Стоун пристально посмотрел на собеседника. Но Алекс все так же невозмутимо перекатывал остатки виски по стенкам своего стакана и смело смотрел в глаза конгрессмену.

— Зачем вы это сделали, Алекс? Ведь Гая могли схватить.

— Не волнуйтесь, не схватили бы. Я все просчитал заранее. А что касается вашего первого вопроса… Гай этого не понимает, но он нужен людям. Ему не следует запираться и прятаться, он должен открыться людям. Я верю, что этот человек изменит наш мир. Не знаю, в хорошую или в плохую сторону, но он это сделает. И я готов отдать свою жизнь, чтобы помочь ему в этом.

— Алекс, скажите, а вы уверены, что наш мальчик не шарлатан, и он действительно тот, за кого себя выдает? — Стоун открыл графин и плеснул себе еще немного виски, после чего вопросительно посмотрел на собеседника. — Вам обновить?

Алекс отрицательно помотал головой.

— Нет, благодарю вас, конгрессмен, но мне уже хватит, — Алекс демонстративно отставил стакан в сторону. — Да, я абсолютно уверен в том, что Гай Метьюс бессмертный.

— Вот как? И на чем же базируется ваша уверенность? Вы не кажетесь мне простачком, верующего другим людям на слово.

— Должность куратора на собраниях анонимных наркоманов и алкоголиков очень быстро отучает от такой глупости, как вера людям на слово, — иронично улыбнулся Алекс.

— Так же как и должность конгрессмена, мой друг, — заливисто рассмеялся в ответ Стоун. — И как настоящий политик, вы так и не ответили на мой вопрос.

— Что же, если вам так важно знать… — Алекс неожиданно замолчал и, поднявшись с кресла, в несколько шагов пересек кабинет. Открыв дверь, он внимательно посмотрел по сторонам. Убедившись, что никого поблизости нет, закрыл дверь и вернулся обратно. — Я лично его проверил.

— Позвольте полюбопытствовать, каким именно образом вы это сделали?

— Я его отравил.

— Ч-что? — от неожиданности Роджер поперхнулся своим виски. Откашлявшись, он повторил, но уже шепотом: — Что вы сделали?

— Вы меня правильно расслышали. Когда я только увидел Гая, прячущегося от толпы в мусорном контейнере под окнами моего дома, я тотчас же захотел проверить, правду ли говорят в Интернете о его способности к воскрешению. Я дождался, пока он выберется из своего укрытия, и пригласил его в гости. В качестве орудия убийства я выбрал яд, точнее, дозу «Р.Я.»… вы знаете, что это такое?

— Конечно. «Райское Яблоко» — сейчас один из самых популярных наркотиков среди молодежи. И самый опасный. Журналисты каждый день звонят в мою приемную с вопросом, какие меры мы предпринимаем для того, чтобы эта дрянь исчезла с улиц. О, простите меня, увлекся. Это у меня своеобразный условный рефлекс.

— Вы правы, это весьма опасное вещество. Пары граммов достаточно для того, чтобы остановить сердце у синего кита. Но для надежности я дал ему три грамма.

О том, что Алекс был готов ударить Гая ножом в спину, если бы тот отказался от чая и попробовал уйти, мужчина умолчал.

— Но где вы столько раздобыли? Такая доза стоит целое состояние!

— Кажется, я же упоминал о том, что работаю с наркоманами? Мне частенько приходится изымать у них всевозможные наркотики. Что-то они отдают мне самостоятельно. В основном я спускаю эту дрянь в унитаз сразу. Но так сложилось, что экспроприированные мною с прошлого вечера три грамма, которые я забрал у сына нашего общего знакомого, мистера Скизи, все еще лежали в кармане моей куртки.

— Скажите, а что бы вы стали делать, если бы он… умер? — Роджер подался всем телом в сторону собеседника и практически навис над столом.

Алекс испытующее посмотрел на конгрессмена, понимая, что и так уже наговорил много лишнего. Наконец он ответил.

— Поверьте, представителю моей профессии, да еще и обладающему безупречной репутацией, не зададут лишних вопросов, когда он привезет в городской морг тело очередного наркомана, скончавшегося от передозировки.

