Глава I

Формирование промышленной базы танкостроения в 1927–1941 гг

§ 1. Создание танковой промышленности в СССР (1927 — лето 1941 гг.)

Танки первых пятилеток

До начала 1930-х годов у отечественной промышленности фактически не было собственной производственной базы, пригодной для серийного выпуска бронетанковой техники. Отсутствовала и собственная конструкторская база, способная создавать новые модели бронированных машин. Именно в этих условиях начались попытки советского руководства организовать массовое производство танков. Однако причины, мешавшие запустить этот процесс ранее, устранены не были. Довольно быстро заводы, получившие задание начать или увеличить выпуск танков и комплектующих к ним, оказались не способны выполнить установленный план. Вместо признания проблемы и принятия соответствующих решений власть начала искать «вредителей», которые объявлялись истинными виновниками срыва программы увеличения выпуска оборонной продукции.

В течение первой половины 1927 г. были закончены работы по изготовлению опытной машины Т-18 (МС-1), и было принято решение о начале серийного производства танков и танковых моторов на ленинградском заводе «Большевик» (бывшем Обуховском сталелитейном заводе). Фактически это был переработанный вариант французского танка «Рено ФТ» времен Первой мировой войны [Становление оборонно-промышленного комплекса СССР (1927–1932). Т. 3. Ч. 1: сборник документов. М., 2008. С. 161–163, 358.]. К тому времени на заводе «Большевик» уже существовало производство авиационных моторов и тракторов, что в значительной степени оправдывало выбор площадки для танкостроения. В октябре — ноябре 1927 г. появилась целая серия решений о строительстве на заводе нового цеха для выпуска танков, тракторов и авиамоторов — ввиду того, что в существующие заводские мощности новое производство не вписывалось. Строительство затянулось до конца 1929 г., поэтому временно изготовление и сборка моторов и танков по большей части производились в старых цехах на оборудовании, износ которого достигал 50 и более процентов. В 1927–1928 хозяйственном году (х.г.) [Хозяйственный год — это период времени, применительно к которому ведется отчетность и осуществляется планирование деятельности предприятий, объединений и всего народного хозяйства. По длительности равен 12 месяцам, но может начинаться в разные сроки. В Советской России и СССР с сентября 1921 г. до сентября 1930 г. хозяйственный год не совпадал с календарным и, как правило, исчислялся с 1 октября по 30 сентября. Постановлением ЦИК СССР от 20 сентября 1930 г. исчисление хозяйственного года было установлено с 1 января по 31 декабря и тем самым полностью совпало с календарным годом (Большая советская энциклопедия. Т. 28. М., 1978. С. 329).] предприятие изготовило 23 танка, а в следующем году завод «Большевик» должен был выпустить еще 85 Т-18. В целом программа 1928–1929 х.г. была выполнена, но с запозданием на несколько месяцев [Становление оборонно-промышленного комплекса СССР (1927–1932). Т. 3. Ч. 1: сборник документов. М., 2008. С. 358–359.].

По планам к выпуску этого танка должен был подключиться Сталинградский тракторный завод (СТЗ), но не ранее 1932 года. Поэтому в апреле 1928 г. было принято решение развернуть временное изготовление Т-18 и двигателей к нему на пермском Мотовилихинском машиностроительном заводе (бывший пушечный завод), который обладал свободными производственными площадями [Там же. С. 161–163.]. Но Мотовилихинский завод ввиду «малочисленности технического персонала по танкостроению» не смог справиться с возложенным на него заданием [Там же. С. 358–361.]. Точка в истории танкового производства на этом заводе была поставлена только в мае 1931 г. на совещании в Реввоенсовете СССР: «Больше танковых заказов на Мотовилиху не давать» [Там же. С. 545–546.]. Кроме того, в 1928 г. начиналась подготовка выпуска нового танка Т-12 (впрочем, тоже имевшего в своей основе всё тот же «Рено ФТ») на Харьковском паровозостроительном заводе им. Коминтерна при условии запуска его производства в 1929 году. По планам на 1929–1930 х.г. необходимо было изготовить 30 таких танков [Там же. С. 161–163, 370–371.].

Важным сдерживающим фактором было отсутствие базы для выпуска мощных двигателей, достаточных для установки в танк. Начальник Управления моторизации и механизации (УММ) Рабоче-Крестьянской Красной армии (РККА) И.А. Халепский в ноябре 1929 г. указывал на тот факт, что планируемая материально-техническая база тракторостроения полностью не соответствует задачам «танко-тракторного вооружения армии», поскольку «мощности моторов и скорости движения тракторов ни в какой мере не отвечают тактическим требованиям моторизированных частей». В качестве основной меры, позволявшей преодолеть эту проблему в будущем, начальник УММ предлагал, ссылаясь на опыт США, создавать специальные моторные заводы, помимо существующих тракторных. По его мнению, это позволяло успешно повышать мощность моторов. Именно такой подход он наблюдал во время своих командировок в Соединенные Штаты [Становление оборонно-промышленного комплекса СССР (1927–1932). Т. 3. Ч. 1: сборник документов. М., 2008. С. 380–382.]. Кроме моторного производства, в стране фактически отсутствовала промышленная база по изготовлению шестерней, шарикоподшипников и электрооборудования, способная удовлетворить нужды танкостроения. Этот сектор индустрии только начинал свое ращвитие, и пока данные комплектующие советсткая промышленность была вынуждена в значительной степени импортировать [Там же. С. 358–361.].

