Все трое за ночь почти не сомкнули глаз. Утром Люссиль, позавтракав в одиночестве, обошла весь дом, но никаких следов ночного пришельца не обнаружила. Единственное вещественное доказательство — белесый порошок — миссис Эйплтон тщательно собрала и положила в стеклянную бутылочку.

Днем к ним заехали леди Сигрейв с Полли. Гетти нездоровилось, Люссиль выглядела крайне утомленной. Она рассказала гостьям о ночном происшествии, но бутылочку решила не показывать. Пусть думают, что это был дурной сон! Ведь она все никак не может решить, говорить лорду Сигрейву о визите незнакомца или лучше умолчать. Полли тоже была не в себе, и леди Сигрейв не скрывала своего огорчения тем, что, против ожиданий, бал не принес ее близким должной радости.

— Ну и ну! — сказала она. — Никак не думала, что вы, молодые люди, такие слабаки. У Питера сегодня разболелась голова, Николас ходит сам не свой. И как вы будете жить!

В этот вечер Люссиль и Гетти — она заняла вторую комнату для гостей, а свою заперла на ключ — рано легли спать. В доме царила мертвая тишина. Люссиль, не надеясь заснуть, взяла с собой в постель книгу, но, скользя глазами по буквам, не понимала ни слова. У нее из головы не шел ночной гость. Кто он, что ему надо? Он ли автор анонимных писем? Тяжело вздохнув, Люссиль отложила книгу, задула свечу и, как ни странно, моментально погрузилась в глубокий сон.

Спустя какое-то время она проснулась. На дворе поднялся ветер, до нее доносился шум раскачивающихся деревьев. И еще какой-то скрипучий звук. Он-то ее и разбудил. Несколько минут она лежала с открытыми глазами, напряженно вглядываясь в темноту. Вот он снова доносится явно со двора, откуда-то снизу. Люссиль поднялась и, босиком подойдя к окну, осторожно чуть раздвинула тяжелые шторы. В саду было тихо, и она уже собралась возвратиться к себе в постель, как вдруг точно под ней от стены дома отделилась тень, и раздался тихий звон закрываемого окна. Тут луна спряталась за тучку, а когда та поплыла дальше, и сад снова осветился, в нем не было ни души.

Люссиль улеглась в постель и долго не могла унять овладевшую ею дрожь. Сомнений не было — кто-то забрался с какой-то тайной целью в дом и, таясь, по-воровски — да он и есть вор! — только что покинул его. Но спуститься вниз и отыскивать следы пребывания незнакомца у нее не было ни малейшего желания. Занялась заря, взошло солнце, а она все лежала с раскрытыми глазами.

— Дело весьма серьезное, мисс Келлавей. Сигрейв, принявший Люссиль в своей конторе, не улыбаясь, смотрел на нее.

— После войны многие бывшие солдаты, не найдя себе места в мирной жизни, стали бродягами и даже ворами. Если ваш визитер относится к их числу, то странно, почему ничего из вещей не исчезло.

— Да, сэр. Я осмотрела весь дом, но никаких пропаж не обнаружила.

— Да и вообще в стране беспокойно, мы с вами уже однажды беседовали об этом на пляже. Поговаривают, что бандиты, поджигающие сараи и громящие усадьбы, уже где-то в наших краях.

Он задумался.

— А нет ли у вас каких-нибудь данных, которые могут помочь нам выявить цели этих таинственных визитов?

Вот чего опасалась Люссиль! Из-за этого ей так не хотелось обращаться к нему за помощью! Нет, ни за что она не расскажет об анонимных письмах и содержащихся в них гнусных обвинениях. Тем не менее, она покраснела и смущенно отвела глаза в сторону.

— Нет, милорд, это все, что мне известно.

— Так, так. — Он пристально взглянул на Люссиль. — Если что-нибудь припомните, немедленно сообщите. Думаю, впредь эти визиты не повторятся, но, может, вам всем троим лучше перебраться в замок? Ведь всей деревне известно, что в «Куксе» живут три одинокие женщины — кучер не в счет, его жилье далеко от дома. Я буду спокойнее, зная, что вы все трое под моей крышей.

Холодная любезность Сигрейва напомнила Люссиль, что они ему в тягость. Это было невыносимо. Она покачала головой.