— А я смотрю, вы все продумываете на пару ходов вперед! Алекс, клянусь богом, из вас вышел был отличный политик!

— Политика никогда мне не нравилась. Я бы сказал, скорее наоборот, я ненавижу политику.

— Ваше право, переубеждать не стану! — Стоун поднял руки в примирительном жесте. — Среди нашего брата честного человека днем с огнем не сыщешь. И я не буду вам лгать, уверяя, что предоставляю вашей разношерстной компании убежище исключительно из альтруистских побуждений. Видите, Алекс, я ничего от вас не скрываю.

— И что же вы надеетесь получить взамен за свою щедрость? Деньги? Популярность?

— Власть! — Стоун хищно оскалился. — Деньги — это всего лишь побочный эффект обладания ею. Популярность важна для прыщавых подростков и увядающих стариков. А те, кто стоит у руля, как правило, предпочитают оставаться в тени. Поверьте, мой друг, во всем мире и во все времена истинную ценность имеет только она — власть!

— Ничто не ново под луной, — философски заметил Алекс.

— Ну, не стоит меня обижать, Алекс. Каждый из тех, что пошел вслед за Гаем по темным лабиринтам городских подземелий, делал это не просто так. Каждый из нас преследует свои цели и жаждет оторвать кусок пирога пожирнее. Исключение из нашей компании составляет разве что Кей, пришедший на встречу не с новым Мессией, а с Гаем Метьюсом, другом семьи и кумиром его детства. Но это не значит, что через пару дней Кей не задумается над вопросом, как бы ему повыгодней реализовать свое знакомство с Мессией.

Алекс молчал.

— Ладно, пора закругляться! Мне еще предстоит пара встреч, нужно спешить, — Стоун протянул Алексу руку. — Надеюсь, мы с вами разобрались в мотивации друг друга и сможем успешно воплотить наши планы в реальность?

Поразмышляв несколько секунд, Алекс протянул руку для ответного рукопожатия.

Глава восьмая

Костер прогорел, и остались лишь угли и дым.
Мне снова пора продолжать свой
бессмысленный путь.
Звезды сияют, их свет стал немного другим,
Закончен привал, я опять не успел отдохнуть.
Тонкая грань бытия
Стерта умелой рукой.
Я уже больше не я,
Я это кто-то другой.
Луна светит мне светло-желтым, холодным
лучом.
Скольким еще она дарит свой свет в этот час.
Ветер, прорвавшись сквозь ночь, пропоет
ни о чем.
Знакомая песня, я слышал ее много раз.
Следы затеряются в серой дорожной пыли,
И шорох травы, словно шепот в кошмарном
бреду,
Но это потом, а сейчас — свет манящий вдали,
Тот свет, до которого я никогда не дойду.

Песня из дебютного альбома Элвиса Маккормика

Пока Алекс и Стоун общались в кабинете конгрессмена, часть гостей уже вовсю обсуждали свои идеи относительно рекламы и образа нового Мессии. На большом столе в центре комнаты располагался широкий большой стол, заваленный всевозможными предметами, которые каждый принес с собой, — голодосками, различными макетами, фотоколлажами, пачками нот, рекламными роликами, книгами и брошюрами. Тут же находился столик поменьше, на который был поставлен большой поднос с сандвичами, приготовленными обслугой Стоуна, и два термоса с чаем и кофе. Несколько клевавших носом операторов из команды Даррела дежурили за раскиданными по углам камерами на штативах, в то время как другой постоянно перемещался по комнате, ведя «репортажную» съемку очередного эпизода документального деновского опуса, названного «Брифинг». За окнами наступила ночь. В помещении было тепло, уютно пахло мягкими сигаретами и заваренным кофе. Приятно звучала гитара.

— А как вам вот это? Вот, послушайте-ка! — тряхнув набриолиненным коком, Элвис оторвался от своих перечерканных черновиков, разложенных на столе, и, удобнее перехватив на коленях гитару, мелодично погладил струны.

