— Где я? — тихим голосом спросил Гай, ощутив, как в комнату проник прохладный освежающий ветер с привкусом соли. До его слуха донесся размеренный рокот близкой стихии, и послышались выкрики чаек. Уже начиная догадываться, Метьюс прислушался к своим ощущениям и действительно почти сразу почувствовал, что не только кровать, но весь кабинет, в котором он сейчас находился, плавно покачивается.

— Да, мы в открытом море, — подтвердил незнакомец, одаривая Гая внимательным прищуром глубоких проницательных глаз. — Где-то в районе Большой Багамы, если верить моему капитану.

— Багамы, — механически повторил слово Гай и задумчиво покатал его на языке, пытаясь в полной мере осознать, что означает данная информация.

— Ну, разумеется, — невозмутимо сказал незнакомец и аккуратно вернул чашку на блюдце, сделав небольшой глоток. — Разумеется, нам пришлось вмешаться и эвакуировать тебя оттуда, так как события, главным действующим лицом которых ты оказался, со стремительной скоростью принимали весьма нежелательный оборот. Для этого пришлось пойти на уловку и вколоть тебе специальную сыворотку, которая замедлила процессы регенерации в твоем организме, чтобы люди сочли тебя мертвым.

Гай отвернулся от собеседника и снова посмотрел в потолок. Он смутно помнил события последних нескольких дней. Суету, напряженность, метания. Лица и черты окружавших его людей, всеми силами пытавшихся сделать из него Чудотворца, Мессию, способного нести по планете Свет и Добро. Гарри, Стоун, Бохенен, Элвис, Тадеуш Валеновски, мистер Скизи, Джон 2040, мечтавший о кинославе Даррел. Предавший его Алекс. Лара… И Кей, единственный оказавшийся Настоящим. Совместными усилиями они сделали из него то, чем он в итоге стал. Продукт пиара, качественного продакт-плейсмента и закулисных интриг.

Исцелять, благодетельствовать, быть доброй опорой. Когда раскрученный маховик ажиотажа, созданного вокруг его личности, достиг своего апогея, и все стало работать уже само по себе, как исправно работающий конвейер, и про него попросту позабыли. Он попросту стал больше не нужен. Оболочка была важнее начинки, и конфету выбросили, а аккуратно расправленный пестрый фантик вставили в раму и водрузили на стену для общего обозрения. Раскрученная машина, но уже без него.

Губы Гая дрогнули, чуть растягиваясь в едва уловимой усмешке, к которой горькой пилюлей примешивалась грусть. Или жалость к самому себе, в которой он никогда бы не посмел признаться, даже своему внутреннему «я». Он уже ни в чем не был уверен, не знал, чего хочет и куда хочет идти. Гай не мог дать всем этим людям того, чего они с таким остервенением от него желали. А в конце, когда людские алчность и ненависть достигли своего апогея и пульсирующий нарыв, наконец, не выдержав, лопнул — хамские улюлюканья и глумливые усмешки толпы. Попытка сделать человечество лучше дала червоточину, на глазах всего мира мутировав в уродливое яблоко раздора.

Человечество нельзя изменить. И не потому, что оно порочно или зло. Но потому, что такова сама природа любого человеческого существа. Люди, как малые дети, и всегда такими останутся, а планета… Планета для них одна большая детская площадка. Наполненная всевозможными развлечениями и приключениями, новыми открытиями и ощущениями, сюрпризами, приятными и не очень. Как заветный магазин, до отказа наполненный разнообразными замечательными игрушками, каждую из которых хочется потрогать, взять, прижать к груди, наиграться… И из-за него она едва не закончилась. Именно из-за него. Он всему виной и причиной. Гай вздохнул и моргнул, ощутив, как на глаза медленно наворачиваются слезы. Все из-за него.

— Понимаю, что ты сейчас чувствуешь. И не скажу — не плачь, — сказал человек в кресле, до этого деликатно хранивший молчание, позволяя Метьюсу блуждать по просторам своих раздумий. — Иногда проявление слабости оказывается наивысшим воплощением благородства и силы. И самая маленькая беззащитная букашка может оказаться храбрее и мужественнее слона.

— Кто вы?

— Позволь представиться, я профессор Нордлихт, руководитель международной корпорации «Хронос». Наверное, у тебя есть множество вопросов, на которые я постараюсь ответить, — сделав еще глоток чая, профессор подцепил изящными десертными щипчиками кубик сахара и, аккуратно опустив его в чашку, принялся неторопливо размешивать ложечкой. — Вышло так, что ты стал заложником обстоятельств. В этом мире есть тайные силы, управляющие нашей планетой. И одними из таких тайных властителей являются наши злейшие враги — корпорация «Хронос-1». Для достижения мирового господства им недоставало всего одного элемента. И этот элемент — ты.

Лежащий на кровати Гай вздрогнул, но не решился перебить продолжавшего свой рассказ профессора. С каждым новым словом услышанное поражало его все сильнее. Он всего-навсего оказался лишь маленькой пешкой в чьей-то большой и непонятной игре. Винтик, шарнир. Который всего лишь навсего потребовалось вовремя поставить на свое место. Актер, в нужном акте играющий положенную ему роль.

