— Хочешь что-то спрятать, положи на видное место, — пробормотала она.

— М?

Маленький червячок беспокойства, весь день незримо копошившийся где-то на самой границе отвлеченного заботами сознания, наконец-то докопался до сердцевины. Все это время что-то упорно не сходилось. И она наконец-то поняла что.

— Нужно вернуться, — стряхнув оцепенение, Кейт промокнула губы салфеткой.

— Чего? — Воевавший с сахарницей Муни вопросительно поднял голову.

— Звони Паташику. У вас есть спектральный сканер?

— Ну, есть, — напарник не рассчитал и, опрокинув в чашку больше порошка, чем положено, схватился за ложечку. — Вот черт! А зачем тебе?

— Пусть захватит бригаду и сразу же выдвигается, — дрогнувшими пальцами Кейт поставила на блюдце звякнувшую чашку с недопитым кофе. — Скажи, что встречаемся в доках через полчаса.

— Но…

— Знаю, что нужно разрешение, но уже поздно, и может время уйти, — терпеливо объяснила она напарнику. — Под мою ответственность, не переживай.

— Но что за спешка, хоть объясни? — продолжал не понимать разморенный опустошенной наполовину чашкой крепкого кофе Муни. — Парень-то сбежал.

— Верно. Но оставил следы, — Кейт еще раз посмотрела на мигающие неоновые буквы за барной стойкой и застегнула куртку. — И я знаю где.

* * *

Заброшенный ангар, над которым стеной возвышались ярко освещенные исполины небоскребов, в вечерних сумерках и красно-синих сполохах полицейских мигалок выглядел еще более зловеще. Яркий свет, льющийся со стороны гудящего города, резко контрастировал с чернильной темнотой, окутывавшей эту часть доков. Пахло досками и сырой листвой. Стоявшая в сторонке от машин, возле которых суетились сотрудники, Кейт смотрела на погруженное во мрак озеро, слушая, как под пирсом плещутся волны, и старалась систематизировать накопленную за длинный день информацию. Выходило сложно и путано. Кусочки непонятной головоломки рассыпались и упорно не хотели склеиваться, словно кирпичи, плохо смазанные раствором. Где скрывается этот человек? Действует ли один, чего добивается? Слишком много вопросов. С озера налетел порыв ветра, и Кейт поежилась, крепче запахивая куртку над тоненькой блузкой. Вдалеке одинокой звездочкой, упавшей с небес на волны, подмигивал покачивающийся сигнальный буй. Сколько же всего успело произойти всего за один день… Кем был этот таинственный человек, Нострадамус? И что именно, какая чудовищная несправедливость толкнула его сначала в налетчики, а потом заставила пойти против своей конторы и бывших коллег, подвергая себя и других такому чудовищному риску? В мире много несправедливости. Но он явно сжег за собой все мосты.

— Ты как, устала? — Рядом встал Муни. — Многовато для первого дня, а?

— И он еще не закончен, — покачала головой Кейт. — Нормально, спасибо. Надо привыкать.

— К этому невозможно привыкнуть, — напарник усмехнулся, прикуривая. — В мире еще полным-полно парней, которые только и думают, как бы нам устроить побольше работы. Хорошо хоть каждый раз что-то новенькое, а то от рутины можно сойти с ума. Ну? Есть мысли? Что-нибудь надумала?

— Вообще никаких. — Кейт окружил клуб табачного дыма, и она наморщила нос. — Ничего не сходится.

— А что надеешься найти тут? — Муни кивнул на ангар. — Сканер-то ведь зачем-то притащили.

— Понятия не имею, — ответила Кейт, продолжавшая думать об увиденных в кафе надписях, проявившихся на стене за стойкой, и словах бармена. — Следы, угрозы, послания. Все, что угодно. Скоро узнаем.

— Маловато доводов для того, чтобы гонять казенную аппаратуру, не находишь? — Напарник щелчком отправил недокуренную сигарету в темноту. — Смотри, я тоже доверяю своему чутью, но никогда не полагаюсь на него на сто процентов.

— А ты что думаешь?