Ветер смоль, как метла, разбивает влюбленных
объятья,
Поднебесный пир — стол ломит наши тела.
Разлетелись на север и юг ночью ангелы — братья,
Чтобы утром снова сойтись мельницы жернова.
Перемолют, как соль или пыль, наши чувства
и наши понятья
И отмерят на чаше весов все земные дела.
Я тебя потерял во время Зверя, распались объятья
Водопадом земли, оборвав танец пламя костра.
Не понять до сих пор, что случилось той ночью у Рая,
Мой билет на проход разорвал взмахом крыльев
святой Херувим,
Я смотрел на тебя, сквозь ограду небес, в жаре Ада
сгорая.
Значит, жизнь только повод для смерти волхва,
среди водных глубин.

Выдав последний аккорд, он выжидательно оглядел собравшихся.

— Слишком тяжеловесно, но мелодия неплоха, — откликнулся развалившийся в кресле напротив Даррел и помусолил свою бородку. — Я уже вижу клип. Что-то мрачное и готическое, в стиле раннего неореализма. Мрамор, свечи, воск. Давящее ощущение безысходности. Обвитая плющом лестница, поднимающаяся неведомо куда. Потом — пах! — он ударил себя кулаком по ладони. — И яркий свет, символизирующий обряд очищения! Так, нам потребуется несколько моделей, которые будут изображать ангелов. Крылья я уже знаю, где можно будет найти.

Он пожевал губами и сделал несколько пометок в блокноте.

— Я хочу запустить новую линейку бургеров с игрушками Мессии, — мистер Скизи открыл папку и продемонстрировал собранию несколько скетчевых изображений сандвичей и игрушечных человечков. — Вот этот, — он указал пальцем на особенно большой бутерброд. — «Двойной Мессия», с беконом, тройной — с говяжьей котлетой и огурцами. Слоганы могут быть «Райские дни с Мессией», или «Благословенный обед с Мессией», или «Двойная воскресная месса» с картошкой и пирожком. Я планирую еще тематическую игру — собери Мессию и его апостолов. Это для детских наборов, они в этом сезоне почему-то плохо идут.

— Я вообще не понимаю, как это можно есть, — пробубнил в свою кружку Тадеуш Валеновски, делая глоток кофе. — По виду вроде все настоящее, а на вкус как картон.

— Можно сделать несколько благотворительных акций в школах и детских садах, — продолжил Скизи, то ли не заметивший, то ли проигнорировавший комментарий. — Навестить детей, больных раком, и тех, кто живет в приюте.

— Ты с Мессией бургер съешь, — тут же подхватил Маккормик. — Будет тебе радо-ость. В «Чикен роке» ощути вкуса жизни сладо-ость…

— Неплохо, — дослушав, оценил Скизи. — Это тоже можно использовать в качестве слоганов. Вы отлично схватываете на лету, Элвис. Нам нужно будет как-нибудь встретиться и поговорить о возможном сотрудничестве.

— Я не против, — просто пожал плечами музыкант.

— Мне нравится здесь слово «выбирает», — закинув ногу на подлокотник кресла, Даррел покачал ногой, смотря на большой портрет Авраама Линкольна. — Оно краеугольное. Будет здорово, если он будет что-то предлагать, быть инициативным. Народ любит инициативных вождей.

— Например, пусть он пропагандирует спорт и здоровый образ жизни, — тут же оживился молчавший до этого Кристофер. — Дайте мне его на пару недель в качалку, и я из него Аполлона сделаю. А еще пусть он уравняет права…

— Мир и свободная любовь? — хмыкнул Элвис, сложив пальцы в знаке «виктори».

— Почему нет? По большому счету, на этом все и держится.

— Слющай, вот касательно прав я тут с вами полностью согласен, — подал голос Валеновски, сидящий на диване под торшером. — Америк для каждого. А если вы чито-то хотите снимать про эмигрантов и все такое, — он посмотрел на Дена. — Я могу позвонить моим друзья, да, они пириедут, их жены пириедут, дети то се. Главно читобы им обеспечат гражданство, я поговорить о дешевой рабочей силе — с конгрессменом о грин-картах.