— Вы очень добры, сэр, но я уверена, что все будет в порядке. Да и вы сами того же мнения.

— Как вам угодно. — К ее великому разочарованию, он даже не пытался настаивать на своем приглашении. А Люссиль мысленно отругала себя за то, что она этого ожидала. Что она за человек — то ей хочется никогда больше его не видеть, то ее раздражает его безразличная любезность! Сама не знает, чего ей надо!

Сигрейв с той же изысканной вежливостью распахнул перед ней дверь, что снова вызвало у нее раздражение.

— Надеюсь, вечером мы увидимся у мамы. Будут Диттоны и мисс Элиот в числе прочих. Всего хорошего, мисс Келлавей!

Дурное настроение Люссиль усилила очередная анонимка, найденная ею у порога «Кукса».

Глава десятая

Поездка вечером в гости к Сигрейвам не состоялась: кучер Джон, придя запрягать лошадей, обнаружил, что кто-то аккуратно перепилил переднюю ось коляски. Сомнений быть не могло — сделано это было преднамеренно и со злым умыслом. Люссиль послала Джона с запиской к леди Сигрейв, а сама села играть в вист с огорченной Гетти. Вскоре, однако, под окнами раздался стук колес, затем в прихожей послышался голос Питера Сигрейва, здоровавшегося с миссис Эйплтон. Гетти, издав вопль радости, выскочила ему навстречу.

— О Питер, как я рада тебя видеть! Здесь происходят самые невероятные вещи, и мне страшно.

Питер через голову Гетти взглянул на Люссиль. Хотя она всячески пыталась успокоить сестру, атмосфера в доме была накаленная и сама Люссиль чувствовала себя очень неуютно. Мягко отстранив от себя Гетти, но, продолжая сжимать ее руку, Питер обратился к Люссиль:

— Мисс Келлавей, меня прислала мама, чтобы я немедленно привез вас в Дилингем. Узнав о последнем происшествии, она решила, что это необходимо. Соберите нужные вам вещи и садитесь в карету, за остальным я заеду завтра.

Люссиль взглянула на Питера подозрительно — не иначе как за предложением стоит лорд Сигрейв, — но Гетти так обрадовалась, что у Люссиль не хватило духу отказываться, да, по правде говоря, ей этого и не хотелось.

В Дилингеме Люссиль собственными глазами наблюдала жизнь семейства Сигрейвов. Самое знатное в округе, оно было центром притяжения для соседей. Те считали высокой честью для себя приглашение в замок, на пикник или просто на прогулку. Завтракали Сигрейвы поздно, обычно в десять или одиннадцать утра, ибо вечерние развлечения заканчивались, как правило, на рассвете.

После завтрака сам Сигрейв обычно уединялся в своем кабинете и занимался делами, а иногда отправлялся с Питером и приятелями на прогулку верхом или охотился. Дамы же — леди Сигрейв, Полли, Гетти и Люссиль — наносили визиты соседям, читали, гуляли по саду, играли в крокет.

Обед неизменно был официальной церемонией. Чуть не каждый день к Сигрейвам приходили гости, некоторые даже оставались ночевать. Сервирован стол был замечательно, за каждым стулом стоял лакей. После обеда дамы удалялись в гостиную, мужчины же курили, пили, беседовали, а позднее, уже вместе с дамами, играли в карты или танцевали. Поначалу эта веселая, но бессодержательная жизнь пришлась Люссиль по вкусу, но очень скоро наскучила ей.

Ее считали чудачкой — ведь она часто изменяла обществу ради того, чтобы остаться у себя в комнате и почитать. Или же в одиночестве побродить по саду. Поначалу соседи воспринимали эти странности снисходительно, но кое-кто, и в первую очередь Фалия Диттон, настроил их враждебно, упорно твердя о невоспитанности Люссиль и ее родстве с такой беспутной женщиной, как Сюзанна. Понимая, что Фалией движет, прежде всего, зависть, Люссиль тем не менее страдала. Ее тянуло в Оукхэм, но леди Сигрейв продолжала настаивать на том, что ее присутствие необходимо Гетти.

