Мальчишка дергал ее за руку, явно требуя к себе внимания. И Марго наконец-то посмотрела на него, что-то сказала, а затем, еще раз коротко взглянув на меня, они двинулись к выходу.

Не знаю, сколько я простоял не в состоянии даже вдохнуть полной грудью. В голове словно кадры из кинопленки мелькали моменты нашего прошлого: ее улыбка, заставляющая сердце останавливаться, жизнерадостный голос, звонкий смех. Все это теперь казалось каким-то неестественным, словно я выдумал эти проклятые воспоминания. Они подобно яду отравляли мою жизнь.

В реальность меня вернул главврач, тот самый Евгений, что помогал Юльке. Вернее не он вернул, а его разговор по телефону. Да и Риты уже не было в коридоре.

— Не переживайте, Маргарита, можете прийти на обследование через месяц, ничего страшного. У вас никаких обострений, все х орошо, в принципе. Это же плановая процедура.

Я озадаченно посмотрел на мужчину — уж больно любопытно стало, что это за ребенок ушел с Ритой. На посторонних детей так обычно не смотрят, как смотрела Романова. Кто он такой, в конце концов? Вряд ли она подрабатывала няней или взяла кого-то на попечение. Все эти предположения граничили с абсурдом.

— А вы чего еще здесь? — обратился Евгений Михайлович к нам, засунув телефон в карман белого халата.

Ребята переглянулись, явно не зная, что ответить.

— Да мы это… — начал было Антон, но не договорил.

— Скажите, а вы случайно не с Романовой Маргаритой разговаривали? — набравшись наглости, спросил я. Возможно, не стоило задавать этот вопрос, бередить старые раны себе дороже, но случались порывы, которые невозможно остановить, совладать с ними. Вот как тогда, через неделю после выпускного вечера. Думал, отпустит, сделаю себе легче, но не опустило, легче не стало, наоборот, словно яду напился, а тот по злому року не подействовал.

Говорят, нет ничего ужаснее, чем выстрел в спину. Но предательство от любимого человека в разы хуже. Это выстрел прямо в лоб. После которого мир вдруг становится старым выцветшим снимком на полароиде. Нет, не мир, а ты сам.

— С ней самой, вы знакомы? — с удивлением спросил врач. Я постарался сконцентрироваться на разговоре и не думать о плохом.

— Ну… типа того, — ответил я, хотя, может, это было не лучшей идеей.

Зачем я лезу в это? Да какая, собственно, разница, чьего ребенка Рита вела за руку? Пусть даже и замуж вышла, что с того? Ее жизнь не остановилась, моя тоже. Мы существовали раздельно, хоть и жили в одном городе. Каждый раз я напоминал себе об этом, и каждый раз, как бы смешно ни звучало, мне становилось не по себе от этих мыслей. Парадокс какой-то.

— Дядь Жень, а она приходила с сыном? Она такая молодая, — спросил очередную глупость Леваков, пока я сомневался, нужна ли мне новая информация о девушке, которую когда-то любил, и которую всем нутром сейчас ненавидел.

— Это брат ее, Матвей. У него с сердцем проблемы были…

— Брат? Родной брат? — откровенно говоря, я удивился. За год наших отношений в разговорах ни разу не всплывала информация о брате. Хотя мы знали друг о друге все. Или мне так казалось.

— Брат, родной или нет, не знаю, — пожал плечами Евгений, задумчиво потирая подбородок. — Фамилия у них одна, по крайней мере. Рита иногда приводит Матвея на плановые обследования, а иногда ее мать. Он состоит у нас на учете с этого года. А до этого состоял во второй городской, но там сейчас ремонт, и всех пациентов перевели к нам.

— Понятно, — сказал Антон.

Только мне ничего не было понятно. У Марго откуда-то взялся брат, и не просто брат, а больной, с довольно серьезным заболеванием. Почему она тогда ничего не рассказала, я ведь… Понятно почему, видимо, считала меня посторонним человеком. Зато теперь ясно, почему она так легко уехала с Мишей, позволила ему себя трогать. Кажется, в наших отношениях я был единственным без мозгов.

Я сглотнул и, опустив голову, уставился на свои зимние кроссовки. А в груди будто микровзрывы происходили. Забавно, мне казалось, что я отпустил эту ситуацию, перелистнул страницу. Но почему тогда…

Почему меня продолжает задевать эта девушка?!

Глава 02 — Витя

Мы вышли из больницы молчаливой тройкой. Небо заволокло свинцовыми тучами, а стая ворон, кружившая возле здания, громко каркала, словно насмехаясь над этим миром. Антон держал Юльку под руку, а я просто старался прийти в себя и перестать прокручивать в голове проклятую встречу с Ритой: печальный взгляд, брошенный в мою сторону, и нежная улыбка, адресованная брату. Она посмотрела на меня так, словно я предатель и причинил ей столько боли, что жизнь окрасилась в черно-белые тона.

