Когда она вернулась в магазин снов, Лишта листала свою адресную книгу, а Хэлли насыпала содержимое кофемолки в банку. Их сон о мини-гольфе придётся отложить до завтра. Но это нестрашно, так как они ещё не закончили проектирование последних трёх лунок, а с творчеством лучше не торопиться. Особенно с учётом того, что Хэлли всё ещё требовалось много отдыха, чтобы полностью выздороветь после черепно-мозговой травмы.

— Ты готова? — спросила Хэлли, выуживая ключи из кармана толстовки. В прошлом месяце ей наконец разрешили снова сесть за руль, и Марен никогда, никогда не забывала о своём долге следить за опасностями дорожного движения.

— Угу. — Она перекинула сумку через плечо. Было слышно, как внутри стукнулись одна о другую её туфли для чечётки. — Пока, бабуль!

Не отрываясь от газеты, Лишта послала внучкам воздушный поцелуй и пошевелила в воздухе пальцами.

2

В доме Марен пахло итальянским рестораном и пекарней одновременно. Терпкий аромат чеснока и помидоров смешивался с восхитительным дрожжевым запахом выпекающегося в духовке хлеба. Живот Марен так громко заурчал, что Хэлли, услышав это, рассмеялась.

— Buongiorno, ragazze! [Доброе утро, девочки! (Ит.)] — крикнул из кухни папа. Гремела оперная музыка, и он подпевал, наполовину по-итальянски, наполовину какой-то тарабарщиной, добавляя к своему голосу драматическое тремоло.

Хэлли с наигранным стоном вытащила телефон и пошла по коридору.

— Разве ты не собираешься тусоваться с нами? — спросила Марен.

— Через минуту, — сказала Хэлли. — Мне просто нужно отправить несколько сообщений.

Марен тотчас погрустнела. Она провела так много времени, ожидая всего, чем они с Хэлли займутся, когда сестра выйдет из комы. Пока Хэлли ещё была в реабилитационном центре, а затем выздоравливала дома, они проводили много времени вместе. Но теперь, когда Хэлли вернулась в школу, она с головой ушла в общественную жизнь, полную развлечений, подружек и мальчиков… но без Марен.

Вздохнув, Марен придвинула табурет к кухонному столу-островку, где, бросая грибы и перец в гигантскую салатницу, стоял её отец.

— Лалалалала бабабабаба ба БААХ! — проревел он, и Марен невольно рассмеялась и потянулась за помидором черри.

— Ты поёшь, совсем как раненая овца, дорогой. — Мама Марен вошла из гостиной с пустой чайной кружкой и книгой. Она поцеловала дочь в макушку и пододвинула табуретку. — Как дела в магазине?

— Неплохо, — сказала Марен. — Мы продали четыре твоих новых сна о картофелине на водных лыжах. Хэлли всячески расхваливала его клиентам.

Мама просияла:

— Отлично.

— Но потом бабушка нашла в газете странное объявление. О летнем лагере, который посвящён снам. По всей видимости, там учат детей создавать сны.

Бровь мамы поползла вверх.

— И кто им управляет?

— Мы не знаем, — сказала Марен. — Какие-то чудики по имени Элвин и Гелвин.

— Келвин и Мелвин, — крикнула Хэлли из своей комнаты.

— Какая разница. — Марен пожала плечами. — Прежде чем приехать к нам, бабушка хотела сделать несколько звонков, чтобы навести о них справки.

Мама также стянула помидор черри из салата, а папа сделал вид, будто шлёпает её по руке.

— Надеюсь, это всё фальшивка и беспокоиться не о чем.

— Я тоже надеюсь. — Марен впилась зубами в жёлтый сочный перец. Но если лагерь был фальшивым, это тоже нехорошо. Ей была не по душе мысль о том, что кто-то распространяет о снах ложную информацию. С них достаточно слухов об их магазине, ходивших по городу, после того как Обскура начала подсовывать людям их кошмары.

Раздался звонок в дверь. Марен вскочила, чтобы открыть. За дверью, сжимая в руках пакет печенья и букет жёлтых роз из магазина «Свежее и зелёное», стояла Лишта.

— Какие восхитительные ароматы! — сказала она, вручая цветы маме Марен, и преувеличенно потянула носом. — Мне стоит приходить к вам на ужин почаще.

— Это точно, мам, — сказала мама Марен, вытаскивая из шкафа вазу. Папа поставил на стол стакан любимого малиново-имбирного эля Лишты. Бабуля между тем пододвинула табуретку и вынула из своего гигантского комковатого ридикюля газету.

— Девочки тебе об этом уже рассказывали? — сказала она.

— О выставке Клео Монклер? — уточнила мама Марен. — Хэлли, похоже, в восторге.

— Нет, вот об этом. — Лишта указала на рекламу лагеря.

Мама быстро пробежала глазами страницу.

— Выглядит довольно подозрительно, не так ли? И зачем столько восклицательных знаков?

— Я тоже это заметила. — Хэлли вышла из коридора, переодетая в очень пушистую пижаму. Её светлые волосы были собраны в беспорядочный пучок. Она потянулась и зевнула, и мама с тревогой посмотрела на неё.