Бальзамом для души Люссиль являлось только откровенная симпатия Чарлза Фарранта, особенно на фоне равнодушной вежливости Сигрейва, которая, к величайшему удивлению Люссиль, ничуть не повлияла на ее чувство к нему. За последние три месяца она узнала об этом чувстве больше, чем ей хотелось бы знать. Да и примеров перед ее глазами было более чем достаточно. Вот Полли Сигрейв… Генри Марчнайт возвратился в Лондон, Люссиль видела, что Полли страдает, всей душой была бы рада ей помочь, но понимала, что это невозможно. Она и себе-то помочь не может!

Однажды, в конце второй недели пребывания в Дилингеме, Люссиль, дождавшись захода солнца, выскользнула из дому. Наслаждаясь ароматами трав и цветов, она миновала сад и вышла на тропу, что вела к Драконовой горе. Оглянулась на Дилингемский замок и залюбовалась: залитый розовым светом заходящего солнца, он излучал покой и счастье. Но этот мир не для нее.

Люссиль поклялась себе, что, как только будет объявлена помолвка Гетти и Питера, она извинится перед любезными хозяевами и возвратится в школу мисс Пим. Там у нее будет время не только решить, что делать с внезапно свалившимся на нее богатством, но и прийти в себя после знакомства с графом Сигрейвом.

Вскоре тропа привела ее к изгороди, отделявшей парк от леса, она уже поставила ногу на приступку, чтобы перешагнуть через нее, но тут ее окликнули:

— Одну минуточку, мисс Келлавей!

В наступивших сумерках к ней продирался сквозь кусты хмурый граф Сигрейв. Люссиль закусила губу. Проклятие! Этот человек вездесущ! Отказавшись поехать к Диттонам, Люссиль тщательно скрывала свои планы от окружающих. Ей казалось, что Сигрейвы собираются в гости всем семейством, но, очевидно, она ошиблась. И Сигрейв сейчас испортит ей всю прогулку. Она сняла ногу с приступки и поставила на нее корзинку, которая вдруг стала оттягивать руку.

Сигрейву понадобилось всего лишь пять шагов, чтобы оказаться с ней рядом.

— Какого черта вы бродите вечером по лесу одна, мисс Келлавей? — спросил он, не утруждая себя предисловием. — Вы в своем уме?

— Захотелось пройтись, милорд, — ответила она, понимая, как неубедительно звучат ее слова. — Вечер прекрасный, не правда ли? Вас, вижу, тоже потянуло подышать свежим воздухом.

— Бросьте, мисс Келлавей! — усмехнулся Сигрейв. — Не гулять же вы вышли с тяжелой корзиной. Выкладывайте все начистоту.

Деваться некуда! Он все равно захочет проводить ее до замка, так лучше уж сказать всю правду.

— Я собиралась подняться на гору и взглянуть на комету, милорд.

Ответом ей было молчание. Где-то поблизости закричал фазан, в лесу ухала сова. Наконец Сигрейв вымолвил:

— Вы не перестаете меня удивлять, мисс Келлавей. Я не знал, что в числе ваших научных интересов еще и астрономия. Судя по всему, вы имеете в виду комету, обнаруженную недавно сэром Эдмундом Грантли. Его статья была напечатана, по-моему, в газете «Морнинг пост».

— Да, сэр. — Она взглянула на небо, ставшее уже темно-синим. — В бумагах отца я нашла рукопись, в которой он предсказывает возвращение некой кометы спустя семьдесят один год, то есть примерно в наше время. Сообщение в «Морнинг пост» навело меня на мысль, не та ли это комета? Решив, что именно та, я отправилась взглянуть на нее своими глазами.

— Нет слов! — совершенно искренне воскликнул граф Сигрейв. — Замечательное приключение! А что же в корзинке?

Люссиль откинула прикрывавший корзину коврик и извлекла телескоп в потрепанном кожаном футляре. Сигрейв взял его в руки и долго внимательно рассматривал.

— Тот самый! В детстве мне разрешал смотреть в него на звезды ваш отец. Я и забыл о его существовании. — Вручая Люссиль телескоп, он заглянул в корзинку. — Боже правый, да там целый ужин! Вы, однако, основательно подготовились, мисс Келлавей. Знаменитые пироги миссис Эйплтон! Не иначе как внизу есть и бутылочка вина.

