— Прямо как президент, — вспоминаю я.

— Вероятно, так он о себе и думает, — усмехается Эрни. — Будьте осторожны, не хотелось бы, чтобы один из этих преступников изуродовал ваше прекрасное лицо.

В моей груди поднимается смех, готовый вырваться наружу и разрушить мою маску невозмутимости. Однако я сдерживаю его и машу рукой Эрни, а он с недоумением смотрит на меня, когда я заезжаю на парковку.

Пробежка от автомобиля до входа в здание кажется бесконечной. К тому моменту, когда я оказываюсь внутри, мои колени начинают болеть, а кончики пальцев и нос покалывать. Я вхожу в холодный офис, мечтая о теплых песчаных пляжах, кокосах и толпе, в которой можно затеряться. Но сколько бы я об этом ни думала, в глубине души мне ясно, что эти тюремные стены — моя реальность.

Я захожу через главный вход для персонала, снимаю обувь и протягиваю ее вместе с пакетом, в котором лежит ланч, стоящему у металлодетектора офицеру. Он кивает мне и, пожелав доброго утра, замолкает. Обувшись, я направляюсь в диспетчерскую, чтобы забрать ключи от медицинского кабинета, но сотрудник медлит, прежде чем отдать их мне. Я понимаю, что в таких ситуациях лучше всего просто подождать, пока другая сторона сделает первый шаг. Поэтому внимательно смотрю на мужчину средних лет с небольшим животом. Он начинает разговор первым:

— Сегодня утром к вам поступил пациент.

— Правда? — спрашиваю я без особого энтузиазма, хотя меня распирает любопытство.

Не успела я прийти, как кому-то уже нужна моя помощь. Интересно, кому же это?

Офицер молчит, и я осознаю, что вместо того, чтобы задавать вопросы, мне следовало просто вернуться в свой кабинет. В любом случае, через несколько минут я все равно узнаю, кто этот пациент. Я бросаю взгляд на дверь, показывая, что хочу пройти, и он отступает в сторону, не ответив на мой вопрос.

Сегодня в здании царит безмолвие, как в склепе. Это безмолвие настолько необычно, что я то и дело озираюсь по сторонам, ожидая, что вот-вот некто появится из-за угла. Путь до моего кабинета кажется бесконечным, и я так нервничаю, что не осмеливаюсь поднять глаза. Глядя в пол, я открываю дверь. Я ставлю свой ланч в холодильник в небольшом помещении для дежурных медсестер и замираю, когда оборачиваюсь, чтобы забрать карты ночных пациентов. В этот миг я отчетливо понимаю, что нахожусь в кабинете не одна.

Я хочу спросить, что он здесь делает, но что-то меня останавливает. Мужчина, сидящий передо мной на смотровой кушетке, молча делает то, на что у моего мужа ушло почти два года. Он заставляет меня замолчать одним взглядом.

Когда я чувствую, что рядом находится хищник, волосы на затылке встают дыбом. Я делаю шаг навстречу заключенному, но чувствую, как мышцы под кожей напрягаются, готовясь к бегству. Совсем рядом находится лазарет, где работают офицеры и другая медсестра. Однако, кажется, что это место расположено на другом конце света. Пока кто-нибудь придет на мой зов, этот человек может причинить мне вред. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что он способен на это. Его мускулы, слишком большие для стандартной тюремной формы, выступают из-под воротника и рукавов, а чернильные ленты обвивают правое предплечье и левое плечо.

Когда я смотрю на него, у меня перехватывает дыхание. Он не насмехается надо мной, но его улыбка красноречивее любых слов.

Глава 2

Уже пять лет я работаю медсестрой в исправительном учреждении Блэкторн. За это время мне приходилось сталкиваться с самыми разными заключенными — от спокойных до крайне опасных. Однако ни один из профессиональных навыков, которые я освоила, чтобы контролировать тревогу, не помогает, когда заключенный полностью сосредотачивает на мне свое внимание.

— Вас попросили подождать здесь, пока вас не осмотрят? — спрашиваю я радуясь, что мой голос не выдает моего внезапного волнения.

Он слегка приподнимает плечо, и я слышу, как шуршит материал его испачканного кровью комбинезона.

Пусть в моем сознании звучат тревожные сигналы, я медленно приближаюсь к нему, пока не оказываюсь рядом с кушеткой, на которой он сидит. Большинство мужчин, приходящие сюда за медицинской помощью, знают, что с персоналом лучше не конфликтовать. Однако всегда есть вероятность, что сегодня кто-то поступит иначе. Поэтому я подхожу к планшету с историей болезни, который висит на зажиме у края кушетки не сводя глаз с пациента. Интуиция подсказывает мне, что было бы неразумно в этот момент поворачиваться к нему спиной.

