По глупости. Я вообще сирота. Сначала приют, потом канителился то здесь, то там. Подрабатывал ходячей рекламой. Пел в барах, когда пускали. Однажды прицепился какой-то «розоватый» мужик, с внешностью сутенера, неожиданно решивший, что я позарился на его побрякушки. Спасло то, что он был датый и дрался как баба — списали на дебош и все. Дали обоим по пятнадцать суток. Там уже и познакомились вот с этим парнем.

Джарвис: И началось…

Манкимен: Да, остальное, как говорится, история.

Серьезные ребята.

Джарвис: Это не только часть образа. Все эти очки, галстуки, шляпы. Мы дети улицы, вышли из народа и, черт возьми, знаем уж всяко побольше, чем пластмассовые мальчики из бойз-бэндов.

О чем «Электрический проповедник» и почему такое название?

Джарвис: Он не такой рок-н-ролльный, как «Парни любят коку», или алкогольный, как «Джеки Джо». Это серьезная работа. Срез, что ли. Здесь есть все — джаз, блюз, соул, парочка свежих экспериментов. Мы заменили клавишника и сессионного барабанщика, в «Miserable» фантастическая гитарная партия Слэша. Эдакий звуковой винегрет. Мир уже не тот, каким был раньше, и «Проповедник» его отражение. Все эти компьютеры, мобильники, прочая дребедень. Раньше ты приходил в студию, записывался и уходил. Теперь можно посидеть, помонтировать — не нравится, заменить, добавить электронные прибамбасы. Удобно конечно, но напрочь тушит запал, искру. Это уже ремесло, а не творчество. «Битлз» писали первый альбом за ночь. Тринадцать песен нон-стопом, слабо? Сорок лет прошло, а музыка живая, будто ее играли вчера.

Ну, были другие времена.

Ничего не изменилось. А вот люди позабивали себе головы черт знает чем. Ожесточились, отгородились друг от друга чатами в Интернете. Каждый сам за себя. Словно действительно верят в этот дурацкий Миллениум и живут как в последний раз».

Тогда Гай решил, что последнее, что он может сделать полезного в этой жизни, это выставить курс на Землю. Если его капсулу обнаружат будущие поколения, то они хотя бы узнают причины гибели экипажа первой марсианской колонии. Ведь на борту его капсулы был установлен сервер, на который дублировалась вся информация о жизни и смерти на международной космической станции «Феникс».

«Вы религиозны?

Джарвис: Что ты понимаешь под верой? Выйди на улицу и загляни в лица людей. Маски. Ходячие трупы, набитые потрохами вместо души. Дети из клипов «Флойдов». В мире сейчас такой кавардак — выбирай, что хочешь, верь, во что хочешь. Священник может стать педофилом, а проститутка святой. Отличи грех от добродетели.

Манкимен: Кстати, отсюда и название «Проповедника». Когда любовь неспособна вдохнуть жизнь в омертвевшее сердце, только электричество может его запустить. Людям нужен дефибриллятор, миру — шок. Будь то глобальная катастрофа, война, террористический акт или наша музыка. Только настоящий блюз замешан на крови, радости и чьих-то слезах. Где каждая нота сжимается как клеточка тела.

Думаете, у мира есть шанс?

Джарвис: Я не сторонник манифестов. Любые глобальные изменения надо начинать с себя. Посмотрим.

Хотели бы знать будущее?

Чье?

Не мое, конечно.

Манкимен: Вот так — бац! И все? Как провидцы, что ли? Знать, как умрешь, или в какое военное дерьмо опять завяжемся, м-м? Иисус поэтому и отчалил, что слишком много на него навалилось крови и вранья. А он был хорошим парнем. Не думаю, что этого кто-то хочет. Ты, например, а? Хотя стало бы известно, сколько всего придется отвалить пиджакам на налоги и подорожает ли выпивка на Конец Света (смеется). Как бы ты прожил свою жизнь, зная, что мог изменить, а что нет? Возьми Элвиса. Думаешь, знай он все наперед, это что-нибудь изменило? Скажите парню на говновозе, который колесит между штатами, что он станет звездой рок-н-ролла и умрет, захлебнувшись в ванне от бабок и одиночества, его бы остановило? Черта с два. Парень пел от Бога, на остальное плевать. У каждого свой путь. И это была его судьба, скажу я тебе. Актер может стать конгрессменом и наломать такого, что хоть плачь. Но дайте парню на говновозе микрофон, и он перевернет мир. Так-то.