— Много лет назад они инициировали Колониальную экспедицию на Марс, для чего подбросили в 2040-й год технологии будущего, а именно чертежи еще не изобретенного фотонного двигателя. С помощью этого двигателя они смогли убедить тогдашнее мировое правительство в необходимости покорения человечеством ближайшего космоса, и в первую очередь Марса. Именно там, на красной планете, в глубочайших и неизведанных недрах был тысячелетиями спрятан уникальный минерал, контакт с которым и сделал тебя бессмертным.

— Но почему? Я не понимаю.

— Мы не можем объяснить природу некоторых вещей, мой друг. Так уж заведено. И никогда не сможем, уж поверь мне, Гай Метьюс, — поставив на поднос пустую чашку, уперев локти в подлокотники, профессор Нордлихт сомкнул кончики своих длинных пальцев. На одном из них Гай разглядел красивый перстень причудливой формы. — Но это в большинстве своем не так уж и нужно. Такова природа всего сущего. И пока по свету будет бродить хоть одна, пусть и самая малюсенькая, но тайна, у этого мира будет причина дальше существовать.

— Но что мне теперь делать? — растерянно спросил Метьюс, внезапно ощутив себя совершенно беспомощным. Бессодержательным сосудом, который совершенно случайно по чьей-то неведомой прихоти вдруг наполнили особенным, важным смыслом, который он даже не успел как следует прочувствовать и понять. Осознать и принять в полной мере, как того требовал врученный ему драгоценный и бесценный дар. А потом вдруг все выплеснули, оставив лишь гнетущую пустоту. — Куда идти? Если все, что вы сейчас рассказали, является правдой, то мне никогда не будет покоя, ни в одном даже самом отдаленном и укромном уголке Земли. Прознав о моем… — он немного помолчал, пытаясь подобрать более точное слово, — даре, люди вновь начнут требовать чуда, и со временем все начнется сначала. Глобальные изменения, междоусобица, смерть. Но я не хотел этого! Я этого не выбирал!

— Мы не всегда вольны что-то делать и выбирать именно так, как нам бы этого хотелось, — Нордлихт покачал головой.

— А все эти книги, — Гай оглядел многочисленное собрание всевозможных томов и захотел сменить тему. — О чем они?

— О, знаешь ли, они могут рассказать о многом. Книга — одна из самых простейших и доступнейших из машин времени, которые есть в каждом доме. И именно это, пожалуй, и делает их самым гениальным изобретением. Сражения гладиаторов, грандиозные космические приключения, освоение Дикого Запада первыми поселенцами… Интриги, приключения, любовь. Невероятные миры и открытия, изобретения и гипотезы. Ведь некоторые из них действительно когда-то стали пророческими, — Нордлихт отвернулся от библиотеки и вновь посмотрел на Метьюса. — Вы можете оказаться в любой эпохе и точке земного шара, даже не покидая этой комнаты. Коллекционирование книг — мое хобби. Должны же быть свои слабости у одинокого старика.

— У вас есть хоть что-то. А что уготовано мне — прятаться, скитаться по кругу туда-сюда с места на место как заведенному, как проклятому изгою? Сколько? Века, тысячелетия? До конца времен? А когда это все кончится, до какого срока заложен отсчет, кто-нибудь знает? Кто-нибудь может ответить на этот вопрос? — Метьюс приподнялся на кушетке. — Я пытался подарить людям чудо, точнее, за меня это пытались сделать другие, с легкостью превратив в безвольную марионетку, с которой никто не считался. И что вышло в итоге, вы видели? — он неопределенно махнул рукой. — Они распяли меня. Превратили в жертву, мученика. У меня ничего не осталось, ни родственников, ни друзей, ни семьи. Да мне уже больше ничего и не нужно. Я просто очень устал.

Он помолчал и тихо добавил, переведя взгляд с сидящего в кресле профессора на глобус за его спиной:

— Вы-то не бессмертный, профессор, вам этого не понять.

— Напротив, Гай, — возразил глава корпорации. — Ты даже представить себе не можешь, насколько я тебя понимаю. Только в моем случае все намного-намного сложнее и запутаннее.

— Что вы имеете в виду?

— Всему свое время, друг мой. А в данный момент вопрос твоего бессмертия представляет для меня и сотрудников определенную серьезную проблему. Но поверь, наши с тобой ситуации в чем-то весьма, очень и очень схожи. Ведь у меня тоже имеется собственная страшная тайна, — загадочно согласился профессор. — Ты когда-нибудь слышал о Шамбале?

— Да, это где-то в Тибете, — пожал плечами Метьюс. — Вымышленная страна.

— Отнюдь. Она более чем реальна, вот, например, как мы с тобой. Или это судно, — Нордлихт обвел рукой помещение кабинета. — Там расположена моя засекреченная штаб-квартира, и я могу доставить тебя туда.

— Но вы же сказали, что меня ваши враги найдут везде, — возразил Гай. — Мне негде укрыться.