— Кем бы ни был этот Нострадамус, — немного помолчав, откликнулся итальянец, — но он еще заставит нас побегать, помяни мое слово.

— …Ну, дела, ну дела. Ох и не нравится мне все это, — продолжал за их спинами нарочито громко сетовать Паташик, наблюдая, как двое его сотрудников в халатах перекатывают из фургона через распахнутые ворота в ангар тележку с чем-то внушительным, накрытым чехлом. Он то и дело поглядывал на часы и вообще всем своим видом выказывал крайнюю степень нервозности. — Сдернули посреди ночи… А разрешение не судьба было взять?

— Не ной, — поморщился Муни. — И так печенка зудит.

Агенты вошли в помещение.

— Нельзя было подождать до утра?

— Времени нет, — покачала головой Кейт, наблюдая, как тележку установили в центре ангара и вошедший следом Паташик, откинув чехол, завозился с прибором, походящим на здорового механического паука. — Мы его спугнули, и он может сделать следующий шаг. Мы должны знать, какой, попробовать хотя бы попытаться.

— Либо он дал нам себя спугнуть, — сказал подошедший Муни. — Как лиса на охоте, мазнула хвостом гончим по носам — и в нору. А там с другой стороны еще один выход имеется.

— Сплошные домыслы и гипотезы, нельзя было придумать что-нибудь более вразумительное, прежде чем сдергивать меня? — проворчал подключающий провода Паташик. — Эй! Скажите снаружи, чтобы выключили мигалки! И закройте ворота!

— Ты запускаешь? — Рядом переминалась Кейт. — Быстрее начнем, раньше закончим.

— Да сейчас, сейчас, почти готово. — Паташик что-то быстро печатал на выносной клавиатуре, программируя сканер на необходимый режим. — Все равно я уверен, что это бесполезная затея, уж поверь. Если начальство узнает, что мы гоняли эту штуку без разрешения и ордера, советую приготовиться к о-очень пространным объяснениям.

— Ты, главное, включи, — поторопила стоявшая за его спиной Кейт. Ей тоже было интересно, она ни разу не видела спектральный сканер в действии. К тому же девушка начинала ощущать, что, несмотря на усталость, обилие следующих одна за другой загадок только еще больше распаляет ее охотничий интерес.

— Не говори под руку. Раз лезем в петлю, так дайте хотя бы все правильно настроить…

— Ребята готовы, — доложил вернувшийся с улицы Муни, и в подтверждение его слов за ним закрылись ворота. Кейт задрала голову, увидев, как за высокими окнами исчезает последний сполох полицейского освещения.

— Хорошо. — Паташик закончил колдовать над прибором и нажал на клавиатуре клавишу «ввод», которая щелкнула, словно на печатной машинке. — Ну вот! Так, теперь все в тот угол! Быстро!

Конец его фразы заглушил заработавший прибор, с жужжанием зашевеливший веером манипуляторов-лап, и темное пространство ангара бесшумно прорезали пересекающиеся спицы лазеров, словно светомузыка на дискотеке, ощупывающие все попадающиеся на пути поверхности и предметы.

— Думаешь, сработает? — прошептал Паташик, не отводя глаз от процесса обработки. — С чего ты взяла, что тут вообще что-то есть? Мусор, обгоревшие стены и тараканы.

— Не знаю, — так же тихо откликнулась Кейт. — Но очень на это надеюсь. А долго еще?

— Эй, смотрите… Вот это круто, да? — отозвался кто-то из группы. Оказывается, девушка была не единственная, кто не знал, как работает сканер. Начальство явно не баловало штатный персонал техническими диковинками. — Работает.

В следующую секунду все присутствующие в ангаре задрали головы, наблюдая, как преображается помещение вокруг. Обрабатывая слой за слоем, подобно рентгену, спектральный сканер все глубже проникал под различные поверхности красок и штукатурки.

— Ничего, я же говорил, — еще немного подождав для уверенности, Паташик снял очки и устало протер глаза. — Кейт, если батарею сожжем без выписанного разрешения на применение оборудования, мне самому по шапке дадут. Давай выключать…

— Погоди, еще пару секунд. Ну, давай же, — едва слышно попросила у прибора замершая Кейт. — Пожалуйста.