Джарвис?

Ты слышал его, парень. Только блюз, брат. Только блюз».

Гай почувствовал, что дышать ему становится все труднее. Воздухоочистительная система дорабатывала свои последние минуты. Как только она заглохнет, он начнет задыхаться. Это будет мерзкая и болезненная смерть. Нет, надо было все-таки сгореть. Раз! И все.

«Что будете делать после турне?

Не знаю, смотаемся куда-нибудь. Может, заляжем на время.

Не подумываете уйти на покой?

В отставку! Издеваешься? Я ведь могу и треснуть. Не посмотрю, что ты очкарик (смеется). Мы в отличной форме.

Манкимен: Энергии и материала у нас в избытке. На пару жизней хватит. А там видно будет, куда история занесет.

То есть продолжение следует.

Да. Пока рок-н-ролл жив, для нас есть работа.

«Джарвис и Манкимен», интервью «Rolling Stone», 1999».

Гай попытался сделать следующий вдох, но у него ничего не получилось. Выронив журнал, он схватился руками за горло и захрипел. Тело космонавта отчаянно цеплялось за жизнь, но эта борьба заранее была проиграна. В глазах замелькали черные пятна, легкие горели огнем. Через несколько секунд все было кончено…

…Гай попытался сделать следующий вдох, но у него ничего не получилось.

«Черт побери! — мелькнула в голове мысль. — Я еще живой!»

Но радость была недолгой. Кислорода в капсуле все еще не было. Ничего не понимающий Гай вновь скрючился на полу, тело сотрясали тяжелые судороги. В глазах замелькали черные пятна, легкие горели огнем. Через несколько секунд все было кончено…

…Гай воскресал и умирал вновь и вновь. Он уже сбился со счета, сколько раз адская боль сжимала в стальных тисках его измученное сознание. Возможно, это и был Ад? И за свои грехи он обречен раз за разом воскресать, в лишенной кислорода спасательной капсуле, и тут же умирать вновь?

…Гай попытался сделать следующий вдох, но у него ничего не получилось…

* * *

— Господи боже, у него припадок! — взвизгнула Лара.

Все, кто был в комнате, бросились к Гаю, бьющемуся на полу в судорогах. Алекс и Саймон держали Метьюса за плечи, а ноги бывшего космонавта схватил Кристофер.

— Кто-нибудь, вставьте ему что-нибудь между зубами, пока он не откусил себе язык! — Алекс всем телом прижимал Гая к полу, стараясь сдержать судороги. — И принесите аптечку, срочно!

Тут рядом с головой Метьюса возник Кевин. Начальник охраны снял с себя брючный ремень и ловко просунул его между клацающими зубами. Лара выхватила у вбежавшего охранника прямоугольник аптечки, но, подбежав к удерживающим космонавта мужчинам, замерла в растерянности.

— А что нужно ему вколоть?

— Десять миллиграмм диазепама на двадцать миллилитров раствора глюкозы! — подсказал Кристофер.

— Откуда ты знаешь? — Лара всегда относилась к накачанному красавцу с подозрением, что-то в нем ее смущало.

— Быстрей коли, дура! — заорал Кристофер в ответ. — У одной моей… знакомой была эпилепсия, и мне пару раз приходилось делать ей такие уколы.

Лара решила не спорить и быстро набрала на консоли управления аптечкой название препаратов и пропорции. Через секунду из боковой панели на корпусе аптечки выскочила игла.