— Кстати, а когда он собирается в свой тур? — спросил Даррел. — Надо бы проверить, может ли наш Метьюс ходить по воде, если да — то в дельфинарии Сан-Диего мы сделаем бомбу! И вообще я считаю, что Гай для Стоуна просто непобедимый козырь в предвыборной гонке против конкурентов!

— Это уж точно, — кивнул Маккормик и пощипал струны. — Мессия игрок, заткнул за пояс злой рок, м-м-м…

— А как мы его оденем, слюшай? — задал неожиданный вопрос Валеновски. — Наверняка ему нужно придумать стиль. Тюрбан был бы очень хорошо!

— Обязательно, — согласился Даррел.

— Что-нибудь яркое и воздушное, — предложил Кристофер, оглядывая собравшихся, и показал на свою расписную рубаху. — Добрые краски и цвета! О-о-о! Цветы, — он хлопнул в ладоши. — Пусть будет больше цветов!

— Он же не гомик.

— При чем тут это?

— А вам не приходило в голову поинтересоваться у самого Гая, что он думает обо всем этом? — Все посмотрели на Кевина, стоявшего спиной к собранию у старинного шкафа с книгами. Он аккуратно ел бутерброд с помидорами и запивал его чаем. — Может быть, все это ему на хрена и не нужно, и на все глубоко плевать? А? Не думали об этом?

— Бросьте, Гарри, — поморщившись, махнул рукой Даррел. — Неужели он сам не понимает, что его исключительность идет всем только на пользу? Расслабьтесь, все тип-топ. Парень на нашей стороне. Что-то я проголодался, — он встал с кресла и подошел к столику с закуской.

Подскочивший оператор долгим крупным планом фиксировал, как бутерброд медленно поглощается ртом режиссера. Поставив пустую чашку на стол, Кевин начал собираться.

— Но не кажется ли вам, что вся вот эта мишура, — закинув на руку пальто, он жестом обвел стол. — Сопутствующие товары, футболки, кепки с его фото, песни… Что это перебор, ребята, м?

— Но ведь чтобы Мессия работал, нам нужно его как можно выгоднее продать, разве нет, — вопросом на вопрос ответил мистер Скизи. — Вы же сами говорили, что намерены сделать с ним несколько своих передач. Что, скажете, что не печетесь о рейтинге и о своей популярности, Кевин?

— Тут другое. В своих передачах, в отличие от всех вас, я буду с ним просто разговаривать, слушать, и что самое главное, слышать его. А это, — он еще раз указал на стол. — Разумеется, короля делает свита. Но, по большому счету, мы все ему не так уж и нужны. Он уже полноценен без нас, просто вы этого никак не увидите.

Поставив чашку на столик, он накинул пальто.

— Ладно, работайте. А у меня ранний эфир, так что прошу простить, но мне придется откланяться.

С этими словами Кевин вышел из помещения.

* * *

Гай, стоявший все это время за дверью, с ужасом слушал, о чем говорят люди, которых до недавнего времени он искренне считал своими друзьями. Метьюс чувствовал, как его буквально трясет от гнева.

— Что вы тут творите! — заорал он, врываясь в гостиную.

Мистер Скизи поспешно выключил голографический телевизор. Кристофер и Тадеуш испуганно посмотрели на пышущего яростью Метьюса и бочком двинулись в сторону второго выхода из гостиной.

На крики из оранжереи прибежали Лара и Саймон.

— Гай, что случилось? — девушка смотрела на космонавта и не могла поверить своим глазам. Обычно тихий и скромный мужчина сейчас был больше похож на грозного демона, вырвавшегося из чертогов Преисподней в поисках грешных душ. Лицо Метьюса налилось кровью, костяшки на сжатых кулаках побелели от напряжения.

Немая сцена затягивалась. В гостиную вошел Алекс, успевший проводить конгрессмена до автомобиля. Он моментально понял, что Гай находится на грани срыва, и постарался его успокоить.

— Гай! Гай, ты меня слышишь? Прошу тебя, не делай глупостей! — стараясь говорить как можно спокойно и миролюбиво, Алекс медленно стал приближаться к застывшему посередине зала космонавту. — Гай, пойдем выпьем кофе и все обсудим.