Уже к концу 1929 г. вся принятая программа советского танкостроения оказалась несостоятельной. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 декабря 1929 г. констатировало, что в СССР «кроме танка Т-18, типов и конструкций танков среднего, большого и танкетки не имеется… Пятилетняя программа тракторостроения и моторостроения не увязаны с танкостроением и удовлетворением потребностей армии в мощных тракторах. Не проработано обеспечение танкостроения броней и моторами, нет достаточных конструкторских сил, обеспечивающих выполнение плана танкостроения». Поэтому было принято решение отправить «за границу авторитетную комиссию из представителей ВСНХ и НКВоенмора [Наркомата по военным и морским делам]» [Становление оборонно-промышленного комплекса СССР (1927–1932). Т. 3. Ч. 1: сборник документов. М., 2008. С. 388–389.]. Именно это постановление послужило началом новой широкой программы по развитию советского танкостроения на основе заимствования иностранного опыта. В 1930–1931 гг. по инерции еще продолжалось производство и проектирование прежних моделей танков: Т-12, Т-18, Т-20, Т-24 и других [Там же. С. 508–510.]. Но дальше мелкосерийного производства или изготовления опытных образцов дело так и не пошло.

В 1920-х годах перед советским руководством регулярно вставал вопрос о причинах постоянного невыполнения промышленностью планов по производству военных заказов в целом и танковых в частности. По следственному делу «О контрреволюционной организации в военной промышленности» в мае 1928 г. было арестовано множество специалистов, начавших свою карьеру еще в царской России. Предполагаемым главой организации был помощник начальника Главного военно-промышленного управления (ГВПУ) В.С. Михайлов (до революции — генерал-майор). Он попал в поле зрения ОГПУ еще в 1926 г., когда первый зам. председателя ОГПУ Г.Г. Ягода высказал свои подозрения на его счет. По мнению Г.Г. Ягоды и начальника Экономического управления ОГПУ Г.Е. Прокофьева, озвученному в 1928 г., «группа бывших генералов и полковников царской армии в составе Михайлова, Дыммана, Высочанского и Кургуева» основала контрреволюционную организацию в 1922 г., деятельность которой «была направлена к срыву обороноспособности страны путем вредительства в военной промышленности и подготовке таким путем успеха будущей интервенции». В результате саботажной работы организации было «заторможено на несколько лет или сорвано совершенно производство» значительной части продукции военных заводов [Советское военно-промышленное производство (1918–1926 гг.). Т. 2.: Сборник документов / под ред. В.А. Золотарева; отв. сост. Т.В. Сорокина. М., 2005. С. 605–607; Становление обороннопромышленного комплекса СССР (1927–1932). Т. 3. Ч. 1: сборник документов. М., 2008. С. 284–292.].

Именно деятельностью вредительской контрреволюционной организации новый начальник ГВПУ М.Е. Урываев и заведующий военно-морской инспекцией Наркомата рабоче-крестьянской инспекции И.И. Павлуновский объясняли провал развертывания производства танков на Мотовилихинском заводе [Политбюро и «вредители»: Кампания по борьбе с «вредительством» на объектах военной промышленности / отв. сост. О. Б. Мозохин. М., 2016. С. 71–78.]. Необходимо отметить, что персона И.И. Павлуновского на этом этапе стала одной из центральных в процессе поиска «вредителей». Он лично неоднократно допрашивал предполагаемого главу «вредительской» организации — В.С. Михайлова [Там же. С. 65–70.].

С И.П. Павлуновским был не согласен А.Ф. Толоконцев, который с 1926 по 1929 гг. возглавлял ГВПУ. То есть в эти годы он был непосредственным руководителем основных фигурантов дела, в том числе В.С. Михайлова. В начале февраля 1929 г. А.Ф. Толоконцев еще оставался главой ГВПУ. В своем обращении к Сталину он ставил под сомнение как факт вредительства, так и существование самой контрреволюционной организации. А.Ф. Толоконцев прямо указывал на то, что бывший царский генерал и арестованные вместе с ним специалисты в системе ГВПУ не имели реальной власти, а все важнейшие решения Александр Федорович принимал сам как глава военно-промышленного управления [Политбюро и «вредители»: Кампания по борьбе с «вредительством» на объектах военной промышленности / отв. сост. О. Б. Мозохин. М., 2016. С. 15–19.].

Уже к середине весны 1929 г. А.Ф. Толоконцев сменил пост руководителя ГВПУ на должность начальника Главного управления машиностроительной и металлообрабатывающей промышленности ВСНХ. Должность тоже важная, но не дающая такого влияния. Параллельно бывший глава военпрома стал менять свою позицию в отношении дела военных инженеров. Он больше не сомневался в факте существования «вредительской» организации и роли В. С. Михайлова в ней, но продолжал утверждать, что «ни РКП (в лице т. Павлуновского), ни другие органы (ОГПУ), обнаружившие вредительскую организацию, не указали фактов неправильного направления средств» [Становление оборонно-промышленного комплекса СССР (1927–1932). Т. 3. Ч. 1: сборник документов. М., 2008. С. 319–320.]. Другими словами, бывший начальник ГВПУ не считал ущерб, нанесенный «контрреволюционерами», существенным.

Однако сталинское руководство вынесло свои решения. Уже в середине июля 1929 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление о военной промышленности. Вся тяжесть вины за провалы в военно-промышленном строительстве СССР была возложена, с одной стороны, на членов мнимой «вредительской» организации, которая якобы состояла из дореволюционных специалистов и длительное время разрушала советскую военную промышленность. А с другой стороны, Политбюро считало виноватым руководящий состав военной промышленности и отдельных заводов (конкретные фамилии названы не были, но по тексту очень хорошо видно, что эти претензии направлены и к А.Ф. Толоконцеву), которые были виновны «в недостаточной бдительности к многолетнему и явному вредительству и упущениям в военной промышленности» и должны были понести наказание.