Девушка протиснулась сквозь мужские тела и, расстегнув рубашку на груди Метьюса, вонзила иголку по самое основание. С тихим шипением аппарат впрыснул лекарство в кровь бьющегося в припадке Гая.

Буквально через несколько секунд судороги прекратились, а напряженные мышцы лица расслабились.

— Нужно отнести его в постель и вызвать врача, — скомандовал Алекс.

— Не надо никого вызывать… — Гай открыл глаза и посмотрел на склонившиеся над ним встревоженные лица обитателей коттеджа.

— Ты с ума сошел? У тебя только что бы припадок! Это не шутки!

— Алекс, успокойся. Что со мной может случиться? Ты же знаешь, я не могу умереть…

Алекс отвел взгляд в сторону.

— Знаю. Но я испугался, что ты вдруг исчерпал запас своих сил и этот припадок означает… означает…

— Что у меня села батарейка бессмертия? — рассмеялся Гай. Голос его окреп, и он даже смог самостоятельно сесть. Взглянув на валяющийся рядом с ним прокусанный насквозь ремень Кевина и аптечку с окровавленной иглой, Метьюс покачал головой. — К сожалению, мое бессмертие от меня никуда не денется.

— Откуда ты знаешь? — удивился Алекс. — Ты же все время говоришь, что не знаешь, почему стал таким.

— Теперь я знаю. Точнее, я все вспомнил, — Гай пристально посмотрел в глаза Алексу, — но лучше бы я этого не вспоминал.

Часть II

Голгофа

Из представления о том, что пространство и время образуют замкнутую поверхность, вытекают также очень важные следствия относительно роли Бога в жизни Вселенной. В связи с успехами, достигнутыми научными теориями в описании событий, большинство ученых пришло к убеждению, что Бог позволяет Вселенной развиваться в соответствии с определенной системой законов и не вмешивается в ее развитие, не нарушает эти законы. Но законы ничего не говорят нам о том, как выглядела Вселенная, когда она только возникла, — завести часы и выбрать начало все-таки могло быть делом Бога. Пока мы считаем, что у Вселенной было начало, мы можем думать, что у нее был Создатель. Если же Вселенная действительно полностью замкнута и не имеет ни границ, ни краев, то тогда у нее не должно быть ни начала, ни конца: она просто есть, и все! Остается ли тогда место для Создателя?

Стивен Хокинг, ученый, математик, физик.

Глава первая

Это наземное управление для майора Тома!
Вы действительно взлетели,
И газетчики интересуются, чьи рубашки
вы носите.
Пришло время покинуть капсулу, если рискнете.
Это майор Том для наземного управления! Я прохожу через дверь
И плыву самым необычным образом,
И звезды сегодня выглядят совсем иначе,
Ведь я здесь — сижу в жестяной банке высоко
над миром.
Планета Земля синяя, и я ничего не могу
поделать.
Хотя я на высоте более сотни тысяч миль,
я очень спокоен,
И думаю, мой корабль знает маршрут.
Скажите моей жене, что я ее очень люблю —
она знает.

David Bowie, Space Oddity

На Земле мы даже не замечаем тех простых человеческих радостей, которые сопровождают нас каждый день. Мы просто привыкли к ним. Привычная одежда, климат, знакомая обстановка, бытовые приборы. Общение, наконец. Будучи с детства окружены всем этим, мы со временем практически отучаемся их замечать. Они становятся неотъемлемой повседневной частью нашего жизненного процесса. Поэтому любая резкая смена обстановки и внешней среды поначалу обескураживает и пугает. Но и к этому со временем можно привыкнуть. Или смириться — кому как удобнее.