— Склонен поверить «ботанику», — почти в самое ухо прошептал Муни, засовывая в рот сигарету. — Надо сворачиваться, завтра еще куча работы.

— Эй… — вдруг выкрикнул кто-то. — А это еще что за хрень? Смотрите! Вон там!

Все повернулись в указанном направлении, и в следующее мгновение в ангаре воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь едва слышным жужжанием трудящегося сканера, слой за слоем продолжавшего детально прощупывать помещение, словно ресторанный шеф привычными движениями листик за листиком «раздевал» кочан капусты. Люди молча смотрели на плавно открывающуюся картину, словно перед ними поднимался театральный занавес, знаменуя собой начало представления. Стоящий рядом с замершей Кейт Муни не заметил, как отвалилась налипшая на нижнюю губу сигарета, спикировавшая на пол и откатившаяся к ботинку.

— Вот оно, — чувствуя, как внутри все сжимается, завороженно прошептала девушка.

В навалившейся тишине любой звук раздавался резко и звучал, словно выстрел из пистолета в пустой бочке. Кейт разжала кулаки, почувствовав, как налетевший в щели ворот ветерок лизнул вспотевшие пальцы, подрагивающие от предвкушения. Прозвучал тихий писк, и сканер закончил обрабатывать помещение. Лазерные лучи исчезли, оставив после себя медленно исчезающие изображения на слоях.

— Предпоследний слой зафиксировать, — Паташик опомнился, едва успев дать команду согласно пикнувшему сканеру, из щупалец которого послушно брызнули лазерные лучи, сконцентрировавшись на стене, где за слоем копоти и свеженанесенной краски они увидели это.

В ангаре никто не двинулся, словно он за сутки превратился в склад, где хранились бесхозные одетые манекены.

— Пресвятая Дева Мария, — оглядев открывшуюся картину, не поворачивая головы, едва слышно пробормотал Муни. — Он же настоящий псих!

Глава третья

Мистер Дрема, пришли же мне сон,
И пусть он будет сладчайшим из всех.
Обрати его в пару лепестков розы и клевера
И поведай ему одному о тяготе одиночества.
Дрема, я так одинок,
Никто не набирает мой номер.
Прошу, направь на меня свой магический луч.
Мистер Дрема, пошли же мне сон.

The Chordettes. «Мистер Дрема»

Монотонное дребезжание вагонов несущейся за окном электрички заставляло Дениела скрежетать зубами и каждый раз снова и снова накрывать голову слежавшейся, вручную застиранной подушкой с такой силой, словно он хотел оставить на ней отпечаток своего лица. Когда же этот кошмар закончится? Ну и райончик. Ладно, он готов потерпеть для дела. Шуму с исчезновениями денег наделано немало, и по его следу наверняка уже идут ребята из конторы.

— Ничего, дочка. Осталось совсем чуть-чуть.

Нашарив на полу стакан, Дениел сел и долил в него остатки из полупустой бутылки. Может, хоть алкоголь поможет ему, наконец, забыться. Тусклый электрический свет из окон проносящихся вагонов размеренно метался от стены к стене, словно Дениел находился рядом с гигантским дискотечным стробоскопом. Как жук в коробке с просверленными дырочками, сквозь которые дети пугали насекомое фонариком, водя им из стороны в сторону. «Какой идиот вообще может к этому привыкнуть?» — с досадой думал он, вспомнив слова одного умника, нахваливавшего подобные районы, в очереди на биржу труда, куда он ради интереса наведался, пока заметал следы. Ненависть, пьянство, расизм и безработица. Страна катилась ко всем собачьим чертям. Увиденное вновь наполнило его решимостью, отступившей было после ранения во время перестрелки у инкассатора. Унылое, зажравшееся стадо. Им всем было нужно открыть глаза…

Дурум-ту-дум! Дурум-ту-дум! В открытую форточку вместе с ветром, качнувшим тонкую китайскую занавеску, пахнуло ночной прохладой спящего города. Повеяло закусочными, бензином, сладкими грезами и безутешной тоской, миллионами человеческих жизней и мириадами неискупленных грехов. Отмоленных и не очень. Забытых и отмщенных. Все эти нескончаемые следы пребывания рода человеческого, которые не способен был скрыть даже, обманчиво-безмятежный полог темной ночи.