Отступив на несколько шагов назад, чтобы создать необходимую дистанцию, я решаюсь взглянуть на его карту. На ней нет имени, только номер заключенного, и меня обжигает леденящий страх. Теперь я понимаю, насколько он опасен. Возможно, это связано с кровью на его теле и одежде. Во время транспортировки многие вступают в драки с другими заключенными или полицейскими. Однако, судя по повязке на носу и пластырю на щеке, кто-то оказал ему медицинскую помощь до того, как он попал сюда. Его губы в крови, возможно, ему выбили зуб либо рассекли губу. В любом случае, его травма не требует немедленного внимания и лишь напоминает мне о необходимости быть осторожнее.

— Здесь говорится, что перед тем, как вас привезли сюда, вы не заполняли анкету с историей болезни, — говорю я.

Он кивает в ответ.

— Хорошо, давайте начнем с этого, — я перехожу к своему месту и сажусь поудобнее. — Вы когда-нибудь обращались к врачу с серьезным заболеванием или другими проблемами со здоровьем?

Он отрицательно качает головой, и я записываю его ответ. Мне не нужно проводить обследование, чтобы понять, что за исключением нескольких царапин и синяков, он полностью здоров. В голове у меня будто останавливаются шестеренки, и, нервно постукивая ручкой по краю планшета, я пытаюсь собрать воедино остатки своего профессионализма.

— Вы принимаете какие-либо рецептурные или безрецептурные препараты?

Заключенный вновь качает головой, и я предполагаю, что он способен завершить нашу беседу, не сказав ни слова.

Так и есть. На каждый мой вопрос он отвечает либо кивком, либо покачиванием головы. Однако мне все же удается узнать, что он никогда не сталкивался с необходимостью серьезного хирургического вмешательства, не страдает аллергией, и в его семейном анамнезе нет случаев серьезных заболеваний.

Во время медицинского опроса мне не удается узнать его имя или услышать голос. Однако, как только я дочитываю все вопросы до конца, то перестаю беспокоиться о том, что он может мне навредить. Если бы он намеревался сделать это, то у него было предостаточно времени. Мне не раз приходилось проводить подобные осмотры, и теперь, когда я чувствую себя уверенно, мне проще не обращать внимания на первое впечатление, эмоции и надуманные проблемы. Я действую будто на автопилоте.

— Пожалуйста, встаньте на весы, чтобы я могла зафиксировать ваш вес.

Я расцениваю его хмыканье как знак согласия и киваю в сторону весов, стоящих у двери кабинета. Несмотря на свои внушительные размеры, он двигается с кошачьей грацией. Когда он встает на весы, раздается звон, и я подхожу, чтобы посмотреть показания и внести данные в таблицу.

Когда я снова поднимаю глаза, мне приходится сдержать вздох, потому что он смотрит на меня с поразительной сосредоточенностью. Его взгляд, полный откровенного любопытства, становится острым, и у меня внутри все переворачивается от тревоги и возбуждения. Такого я не испытывала уже много лет. Если я поддамся этой реакции, это может привести к множеству серьезных проблем.

— А теперь давайте определим ваш рост, — предлагаю я, указывая на измерительную ленту, закрепленную на стене.

Он послушно направляется к ней, не сводя с меня удивленного взгляда, будто я — задача, требующая решения. Он покорно следует моим указаниям, пока я фиксирую его параметры. Этот самец ростом шесть футов. Он на целый фут выше меня.

Не задумываясь, я закатываю длинные рукава своей униформы и отмечаю его рост.

Глядя на часы, я с нетерпением отсчитываю время до своего перерыва. Хотя я только пришла на работу, я с нетерпением жду половины одиннадцатого, чтобы провести хотя бы пятнадцать минут в одиночестве.

Внезапно меня охватывает дрожь, и я замираю, словно загнанная в угол жертва. Я не могу заставить себя посмотреть на дверной проем, мое тело словно парализовано, а в душе поднимается острое желание сбежать. Я могу описать свое состояние только так: я ожидаю, что в любой момент в дверях появится Вик, и оглядываю комнату, уверенная, что он где-то рядом. Ждет, когда я совершу какую-нибудь ошибку, например, вздохну без его разрешения. Но вместо того, чтобы встретить взгляд мужа, я осознаю, что причиной моей тревоги стало внимание заключенного, и это оно вызывает у меня панику. Заметив, что он смотрит прямо на меня, и как его мышцы напрягаются, я пытаюсь спрятать свои запястья. На них остались темные синяки от того, как Вик крепко сжимал мои руки в постели сегодня утром. Меня бросает в пот, и в ушах стоит звон. Я стою в растерянности, не в силах подобрать нужные слова, чтобы оправдаться. Хотя он последний человек на свете, перед которым я стала бы объясняться.