— Да, сэр, я запаслась портвейном, чтобы было чем согреться, если замерзну. — Сигрейв расхохотался, и Люссиль невольно улыбнулась в ответ.

— Замечательно! Не хватает лишь второго бокала, но не беда, мы будем пить по очереди, или вам придется тянуть из горла.

— Мы?! — поразилась Люссиль. Он тем временем подхватил корзину и одним движением перемахнул через приступку.

— Разумеется. — Повелительным жестом он протянул ей руку. — Не могу же я допустить, чтобы леди любовалась светилом в одиночестве. А со мной вы будете в полной безопасности.

В безопасности ли? Сейчас он ведет себя безукоризненно, но одно его присутствие угрожает ее душевному покою, а следовательно, чрезвычайно опасно. Уж это-то она знает твердо. Вращаясь в последнее время в высшем обществе, она поняла, что Сигрейв — вожделенная партия для девиц, но даже их мамаши, представляющие ему своих дочек, считают его холодным и бесчувственным. Луизу Элиот, с одной стороны, называют дурочкой за то, что она разорвала такую помолвку, а с другой — одобряют, уверяя, что она избежала незавидной участи.

«Холодный», «бездушный», «бессердечный» — все эти эпитеты ни в какой мере не отражают ее смятения от общения с мужчиной, который сейчас решил провести с ней ночной пикник на горе. У нее перехватило дыхание, голова закружилась, она едва не потеряла сознание. Да плевать на душевный покой, обретенный с таким трудом, решила она, — Сигрейв будет принадлежать ей, ей одной в эту лунную ночь, воспоминание о которой она унесет с собой в унылый мир школы мисс Пим!

Пока они взбирались на вершину Драконовой горы, он все время держал ее за руку. Заходившее па западе солнце окрасило горизонт в синие и золотистые тона, над их головой вставал серебряный серп месяца. Вечер был превосходный. Сигрейв расстелил коврик и с усмешкой наблюдал за тем, как она вынимает из корзины принесенную еду.

— Надо же! Не только пироги, но и помидоры, клубника… Вы необыкновенная женщина, мисс Келлавей!

А необыкновенная женщина, хоть и одетая в плотное суконное пальто, задрожала от холода. Даже это едва заметное движение не укрылось от внимательного взгляда Сигрейва.

— Надеюсь, вы достаточно тепло одеты, мисс Келлавей! Помню, мальчишкой я ходил с сыном лесничего смотреть на барсуков, так иногда, если приходилось долго ждать их появления, промерзал до мозга костей.

— И вам удавалось их увидеть? — Она протянула ему стакан с портвейном, их пальцы соприкоснулись. И снова по ее телу пробежала дрожь.

— Да, и должен вам сказать — это очаровательные существа. Вы их когда-нибудь видели?

— У меня было совсем иное детство, чем у вас, милорд, — рассмеялась Люссиль. — Боюсь, нам никто никогда не разрешил бы ходить по ночам в лес любоваться барсуками, совами или иными животными. К моему великому сожалению.

— И как это вы не обманули бдительного ока своих приемных родителей и не отправились в какое-нибудь интересное место!

— Сюзанна, наверное, что-нибудь придумала бы, — начала было Люссиль, но поспешно прикусила язык.

— А вы были близки с сестрой?

— В детстве мы, пожалуй, дружили, хотя всегда были разными. Я увлекалась чтением, а Сюзанна ненавидела печатное слово. И мечтала как можно скорее вырваться из школьной узды.

— И из любой другой тоже, — сухо добавил Сигрейв. Вытянувшись во весь свой рост, он лежал рядом, опершись о локоть. В его присутствии Люссиль чувствовала себя, как кролик перед удавом, но прекрасная ночь — этот подарок судьбы — склоняла ее к мысли, что не стоит думать о будущем, а лучше, пока возможно, насладиться обществом Сигрейва. — Она, значит, была неуправляемой девочкой, но все же, полагаю ее решение уехать в столицу повергло всех окружающих в шок.

Люссиль хмыкнула. Разлившийся по ее жилам портвейн согревал ее и подвигнул к дальнейшим откровениям.