Но стоило Алексу положить руку на плечо Метьюса, как тот вскрикнул и замертво рухнул на пол.

* * *

Гай в очередной раз взял в руки потрескавшийся от времени квадрат голографического журнала, покрытый затейливым узором из царапин и потертостей.

Щелкнув на символ «play» в правом верхнем углу, он принялся в сотый раз читать вслух:

«ПАРНИ ИЗ ПРОШЛОГО

Фото: Антон Корбайн

Текст: Джорджи Ворт

Здесь речь пойдет о том, что такое хорошо и что такое круто. О том, что от безрассудства до гениальности один шаг. О том, как улица воспитывает характер и закаляет одиночеством. И что короткая отсидка за мелкий грабеж двух незнакомых людей может изменить жизнь. На вертушке «Электрический проповедник», пятый альбом легендарных J&M, к которым все вышесказанное имеет самое прямое отношение.

Они сидят напротив меня, тянут пиво с бравадой школьников, прогулявших последний урок. Тот, что поменьше, пялится на плакат с Монро над моей головой, хоть за его темными очками этого особо и не видно. Закуривают, пихаются. Подтрунивают друг над другом. Словно находятся не в тематической кафешке в Сохо, куда их все-таки удалось выцепить, а в каком-нибудь кабаке на окраине Гарлема. Обычные неприметные парни, до сих пор похожие на клерков, которых поперли с работы. Живые легенды. Дейв Сильверман и Райли Пул, известные всему миру как «Джарвис и Манкимен»…

Гай уже выучил это статью наизусть и мог произнести ее слово в слово, даже не поглядывая на пластиковый журнал. Но сегодня индикатор кислорода в спасательной капсуле приблизился к критической отметке, и Метьюс понял, что это конец.

Запасы провизии закончились пару дней назад. Капсула двигалась в сторону Земли, но двигатель, питающийся от солнечных батарей на корпусе, конечно, и близко не стоял с той скоростью, что развивал фотонный двигатель.

«Если не секрет, кто из вас человек-обезьяна?

Джарвис: Каждый раз кидаем монетку (смеются).

С чего все начиналось?

Джарвис: Как у всех нормальных парней. С улицы и битых окон. Ничего лишнего. Отец ушел, когда мне было двенадцать. Я был в бешенстве. Даже хотел выследить и шлепнуть старика садовым секатором, мнил себя героем отмщения, представлял, как буду писать матери из тюрьмы, даже не заботясь о том, что она будет чувствовать, оставшись совсем одна. Ну, знаешь, весь этот детский эгоизм. А когда вернусь, мы заживем только лучше, и никто нам будет не нужен. Воинственный карапуз, размахавшийся кулачками, но которого можно подвесить на сук за подтяжки. Романтичная юношеская фигня.

Но ты ведь действительно отсидел?

Месяц. Может, это и стало главным переломным моментом. Школу бросил, надо было что-то найти, чтобы прокормиться с матерью. На зарплату швеи с великовозрастным полудурком, каким я был, особо не разгуляешься. Вдобавок адски хотелось гитару. Я даже играть не умел, но рядом с парнями, у которых имелись гитары, всегда вились девчонки. Это стимулировало. Приличную работу найти тоже не забор переплюнуть — связи, рекомендации, колледж подавай, а хотелось всего и прямо сейчас. Знаешь, как это бывает. Ну и понеслось… В пятнадцать ошивался возле кабаков и бензоколонок, в двадцать уже тырил телики и автомобильную электронику по мелочам, вот и оказался за решеткой.

Манкимен (смеется): Ты умеешь произвести впечатление».

Сперва Гай рассчитывал высадиться на «Эс-Эс Венчур», но все никак не мог выйти с ними на связь. Потом он увидел марсианскую колонию, точнее то, что от нее осталось. Тогда он впервые задумался над тем, что в тот момент, когда он забрался в эту консервную банку, он оказал себе медвежью услугу. Лучше было сразу погибнуть от взрыва, вместе с обезумевшими Оуэном и Кейджем.

«А ты-то как загремел?