Мы не пересекались почти три года, я видел Романову лишь издали, более близко не сталкивался. И как хорошо было раньше: я быстро остывал после встречи, быстро возвращался к своей обыденности, но сейчас почему-то никак не мог успокоиться. Все вокруг бесило: звуки машин, голоса людей, радио, которое включил Леваков, усаживаясь на пассажирское сиденье.

— Где твоя машина, братишка? — спросил я, не выдержав.

— В сервисе, переобуться отдал.

— Все в ноябре переобулись, а ты самый умный что ли? — я ворчал, словно старый дед. Мы выехали с парковочной зоны, охранник в маленькой старой будке у шлагбаума недовольно окинул нас взглядом. Что же, я тоже был не особо в настроении. Спустившись до ближайшего перекрестка, мы выехали на центральную трассу. Будь моя воля, прибавил бы скорость, пока обороты на спидометре не стали бы зашкаливать. Но час пик и загруженная городская трасса не позволяли эмоциям взять верх. Как назло, когда мы остановились на светофоре, перед моим носом еще нагло вывернула длинная камри. Захотелось высказаться трехэтажным матом. Что за день?!

— Дядька мне просто по блату местечко выделил. Он, кстати, недавно о тебе спрашивал. Говорит, Витя пропал, не звонит, не пишет.

— А что я ему, девочка, звонить или писать?

— Ну, с днюхой-то мог поздравить, — не унимался Леваков, то и дело поглядывая назад, на свою ненаглядную Юльку.

— Я его поздравил.

— Через неделю.

— Слушай, лучше поздно, чем никогда, — возмущался я, нервно отбивая пальцами по рулю. Когда уже загорится зеленый?

Ладно, с дядькой — мы так Леонидыча называли — действительно вышло некрасиво. Он мне помог три года назад.

Я тогда ходил подавленным и постоянно зависал в клубах, теряя себя настоящего. Пытался заглушить тоску по Рите и искал всевозможные способы, правда, папе они не нравились. Один раз поругались, второй, на десятый старик выдвинул ультиматум: либо я заканчиваю убивать свою жизнь, либо он лишает меня денег и крыши над головой. Другой бы одумался, а я усмехнулся, взял дорожную сумку и пошел, куда глаза глядят.

В юности почему-то кажется, что побег из дома — это решение любой проблемы. А желание родителей уберечь нас воспринимается в штыки. Что они понимают? Не у них же сердце истекает кровью? И вообще, вместо того, чтобы пытаться научить нас мириться с собственной участью, могли бы дать свободу выбора и денег. Именно так кажется, когда по паспорту восемнадцать, а в душе и того меньше. Я не был исключением. Юношеский максимализм вперемешку с депрессией одержали верх.

Сперва я отправился в клуб, потом познакомился с какой-то девчонкой, переночевал у нее. Иногда заглядывал к старым знакомым, но все до поры до времени, конечно. Как только купюры закончились, я вдруг осознал, что никому не сдался со своими проблемами. Помню, один раз уснул на лавке в парке Анджиевского, укрывшись курткой. Наутро меня растолкали полицейские и увезли погреться, как раз сильный холод стоял, так что я даже обрадовался.

Выпустили меня через три дня, я тогда взглянул на пасмурное небо и озадачился — как быть дальше. Знал, если вернусь к отцу, он не прогонит, но почему-то стало стыдно. Оглядел себя: порванная обувь, грязный, с запашком, небритый, в таком виде заявиться на порог — словно милостыню просить. А это так-то… выше моей гордости.

И тут, на мое счастье, у одного мужчины машина заглохла. Старенькая Волга забарахлила, и он никак не мог ее завести. Я подошел, предложил подтолкнуть, а там, как-то слово за слово, пожаловался на свою жизнь, на девушку, которую продолжал любить, несмотря на предательство, как мне плохо, как не хочется ничего, лечь бы и умереть. Дядька дал мне подзатыльник и пригласил к себе в гараж. Там чаем напоил с бутербродами, одежду свежую принес, но взамен попросил помощи. Ему нужен был сотрудник в сервис, ответственный, серьезный, честный.

Недолго думая, я согласился, скорее из чувства благодарности: не каждый день встретишь такого сердобольного человека на улице. Леонидыч выделил мне матрас, сказал, мол, на улице холодно, а выгонять бездомных котят против его убеждений. Считай, тогда и произошел переломный момент: я словно снял морок с глаз, очнулся, вдохнул свободнее. Вернулся к учебе и стал самостоятельно зарабатывать, дядьке помогал, а он мне платил не только крышей, но и бумажками. Там, конечно, были гроши, уж на фоне тех, что давал папа в былые времена, но зато свои, доставшиеся за тяжелую работу.

Когда начинаешь зарабатывать сам, то как-то и сто рублей воспринимаешь иначе.