— О, это было ужасно. У миссис Маркхэм был сердечный приступ, она целую неделю не вставала с постели. Пришлось приглашать врача. Я пыталась отговорить Сюзанну, но она была непреклонна. Уверяла, что ей на роду написано стать куртизанкой. После этого мы, по сути дела, почти не виделись. Я бы много дала, чтобы… — Голос се задрожал.

— Понимаю, ведь, кроме нее, у вас никого из родни не осталось, — сказал Сигрейв, впиваясь белыми зубами в сказочный пирог миссис Эйплтон. — Зато моя семья приняла вас с распростертыми объятиями. Полли, к моей великой радости, нашла в вас близкую подругу, а уж когда отношения между Питером и мисс Маркхэм будут закреплены помолвкой… Ни для кого не тайна, что завтра Питер намерен отправиться в Кингсмартон — просить у миссис Маркхэм руки ее дочери.

Люссиль помолчала, размышляя об ожидающем се мрачном будущем. После объявления помолвки ей нечего будет делать в «Куксе».

— Я рада за Гетти, — вымолвила она наконец совершенно искренне, подавив чувство жалости к себе.

— А вы, мисс Келлавей? Что собираетесь делать вы? — мягко спросил Сигрейв.

И чего он так торопит события!

— Теперь, зная, что судьба Гетти в надежных руках, я могу со спокойной душой возвратиться к себе в Оукхэм. А уж в школе решу, как быть дальше.

— Да, да, в школе… — задумчиво повторил Сигрейв. — Просто поразительно: родные сестры — и такие разные. Вы, очевидно, начитанны, интересуетесь наукой, что же до Сюзанны, то, хотя я ее едва знаю, мне все же случилось однажды услышать, как она сказала, что лучше умрет, чем станет читать книгу. Преувеличение, разумеется, потому я его и запомнил. А скажите, мисс Келлавей, изображая сестру, вы всегда в точности подражали ей?

Люссиль заколебалась. Вопрос был задан самым непринужденным тоном, но Люссиль почувствовала, что он имеет для ее собеседника важнейшее значение. После приезда графини они ни разу не возвращались к разговору о мистификации Люссиль. Она — потому что не хотела снова выслушивать его попреки, он — потому что, наверное, осуждал ее. Но «маскарад», как Сигрейв называл этот эпизод, стоял между ними, отдаляя его от Люссиль, а ее, делая несчастной.

Не в силах взглянуть ему прямо в глаза, она затеребила край коврика, на котором они сидели.

— Да нет, милорд, большей частью это было чистейшей профанацией. Я так редко общалась с Сюзанной, что никак не могла знать се мнения по тем или иным вопросам. А потому придумывала их сама. Боюсь, что у меня получилась жалкая карикатура на Сюзанну. И, — в ее голосе послышались нотки отчаяния, — чем дальше, тем больше мною овладевало чувство вины. Я уже твердо решила возвратиться в Оукхэм, уже начала складывать вещи, но тут появилась Гетти, и все застопорилось.

— Мне представляется, что вы очень точно угадывали, как бы отреагировала Сюзанна на те или иные слова. — Люссиль не видела в темноте его лица и не могла составить мнение о том, как он отнесся к ее сообщению. — Но, полагаю, это очень трудно для такого человека, как вы, с установившимися вкусами и определенным образом мыслей. Понять не могу, как это я так долго обманывался, принимая вас за Сюзанну. Знал ведь уже, что она ненавидит чтение, а вы вечно ходили с книжкой в руках, притом каждый раз с новой. Знал также, что она ненавидит ходить пешком и передвигается исключительно в карете, а вас то и дело встречал гуляющей. А когда мы с вами беседовали, вы частенько выходили из роли. Да и внешне вы мало напоминаете Сюзанну, так как пренебрегаете косметикой и не обливаетесь духами.

— Да, — подтвердила Люссиль, — я тоже боялась того, что любой человек, хорошо знающий Сюзанну, моментально раскроет обман. Поэтому была вам, милорд, благодарна, когда вы быстро избавили меня от необходимости общаться с графом Де Виньи. От его словоохотливости и… — Она покраснела.

— От его словоохотливости и стремления восхищаться несомненными достоинствами вашей сестрицы в постели, — сухо докончил Сигрейв. — Да, вы тогда пережили потрясение, мисс Келлавей. Наверное, сочли его наказанием за ваш обман?