Это утро, впрочем, как и все предыдущие, Гай начал с зарядки. Хотя понятия день и ночь в условиях вечной непроглядной темноты далекого космоса сводились лишь к привычному понятию времени, ну и собственным биологическим часам, заботливо встроенным природой в любой человеческий организм. Три серии по десять растяжений эспандера, в ритме примерно один раз в секунду, с интервалами между сериями по пять секунд. Затем несколько обязательных часов приходилось проводить на специальных тренажерах. Гай довольно быстро полюбил эти процедуры, так как они помогали сбросить внутренне напряжение и на время выкинуть из головы сложнейшую исследовательскую работу, которая входила в его непосредственные задачи. Положительным результатом от тренировок считалось, когда пульс достигал ста пятидесяти — ста семидесяти ударов в минуту. Необходимый из-за специфики его работы процесс профилактической дезинфекции занял привычные пару минут. Гай энергично помылся, растираясь органической губкой, а затем вытерся сухим полотенцем (которого хватало на три дня). Хоть и на настоящий контрастный душ, по которому он за восемь лет успел соскучиться, это и было мало похоже — но хоть что-то все-таки.

— Ну, как вы тут, ребята? — Переодевшись в рабочий комбинезон и включив систему искусственной гравитации, Гай Метьюс заправил разноцветные пронумерованные пульверизаторы жидкой питательной смесью и, переведя систему внутреннего микроклимата своего костюма в режим охлаждения, осторожно вошел в искусственную оранжерею. — Пора купаться.

Застыв на пороге отсека, он не без гордости оглядел свои владения. Полив растений — в условиях космического безвоздушного пространства, являлся процедурой особенной. Вся вода на станции хранилась в особых баках, из которых специальным насосом подавалась к корням. Датчики, размещенные в разных точках помещений, следили за давлением, а специально запрограммированная система автоматически поддерживала его уровень на нужной отметке. «Зеленый уголок» встретил привычным жаром, защекотав ноздри космоботаника ароматом полевых цветов. Внимательно проверив ряд всевозможных семян, с разной скоростью постепенно доходящих в кадках, на дне которых вместо привычной почвы покоился свой вкладыш, пропитанный питательным раствором, перешел дальше, где кадки и тазики размерами побольше, на загляденье астросадоводу, ломились от буйства зелени и красок. Оранжерея была гордостью Гая, ибо только благодаря его упорным стараниям и усилиям в космическом пространстве удалось вырастить первые земные растения, которые начали цвести. Заслуга Гая была огромна, так как он, добровольно взяв на себя роль пчелы, словно художник, рисующий жизнь, регулярно и добросовестно опылял акварельной кисточкой необходимые побеги согласно календарю. Он денно и нощно трудился, и вот наконец его подопечные начинали приносить плоды. Гай помнил еще из учебников, что когда-то давно проведенный на Земле анализ первых привезенных извне посевов показал, что, несмотря на внешнее сходство с контрольными, выращенные в космосе растения отличались по структуре клеток, биохимическому составу и другим характеристикам [Операция «Орхидея», хоть и вошла в историю космического растениеводства как одно из самых ярких событий, не завершилась успехом.].

Проект давал обитавшим на «Фениксе» астронавтам не только кислород, но иногда и пищу (хотя, как сказал Лао, первый урожай карликовых помидоров по вкусу напоминал виноград, но все-таки члены команды не без удовольствия отдали предпочтение «живой» пище, на какое-то время заменившей искусственное волоконное мясо и синтезируемый белок), а также успешно перерабатывал биологические отходы, что позволяло экономить на выбросах мусора за борт, потреблявших изрядно энергии. Баснословная, хитроумная автоматика неустанно внимательно следила за содержанием в искусственной атмосфере станции кислорода и углекислого газа. В общем, жили, приспосабливались, работали.

— Все никак не пойму, на хрена тебе выращивать дурь, если тут нельзя покурить? — Невидимые динамики воспроизвели звук открывающейся двери, овальная заслонка, соединявшая культивационный блок с сектором биологического контроля искусственной атмосферы на станции, открылась, и, потягиваясь, вошел Мейсон Кейдж — главный инженер первой международной экспедиции на Марс.

Его рабочий комбинезон украшало множество отвисших карманов, в которых находился различный инструмент, который мог потребоваться в любую минуту. Жизнь на космической станции только внешне казалась обманчиво монотонной, а на поверку любила преподносить множество сюрпризов, как приятных, так и не очень. И поэтому умелые руки штатного инженера в нужный момент приходились как нельзя кстати.