— Грехи — это единственное, что мы оставляем на этой земле, да, детка? — ни к кому не обращаясь, Дениел залпом осушил стакан.

Наконец последний вагон пронесся мимо, и он устало поправил подушку, вслушиваясь в затихающее дребезжание сервиза за соседской стенкой. На лестнице скрипнула дверь, послышалась неразборчивая китайская речь. Мужчина и женщина, судя по голосам, явно «местные», о чем-то ожесточенно спорили, затем послышалась возня и сразу же несколько звонких шлепков. Пружинисто подскочив с кровати, Дениел быстро пересек крохотную каморку, выделенную ему под квартиру, и прислонился к стене, стараясь рассмотреть коридор через узкую полоску света между дверью и косяком. Снаружи сладковато пахнуло кальяном, легонько защекотав ноздри, — где-то курили опиум. Одна рука проверила цепочку на замке, другая потянула из-за ремня нож, вдруг застыв на половине пути.

Нет. Нельзя.

Находящиеся в коридоре еще некоторое время боролись, потом послышался глухой удар, и мужчина охнул. Коленом в пах — догадался Дениел. Поторопился ты, парень. Высокий женский голос в последний раз обиженно крикнул, и вниз по лестнице застучали быстро-быстро переставляемые каблучки. Мужчина, яростно прохрипев, шумно последовал за ней, и наблюдавшего в отверстие Дениела на мгновение заслонила его ломаная тень. Он еще немного подождал.

— Чертова страна.

А что бы он сделал? Заступился за девушку? Тоже мне герой. А если это проститутка (на первом этаже располагался дешевый бордель, который крышевали местные копы, а основной контингент составляли работники ближайшего порта да всякая неприметная шушера, совавшая сюда нос, когда начинали водиться деньги), которой вдобавок уже наверняка заплачено — среди определенного контингента ночных бабочек, особенно приезжих, такая мера расчета была обычной нормой. А ввязываться в драку с сутенером, наверняка дежурившим на лестнице, или, что еще хуже, с дружками в машине на улице, которые сорвутся, только подай условный сигнал, не было ни сил, ни желания. Это не его дело. Каждому свое.

Осторожно отодвинув занавеску, Дениел быстро оглядел двор. Внизу громко хлопнула дверь, и в ярком пятне мягко переливающегося света от вывески, опережая девушку, протянулась ее длинная тень. Следом появилась невысокая девчонка с рыжей копной волос, явно в парике, и в коротком вульгарном платьице с блестками, которое вкривь и вкось сидело на подростковой угловатой фигурке, вызывая скорее жалость, чем вожделение. Все ясно — первый выход. Не справилась. Она пошла к машине, где поджидали подельники, капризно отбиваясь туфлей, на которой сломанным пальцем болтался каблук, от вьющегося кругом разъяренного сутенера, что-то кричавшего ей, и, изредка переключаясь на открывавшего дверь громилу, потрясала кулаком, из которого во все стороны торчали мятые купюры. Проститутка прихрамывала и громко всхлипывала. Видимо, торопясь по лестнице, подломила каблук. Дениел вздохнул, девчонке на вид было не больше шестнадцати. Мотылек, когда же ты себе подпалил крылышки, устремившись на обманчивый огонек сытости и богатства? А может, это, наоборот, тот самый последний рубеж. Край чудовищной пропасти, с которого отчаявшийся человек делает последний шаг, хватаясь за мифическую надежду. И вот несчастный ребенок не смог.