— Как ты себя чувствуешь? — Спустя почти год после аварии она по-прежнему задавала Хэлли этот вопрос примерно сорок пять раз в день.

— Хорошо, — ответила Хэлли с терпеливой улыбкой. — Просто я устала. Легла после двух: дочитывала книгу.

«И строчила эсэмэски подружкам», — подумала Марен с лёгким уколом ревности.

Мама нахмурилась и сняла с плеча Хэлли нитку.

— Ты же знаешь, что тебе не следует этого делать. Твой врач…

— Мои врачи говорят, что я в полном порядке, — возразила Хэлли, наливая себе стакан малиново-имбирного эля. — Если я почувствую себя нехорошо, мне просто нужно отдохнуть. Но я чувствую себя нормально. И сегодня я лягу пораньше, хорошо?

— В девять часов, — сказала мама, выразительно указав на часы.

Хэлли закатила глаза.

— Посмотрим.

— Как твои телефонные звонки, бабушка? Что-нибудь узнала? — Марен не любила говорить о черепно-мозговой травме Хэлли, и особенно ей не нравилось, когда эту тему начинала мама. «Хэлли не спала, с Хэлли всё было в порядке», — ещё одна фраза, которую она иногда повторяла про себя, когда начинала волноваться.

— Осторожно! — Папа прошёл мимо них с кастрюлей макарон и вылил воду в раковину, выпустив при этом себе в лицо огромное облако пара. Кашляя, он замахал полотенцем, чтобы его разогнать. — Давайте продолжим этот разговор за столом. Tutti a tavolo! [Все к столу! (Ит.)] Все к столу!

Все заняли свои места за столом и принялись передавать блюда, наливать напитки и вскакивать за тёртым пармезаном и заправкой для салатов. Наконец перед каждым стояло по дымящейся тарелке пенне с соусом помодоро и сырно-чесночный хлеб. Все принялись за еду, и в комнате стало тихо.

— Ничего я не узнала, — призналась Лишта, кладя вилку. — Я ровным счётом ничего не узнала ни об этом лагере, ни о директорах. Похоже, их никто не знает.

— Тогда откуда они берут свои сны? — спросил отец Марен, набивая себе рот пастой.

— В этом-то и дело! — Лишта разломила чесночный хлеб пополам, рассыпав повсюду крошки. — Где они их берут? Для целого детского лагеря понадобится немало снов. И ни у кого нет оптовых заказов.

— Значит, это наверняка самозванцы, — предположила Хэлли.

— Возможно, — согласилась Лишта. — Но это очень похоже на авантюру. Дети наверняка сообщат родителям, что от этих снов толку никакого, и тогда перед воротами лагеря соберётся толпа разъярённых родителей, требующих вернуть деньги.

— Похоже на мошенничество, — сказала Марен. — Возможно, они возьмут у людей деньги и исчезнут ещё до того, как родители рассердятся.

— Может быть, — задумчиво произнесла Лишта. — А если нет? Что, если кто-то, кого мы не знаем, создаёт сны и снабжает ими этот лагерь?

По затылку Марен лёгким пёрышком пробежала дрожь. Создатель снов и мошенник одновременно. Кто-то, кто обладает магией снов, но при этом неизвестен широкому сообществу создателей сновидений. Или же кто-то, кто был частью сообщества, но имел тайный проект. В любом случае при этой мысли ей стало муторно. Сны следует тщательно регулировать и контролировать, чтобы они не попадали в руки непорядочных, помешанных на власти проходимцев вроде Обскуры. А в лагере будет полно детей без родителей.

— Это потенциально крайне опасно. Такое нельзя оставить без внимания, — заявила Лишта, как будто прочла мысли Марен. — Я поеду туда и проведу расследование.

Марен уронила ломоть чесночного хлеба в салатницу.

— Ты? Как?

— Попробую устроиться на работу в их столовую, — сказала Лишта. Вся семья уставилась на Лишту, разинув рты.

— Вы… собираетесь… готовить? — спросил отец Марен, а Хэлли прикрыла рот салфеткой, чтобы не засмеяться слишком громко.

— Что в этом трудного? — Лишта снисходительно махнула вилкой. — Положить хот-доги и гамбургеры на гриль, разогреть кастрюлю с супом, раздать по тарелкам кашу.

В последний раз, когда Марен ночевала в доме своей бабушки, Лишта подала на завтрак пригоревшую хрустящую яичницу. И подгоревшие тосты, намазанные сверху чем-то отдалённо напоминавшим крем для обуви.

— Конечно, мне придётся действовать под прикрытием, — заявила Лишта. — Но у меня дома куча париков, и я с радостью сменю имидж.

— Мы сможем туда поехать? — закинула удочку Марен.

Теперь все посмотрели на неё, а не на Лишту.

— Мы могли бы записаться в качестве отдыхающих и действовать под прикрытием, — продолжила Марен. — Так можно узнать намного больше.

Лето в Рокпул-Бей было весёлым временем года, если вы туристы, но толпы везде и повсюду утомляли. Нет, конечно, летом классно было гулять по пирсу и осматривать достопримечательности, но сколько можно?! И они надоедали, теряли свою новизну. Из-за того, что родители пока не оплатили все больничные счета, они не могли позволить себе поездку и, вероятно, не смогут ещё в течение очень долгого времени.