— Есть хочешь?

Снова пробежавшись пальцами по розовым ленточкам — я и не подозревала, что он способен прикасаться так нежно, — Джуд оглянулся на дом.

— Может быть.

— Может быть? — переспросила я. — Ты же парень, да еще такой высокий. Ты должен всегда хотеть есть.

Джуд молчал. Борьба в его душе была столь сильной, что это отражалось и на лице.

— Да пойдем же, — я схватила его за руку и потащила за собой. — Мой отец — лучший повар всех времен и народов, а с мамой ты уже познакомился. Не заставляй меня идти к ним на заклание одной.

Выдохнув, он перехватил мой взгляд:

— Уверена?

— Абсолютно, совершенно, определенно, точно… — Я вздернула бровь. — Продолжать?

Джуд зажал руками уши:

— Нет, пожалуйста, остановись.

— Тогда пойдем, драмазавр рекc.

Уходя, я махнула Рэмбо — пес грыз косточку и был доволен, как слон, — и повела Джуда по вымощенной камнем дорожке наверх, к дому.

— И еще одна слабенькая попытка пошутить, Люс. — Он переплел свои пальцы с моими. — Ужасно слабая.

— Ну простите, о священный бог комедии.

Джуд подтолкнул меня в бок и улыбнулся так, что у меня сердце забилось где-то в гортани.

— Приятно слышать, что ты уже готова признать меня богом.

Я покачала головой и вздохнула:

— О господи.

— Именно так, — отозвался он, словно говоря о чем-то само собой разумеющемся. — Так ко мне и следует обращаться.

Сделав самое кислое лицо, на какое только была способна, я толкнула дверь. Оставалось только дождаться неизбежного.

Ужины в семейном кругу Ларсонов находились в самом низу моего списка приоритетов, особенно если учесть, что в последнее время они сопровождались исключительно молчанием. Ну и хмурыми взглядами, которые мама, как мячики для пинг-понга, кидала то на меня, то на отца. Но с Джудом… Учитывая, что я едва его знала и он явно меня очаровал, к тому же, как ни посмотри, вряд ли был выигрышной партией для любой девушки в глазах ее родителей… В общем, с Джудом этот ужин имел все шансы стать невероятным.

Угу. Невероятной катастрофой, вот чем.

— Блин, как тут классно пахнет. — Джуд принюхался к ароматам вина и грибов.

Это услышала не только я. Родители синхронно уставились на него.

Для мамы появление Джуда стало еще одним ударом, но она только вздернула брови да презрительно поджала губы. Отец улыбнулся и снова скрылся в дверях кухни. Там, где мама видела только плохое и никчемное, папа видел хорошее. По крайней мере, так было раньше и так происходит и сейчас, но только с семи до девяти вечера.

Джуд решил сначала умилостивить маму.

— Прошу прощения, что ругаюсь, мэм. — Он убрал руки в карманы. — Я вырос в доме, где брань была вторым языком. У меня само собой вырывается, я не осознаю даже. Но я обещаю, что постараюсь следить за речью, когда нахожусь в вашем доме.

Откинувшись на спинку кресла, мама скрестила руки.

— Я всегда считала, что сквернословие — плохая замена воспитанности.

У меня отвисла челюсть. Даже для моей мамы это было чересчур жестоко. Джуд и ухом не повел.

— Должен с вами согласиться. Мои оценки в дневниках снились родителям в кошмарах.

— И, судя по вашей ухмылке, я делаю вывод, что вы этим гордитесь?

Теперь мне захотелось и вовсе забиться в какую-нибудь нору и спрятаться. Что бы ни скрывал такой человек, как Джуд, что бы ни таилось у него на душе, не заслуживает он такой злобы.

Но лицо Джуда оставалось спокойным, как будто он замер в какой-нибудь сложной позе йоги.

— Нет, мэм. — Он пожал плечами.

— «Нет» — это в смысле не гордитесь?

Скользнув ладонью по моей руке, Джуд посмотрел прямо на маму:

— «Нет» — это в смысле, что я вообще мало чем горжусь в своей жизни.

Мама не сразу нашлась с ответом. Даже в ее мире, раскрашенном исключительно в оттенки черного, такая честность невольно вызывала оторопь.

— Вряд ли я захочу, чтобы моя дочь проводила время со столь «амбициозной» личностью.

— Мама! — предупреждающе прошипела я. Но глупо было рассчитывать, что это как-то на нее повлияет.

— Я говорил ей то же самое, — отозвался Джуд. — Но за те несколько часов, которые мы с Люси успели провести вместе, я понял, что она никому не позволит решать за нее.

Сотовый, который мама так и не выпустила из рук, пока мы разговаривали, завибрировал. И впервые за… даже и не знаю, за сколько времени, она сбросила вызов.

— А что еще вы поняли о Люси? Ну, раз вы такой эксперт.

Вновь взяв меня за руку, Джуд улыбнулся мне:

— Она умная, за исключением тех случаев, когда тупит.

Очередной звонок. На этот раз мама поднесла телефон к уху.