— Спрятать тебя в другом месте действительно не представляется возможным, — согласился Нордлихт. — Потому, что ты бессмертен и агенты «Хронос-1» рано или поздно смогут тебя найти. Но это даст тебе хоть какой-то минимальный шанс на выживание.

— Я больше не хочу, чтобы из-за меня гибли люди, — задумчиво нахмурился Гай, и на его лбу обозначилась глубокая складка.

— Тогда у тебя остается один-единственный путь, Гай Метьюс, — заключил профессор, теребя в ладони набалдашник трости в виде песочных часов, и, неожиданно спохватившись, хлопнул себя по колену. — Но, черт возьми, я совсем забыл о правилах гостеприимства! Вся эта невероятная круговерть окончательно вытеснила из моей головы элементарные правила гостеприимства! Я как раз собирался выпить еще одну чашечку этого замечательную черного чая, который с таким умением готовит наш повар, к тому же, мне кажется, что ты наверняка проголодался.

— Да, есть немного, — при упоминании о еде Гай действительно вспомнил, что давно уже ничего не ел.

— Тогда приглашаю тебя составить мне компанию на верхней палубе, — подхватив котелок, Нордлихт бодро поднялся с кресла и направился к выходу из кабинета. Плотный ковер заглушал звуки его шагов. — Вечер обещает быть просто восхитительным. Одевайся, я буду ждать тебя наверху.

С этими словами он вышел, а Гай, свесив на ковер ноги, посмотрел на вытянутые иллюминаторы-хамелеоны, прикрытые тюлевыми занавесками, раздувавшимися от неуловимого дуновения прохладного ветерка. Пошарив в скрытом за одним из стеллажей с книгами гардеробе, он, не имея привычки подолгу возиться с одеждой, почти сразу же остановился на хлопчатой рубахе свободного кроя и таких же штанах. Сунув ноги в сандалии, он аккуратно притворил за собой дверь.

Нордлихт оказался прав, над раскинувшимися вокруг свободно дрейфующей яхты бескрайними океанскими просторами неторопливо алело далекое небо. Тонущее за горизонтом солнце расцвечивало буколическую палитру небрежными мазками перистых облаков, словно кистью художника-мариниста.

Они расположились в кормовой части верхней палубной надстройки, за накрытым белоснежной скатертью круглым столом, и неторопливо закусывали восхитительным холодным супом гаспаччо с душистой зеленью и салатом из свежих морепродуктов. На десерт подавались клубника и ягодный морс в хрустальном прозрачном графине, наполовину заполненный льдом-фраппе. Вышколенный смуглый официант в отутюженной с иголочки форме неподвижно дежурил в сторонке, внимательно следя, чтобы трапезничающие собеседники ни в чем не нуждались.

— Активировав этот перстень, — когда они закончили ужинать, Нордлихт, промокнув губы салфеткой, снял с пальца перстень, на который Гай обратил внимание еще в кабинете, и, к его немалому удивлению, следующим движением протянул ему, — ты окажешься в одном-единственном месте во всей Вселенной, где никто и никогда не будет тебя искать. Надевать вот так, нажимать сюда.

— А что это за место? — с любопытством повертев предмет, Гай посмотрел на собеседника и, следуя указаниям, надел перстень на средний палец левой руки. Кожу легонько кольнуло.

Они еще много о чем говорили, наблюдая закат и неторопливо попивая морс. Гай много слушал, практически не перебивал, но иногда задавал вопросы. Солнце практически скрылось за горизонтом — на виду оставалась лишь его багровая маковка — и на океан мягким саваном опустилась ночь.

Время Гая пришло.

— Как ты уже, наверное, догадался, ты вернешься туда, где все и началось, — наконец подытожил свой рассказ профессор. — Круг должен замкнуться.

— Да, вы правы, — согласился Гай, когда они подошли к перилам, изящной дугой огибавшим всю палубу. — Лучшего места для меня просто не найти.

— Вопрос в том, готов ли ты? — уточнил вставший с ним рядом глава корпорации «Хронос». — Ты ведь понимаешь, что все это значит?

— Готов, — решительно кивнул Гай.

— Тогда в добрый путь, — профессор Нордлихт, опираясь на трость, с галантным кивком приложил кончики пальцев к полям своего котелка.

— Прощайте, — ответил Гай Метьюс и активировал тонко пискнувший перстень.

* * *

По ушам ударил монотонный вой баззеров аварийной тревоги. В искусственной оранжерее космической станции «Феникс», как всегда, было невыносимо душно. Растения, свет, тропический климат… тут все было сделано его руками. Так привычно, так спокойно. Гай на мгновение даже удивился, усомнившись в реальности происходящего. Уж не обманул ли его профессор Нордлихт. Но в следующий миг за широким обзорным иллюминатором появился вылетевший откуда-то снизу серо-белый цилиндр аварийно-спасательной капсулы, стремительно уносящийся в звездную пустоту.

— Надеюсь, ты не повторишь моих ошибок, — сказал Гай.

А еще через мгновение его окутала ослепительная вспышка взрыва.