— Ты прав, Питер. Луиза — существо хладнокровное, ей ничего не стоит сделать вид, что она и слыхом не слыхивала о моей любовнице. А вот то, что она стала объектом унизительных пересудов, скорее всего, простить не сможет. Чтобы избежать недоразумений, мне, очевидно, необходимо съездить в Дилингем и на месте изучить обстановку. Полагаю, что при соответствующем нажиме мне удастся склонить непрошеную гостью к отказу от дома.

— А ты с ней знаком, Ник?

— Не так, как ты предполагаешь, — сухо ответил Сигрейв. — Видел, конечно, несколько раз. Смазливая девица с сильно развитым коммерческим чутьем, торгующая собой. И, представь, всегда находится идиот, который становится жертвой этой опытной охотницы за деньгами. Деньги — вот что для нее главное. Но черта с два она от меня что-нибудь получит!

В особняке лорда Элиота Сигрейв был встречен необыкновенно холодно. Лакей, покраснев, сообщил, что мисс Элиот нет дома, но Сигрейв, не обращая внимания на его бурные протесты, проскочил мимо него в гостиную, где застал леди Элиот с дочерью. Луиза при виде графа вскрикнула.

— Да как вы могли! — воскликнула она, заливаясь слезами. — Лучше бы мне умереть.

Леди Элиот, пылавшая от возмущения, высказалась куда резче:

— Я поражена, милорд, тем, что вы сочли возможным показаться нам на глаза. Прийти из объятий этой падшей женщины к нашей чудной, чистой Луизе! Просто не верится! Сообщение о расторжении помолвки уже отправлено в «Газетт».

Луиза всхлипывала все громче. Сигрейв, не произнесший еще ни слова, понял, что говорить ему нечего. К нему вернулось обычное чувство юмора. Отвесив разъяренной матроне и ее рыдающей дочери низкий поклон, он с иронической улыбкой повернулся и вышел.

Глава вторая

Вот уже десять дней Люссиль наслаждалась пребыванием в «Куксе», который казался ей земным раем. Дом был забит книгами, трактатами, журналами, которыми она зачитывалась до тех пор, пока буквы не начинали сливаться, а голова — раскалываться. А сад! Часами бродила она между розовыми кустами или сидела в тени какого-нибудь фруктового дерева.

В этот день она с томиком Вальтера Скотта расположилась в гостиной, выходящей окнами на юг, наслаждаясь открывающимся перед ней видом на лужайку с прудом. Убаюканная льющимся из окна теплом, она впала в дремоту, книга выпала из ее рук, очки для чтения она сняла и положила на подоконник.

— Мисс Келлавей?

Люссиль медленно раскрыла глаза, полагая, что голос ей приснился. И увидела не далее как в трех дюймах от себя мужское лицо, состоящее как бы из одних углов, но с прямой твердой линией чувственного рта. С трудом оторвав от него взгляд, она увидела темно-карие с золотинками глаза, разглядывавшие ее пристально и холодно. Посетитель, опиравшийся на спинку ее кресла, выпрямился, и Люссиль наконец-то смогла перевести дыхание. С ужасом она обнаружила, что плечо обворожительного розового платья — самого скромного в гардеробе Сюзанны — сползло, открыв верхнюю часть ее груди, которую незнакомец рассматривал безо всякого стеснения.

— Мисс Келлавей? — повторил он с деланной любезностью. — Мы с вами уже встречались, не помните? Я Николас, граф Сигрейв, а, следовательно, — в его голосе зазвучала ирония, — ваш, так сказать, хозяин.

Люссиль сразу его узнала. Та же высокая фигура в безукоризненной одежде, те же задумчивые темные глаза, мигом пробудившие вулкан в ее груди, тот же голос. Он, к счастью, ее не узнал, да и как узнать, он ведь уверен, что перед ним Сюзанна. О Боже! — ужаснулась она, — Сигрейв принимает ее за Сюзанну! Надо немедленно открыть ему глаза! Но у него был такой суровый, отчужденный вид, что мужество изменило Люссиль. Да и стоит ли открывать истину? Скорее всего, если ей удастся от него избавиться, он больше не нагрянет.