— Да она и так спеклась, похоже, недоглядел, — разочарованно вздохнул Гай, склонившись над кадкой, стоявшей чуть в стороне от остальных, над поверхностью которой еле держался крохотный скукоженный росточек канабиса. — Похоже, я где-то все-таки перебрал с биодобавками.

— Так выполи, — предложил Мейсон, чьи познания в растениеводстве ограничивались лужайкой на заднем дворе его дома в Стэнфорде. — Только место занимает.

— Пусть еще посидит. Зато, думаю, ты бы сам точно не отказался от затяжки магической смеси, привезенной из космоса. — Он немного подумал и добавил: — Я бы назвал ее «Звездная пыль».

— Пф, ясное дело, — глянув на бирку, которой был помечен контейнер с синтезированным почвозаменителем, на которой значилось «Боб Марли», Мейсон зажмурился и широко зевнул. — Даже у меня от дредастого растамана уши вянут.

Гай помимо нагрузки, входящей в основной перечень экспедиционных исследований, занимался изучением воздействия музыки на растения в условиях невесомости. Некоторые ветви и стволы его подопечных украшали ярлычки с пометками произведений Френка Синатры, Баха, Луи Амстронга, Дюка Эллингтона и Антонио Вивальди, а также популярных в конце 40-х «Стереофонических эльфов» и их «Сладкозвучный серебряный блюз»…

— Ты просто в него не въехал, — откликнулся Гай, заботливо колдуя пульверизатором над кустом королевской бегонии.

— Ну-ну. Вкусно пахнет, — Мейсон подошел поближе. — Что это?

— Stephanotis floribunda [Стефанотис флорибунда, стефанотис обильно цветущий — наиболее распространенный вид декоративного растения, выращиваемый по всему миру.], — мечтательно проговорил биолог, бережно потрогал нежный цветок, покачивающийся на продолговатой ножке, образованной его белыми лепестками, и перешел к кадке с пальмой. — Погоди, вот зацветет в полную силу. Ты, кстати, разобрался с вентиляцией, я ведь просил?

— Угу. В следующий раз просто не перегружай основной энергоблок при распределении освещения, и все будет тип-топ.

Для нормального развития растений на станции требовалась хорошая освещенность. Поэтому гидропонная установка была оборудована специальной батареей и светильниками, заменяющими растениям Солнце. Необходимую в невесомости циркуляцию воздуха создавали вентиляторы под потолком.

— Как поспал?

— Да хреново, — отмахнулся инженер. — Душу бы продал за хорошо прожаренный стейк с кровью и стручковой фасолью, — он сглотнул и поморщился от собственной минутной слабости. Мечтать о мясе, за которым в голове послушно потянутся воспоминания о других замечательных радостях, привычных на Земле, в данной ситуации было глупо. — Как сеанс связи? От наших вестей нет?

— Отстают от графика, но эта сумасбродная парочка русского и китайца обещала разобраться как можно скорее, — Гай пожал плечами и, отложив садоводческие инструменты, взял дневник наблюдений, сделав несколько записей грифельным карандашом. — Если все-таки не успеют, заберем их на следующем витке.

— Наверняка решили втайне от начальства обратить местных аборигенов в свою нерушимую веру. Знаю я этих коммунистов, — почесался Кейдж и направился к выходу из отсека. — Ладно, я на кухню, сварганить тебе чего-нибудь?

— Как обычно, только на этот раз постарайся не забыть про две ложки сахара. Буду минут через пятнадцать.

— О’кей, — Мейсон, не оглядываясь, сделал ручкой, и овальная перегородка закрылась за ним.

* * *

Бур «Малыша» жадно вгрызался в грунт, разбрызгивая вокруг себя тучи багровой пыли. Мощный двигатель натужно ревел, заставляя вращаться конус из титанового сплава, который все глубже и глубже погружался в недра Красной планеты.