни было, можно допустить, что я бы все равно когда-нибудь написала о стереотипах, но, скорее всего, находясь в другом месте и пережив иной жизненный опыт. Не могу знать, входит ли мое творение в список вещей, которым суждено было случиться, несмотря ни на что. Отмечу, что это никак не относится к моему мнению о его качестве или пользе, поскольку в этом мире часто неизбежно случаются события, негативные последствия которых поражают настолько, что задумываешься над тем, почему этим событиям вообще суждено было случиться.

Пытаясь проанализировать свое прошлое и расставить прошедшие события по своим местам, я все-таки люблю склоняться к идее о том, что я бы никогда не смогла оказаться во Франции, если бы во время сдачи экзамена на знание французского языка не списала ответы тестов на аудирование и чтение у своих подруг, которые на тот момент владели французским языком намного лучше, чем я. Списывание в тот момент было действительно жизненно важным. Мои знания французского языка ни по каким объективным критериям не позволяли мне поступить на обучение в магистратуру во французский университет. Когда я приехала во Францию, то даже не всегда могла свободно купить себе хлеб или заказать еду в кафе на французском языке.

Списывать — плохо. Я это всегда знала. По сути, это равносильно обману, и результат, который ты получаешь в результате списывания, является незаслуженным. Но мне почему-то не стыдно. Не знаю, хорошо это или плохо, но если это случилось, а случилось это в мою пользу, то, значит, было так нужно. Из этого вывода можно сделать еще один о том, что я в какой-то степени фаталист. Действительно, я бы не отнесла себя к категории людей, считающих себя всемогущими и способными полностью контролировать свою жизнь.

А что значит вообще «хорошо» и «плохо»? Есть ли для этого абсолютная мера, верная для ситуаций и обстоятельств любого рода? Сказать, что определений для «хорошо» и «плохо» не существует — значит ничего не сказать. Они, однозначно, есть, и их, бесспорно, должно быть много. Например, попытаемся ответить на вопрос, хорошо ли обманывать других? Действие обмана можно интерпретировать по-разному. Обманом можно назвать сокрытие правды, намеренное изменение поведения, неточную подачу информации, неверную интерпретацию событий, искажение фактов, совершение действий за чьей-либо спиной. Обман может иметь разные предпосылки и намерения, использоваться в разных целях, служить разному результату, выражаться в различной форме. Получается, чтобы понять, что обманывать — это хорошо или плохо, нужно проанализировать весь контекст конкретного действия обмана. Если же не вдаваться в подробности и не усложнять себе жизнь различного рода анализами, то можно просто сказать, не задумываясь, что, с моральной точки зрения, обман — это плохо. Но с таким односторонним заявлением можно легко поспорить, сказав, что обман часто приносит пользу. Следуя данной точке зрения, обман может приобрести положительные черты. Но само по себе действие обмана сложно однозначно назвать хорошим и правильным.