А сколько было бы сейчас его собственной дочери? Двадцать с чем-то? Ближе к тридцати? Какой бы она выросла? Конечно же, умной и красивой — какой нормальный отец будет желать чаду обратного. А еще у нее будут глаза матери. Были бы… Вот она кончает колледж, устраивается на работу, встречает того самого парня и выходит замуж. Рожает детей. Отпустил бы он ее? Любой отец втайне всегда ревниво уверен, что он единственный и главный мужчина в жизни дочери. А тут набегут. Конечно же, набегут, он уверен — ведь она бы была настоящей красавицей. Но она выберет самого лучшего. Как бы нянчил внуков, подшучивая над зятем в воскресное барбекю. Теперь это уже неважно. Несущаяся перед глазами лента несуществующих воспоминаний резко оборвалась, как недоснятая пленка шестнадцатимиллиметровой хроники. Их нет. Больше нет.

В этот момент внизу снова хлопнула входная дверь, и в круге света возник неудачливый, растрепанный клиент. Он что-то несколько раз крикнул вслед садящейся в лимузин девушке и напоследок плюнул. Захлопнувший дверь громила сунул руку за отворот расстегнутого пиджака, и в свете уличного фонаря угрожающе мелькнул пистолет. Клиент испуганно скрылся за дверями, и на улицу снова опустилась гулкая тишина. Ночной город жил собственной жизнью. Дениел невольно ухмыльнулся, но тут же погрустнел, чувствуя, как предательски опускаются руки. Только что разыгравшаяся сценка напоминала фрагмент из какой-нибудь бродвейской постановки. Последний раз он выбирался что-нибудь посмотреть вместе с женой. Кажется, это был мюзикл «Кошки». В другой жизни. Давным-давно.

Потом были смерть и похороны. Пропажа дочери, которую бесчеловечно замучил неизвестный маньяк. Отказ страны и конторы, службе которым он посвятил почти всю свою жизнь, нежелание помочь и разобраться. Невозможность ничего изменить, хотя кое-кому достаточно было в прямом смысле протянуть руку, чтобы пустить время вспять. Первые дни Дениел метался, как раненый тигр, окруженный охотниками. Алкоголь и бессонные ночи после драк в придорожных барах. Укрывательство, прятки с полицией. Полный отказ от прошлой жизни, которая и так была разрушена, в одночасье сгорев дотла. Зачем он бежал? От чего? Охваченный горем и ужасом, он слишком поздно спохватился, что именно своим побегом сделал себя подозреваемым номер один во всех списках особо опасных, разосланных в каждый штат полицией и ФБР.

Он вернулся в комнату. Проверив пустую бутыль, посмотрел на часы. До следующего поезда оставалось пятнадцать минут. Черт! Может, хоть в этот раз ему удастся быстрее заснуть? На кой черт гонять электрички среди ночи, если все равно ни у кого, кроме самых последних олухов и бомжей, в это время не имеется желания кататься с наркоманами и слоняющейся алкашней, готовыми наброситься на любого, кто просто окажется не по нраву. Или полиция таким образом перевыполняет план, превращая дребезжащие вагоны в подобие клейкой ленты на кухне, которая под утро сплошь усыпана трупиками зазевавшейся мошкары.

Дениел снова лег и закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Спать. Ему нужен отдых. Необходим. Самая муторная и суетливая часть плана позади, и теперь за него будут работать другие. Он надеялся, что будут, иначе все труды последних нескольких месяцев просто пойдут насмарку. Но в этом и заключалось самое сложное. В координации. Фарид обещал заехать за ним в шесть. А значит, нужно заставить себя поспать.

Поезд все не шел, Дениел закрыл глаза и постарался расслабиться, как его учили еще во время подготовки в армейском корпусе. Абстрагировавшись от внешнего мира, он постарался максимально сконцентрироваться на внутренних ощущениях. Через несколько минут уличные шумы потускнели, а затем и вовсе исчезли, словно на голову надели мешок. Через некоторое время откуда-то стал наплывать тягучий непонятный звук, и отчаянно пытавшийся заснуть Дениел испугался. И это был не свист гудка или стук колес приближающейся электрички, продиравшейся сквозь вялотекущее сознание. К этому просто нельзя было приготовиться, ибо каждый раз, когда это случалось, его охватывало ощущение абсолютной реальности. Сон или явь. Сон или явь. Снова навязчивый, назойливый кошмар, от которого он все никак не мог избавиться.