— Какое потрясающее открытие, — заметила она, обращаясь к Джуду, и, поднявшись, вышла из кухни. На ходу она скомкано поздоровалась с собеседником, выдав свой фирменный трехсекундный вздох.

— Прости, — одними губами произнесла я.

— За что? — понизив голос, удивился Джуд. — Не можешь же ты контролировать свою мать сильнее, чем она контролирует тебя.

— Неужели? — Я дернула его за собой. С одним родителем разделались, остался еще один. — Да мы сегодня прямо сама прозорливость!

— Так меня еще никто не описывал, — заметил Джуд, поправляя шапку, чтобы та сидела ровно над бровями. Я уже начинала беспокоиться, глядя на все эти длинные рукава и шапки, — может, у него энергообмен в организме как у восьмидесятилетней старушки?

— Пап, — позвала я, постучав его по плечу. Ноль реакции. Попытка номер два: — Земля вызывает месье Ларсона!

Он не сводил глаз с кастрюль и сковородок, шипящих и скворчащих на плите.

— Здравствуй, моя Люси в небесах…

— Это Джуд, — перебила я, не желая представать перед парнем вконец избалованной маленькой девочкой. Хватит и того, что он уже видел.

Отец разом погасил все конфорки. Понятия не имею, как ему удается так точно рассчитывать время, но, кажется, мне и всей жизни не хватит, чтобы освоить это умение.

Отвернувшись от плиты, он вытер руки о фартук.

Господи, как я могла забыть про этот чертов фартук? Джуд изумленно вылупил глаза, но почти сразу же пришел в себя, папа даже и не заметил ничего, уверена. Фартук этот был привезен из Италии, из Рима, если быть точной, и изображал скульптуру Давида во всей красе. А висел так, что анатомически все органы полностью совпадали.

— Привет, Джуд, — поздоровался отец.

— Мистер Ларсон, — отозвался Джуд, протягивая ладонь. — Симпатичный фартук.

Отложив лопатку, отец пожал ему руку.

— Ты мне уже нравишься, — заявил он и стер со щеки мучной след. — Великое имя и тонкий вкус в том, что касается поварской одежды. — Тут он заметил, что мы с Джудом все еще держимся за руки. — И ты нравишься моей дочери. Ты умный парень, Джуд.

Подмигнув, отец вновь отвернулся к плите и принялся исступленно взбивать, помешивать и переворачивать блюда.

— Не так уж трудно замечать нечто особенное, когда жизнь забрасывает тебя таким количеством дерьма, — сказал Джуд.

— На это я могу лишь воздеть руки к небу, — ответил отец, а я изо всех сил старалась не упасть от удивления.

Говоря об «особенном», Джуд так на меня смотрел, что было совершенно ясно: он и меня имел в виду. Отец вдруг попросил:

— Люси в небесах, почему бы тебе не принести нужный диск, и мы бы поставили здесь для Джуда его песню? [Речь идет о песне «Hey, Jude» («Эй, Джуд») группы «The Beatles».]

— Не надо, — резко перебил он.

Мы с отцом замерли, не понимая, в чем дело. Джуд продолжил, и из его голоса постепенно уходила напряженность:

— Моя мама боготворила битлов и назвала меня в честь этой самой песни. А я слушал ее уже столько раз, что на три жизни хватит.

Еще какое-то время папа внимательно разглядывал Джуда, но наконец пожал плечами.

— Что ж, тогда больше не буду тебя ею мучить. Но песня великая, так что быть названным в ее честь — это здорово. Может быть, почти так же здорово, — тут он глянул на меня и улыбнулся, — как «Люси в небесах с алмазами».

— Это песня о том, как наркотики приглушают жизненную боль, — отозвался Джуд. — Мне кажется, мама не совсем пришла в себя после родов, когда решила меня так назвать.

Отец снова поглядел на Джуда, словно выискивая, куда бы ткнуть пальцем.

— А еще это песня о любви, — наконец сказал он. — И о том, что любовь приходит, когда мы больше всего в ней нуждаемся.

Джуд помолчал. По тому, как исказилось его лицо, я поняла, что внутри него идет сильная борьба.

— Ну, о чем бы там ни говорилось, это просто имя. — Он пожал плечами.

— И замечательное имя, скажу я тебе. — Отец махнул в его сторону лопаткой. Потом принялся выкладывать курицу на блюдо и снова поднял глаза на Джуда: — А фамилия у тебя какая?

— Райдер, сэр.

— Хм-м. — Отец наморщил лоб. — Никогда не слышал. Но лицо твое мне точно знакомо. Я уже видел тебя, определенно.

Руки Джуда напряглись, я это чувствовала.

— Я тут часто бываю.

— Ты здесь рос?

— Где я только не рос, — ответил парень.

— Семья Джуда купила дом Чедвиков, — вмешалась я, не очень понимая, кому от этого замечания станет легче — мне или Джуду. — Может, поэтому он и кажется тебе знакомым?

Отец задумался, не прекращая разливать соус по тарелкам.

— Может быть, — пробормотал он себе под нос. — А может быть, и нет.