— Лорд Сигрейв! Прошу прошения, но ваш визит — словно снег на голову. Как любезно с вашей стороны, что вы приехали. Закусите с дороги? Бокал вина, быть может?

Сигрейв продолжал изучать ее холодным, оценивающим взглядом.

— Нет, благодарю вас, я приехал не со светским визитом, мисс Сигрейв. — Он подошел к камину и повернулся к нему спиной. — Что это вас вдруг потянуло в деревню, мисс Келлавей? Чем вас прельстил этот дом? Который к тому же не является вашей собственностью; как вы, наверное, знаете, я вправе в любой момент расторгнуть аренду.

— Неужели?! — воскликнула она как можно беззаботнее. — Как вы понимаете, милорд, всеми деловыми вопросами занимаются мои адвокаты. Но вы, надеюсь, не станете меня выселять?

— Я надеюсь, что вы сами поймете свою ошибку, мисс Сигрейв, — произнес он с изысканной вежливостью. — По зрелом размышлении вы увидите, что дом вам не подходит. Да и Диллингем далеко не то, что вам нужно.

Угрозы в его тоне не было, но ей стало ясно — он хочет ее запугать.

— Что вы имеете в виду, милорд? — спросила она самым невинным тоном, изображая полную наивность. — Дом прекрасный, а окрестности и деревня — просто прелесть!

— Прелесть-то прелесть, мисс Келлавей, но навряд ли вам понравится тут жить. Местный народ, как и подобает сельским жителям, нетерпим и дерзок. Вы очень скоро убедитесь, что они не в восторге от появления райской птички среди деревенских воробушков. Никак в толк не возьму — с чего это вам понадобилось прятаться в такой глуши? Спасаетесь от кредиторов? Или хотите внезапным бегством разжечь страсть охладевшего поклонника?

Вмиг позабыв о разыгрываемом ею спектакле, возмущенная Люссиль с гневом вскричала:

— Надеюсь, вы не ждете от меня ответа, сэр! — но тут же спохватилась: надо вести себя осторожнее. Вот, например, лежит томик Вальтера Скотта на подоконнике, а Сюзанна книг не читает и у себя в доме их не держит. Знает ли об этом Сигрейв? Ах да, он что-то спрашивал. Но что? — Вы что-то сказали, милорд?

— Вы не кажетесь мне женщиной, способной стойко выносить бойкот окружающих, мисс Келлавей. К вам не будут ходить, с вами не станут разговаривать.

— Как воинственно вы настроены, милорд! Неужели для вас этот домишко имеет такое значение? Или у вас есть более серьезные основания желать моего отъезда?

— Да, мадам, и вы отлично знаете, что мною руководит. Мне безразлично, как вы зарабатываете деньги, я вам не судья. Но вы мне не нравитесь, — проговорил он сквозь зубы. — Вы не райская птичка, а хищный ястреб.

— Сожалею, сэр, что невольно причинила вам беспокойство, но…

— Невольно! Ничего невольного в вашем решении претендовать на дом не было. Так знайте, мадам: я не пожалею сил, чтобы сделать ваше пребывание в Дилингеме невыносимым.

Он с грохотом захлопнул за собой дверь, и Люссиль, проводив его взглядом, в отчаянии обхватила голову руками. Ну почему, почему она не рассказала ему всю правду, пока у нее была такая возможность? Ведь пытаться обмануть такого человека, как Сигрейв, — чистое безумие!

Сигрейв! Он слегка прикоснулся к ее плечу, желая вывести из дремы, и кровь в ней забурлила. От одного его взгляда она вмиг потеряла рассудок, столь необходимый ей при беседе с ним. И никакая научная теория не сумеет объяснить, почему в его присутствии ею овладело такое волнение, что она даже перестала дышать! А то, что он говорил о местных жителях… И тут ей вспомнилось, что, когда она в Сюзанниной карете въехала на территорию Дилингема, за ней гурьбой бежали ребятишки, а взрослые, стоя по краям дороги, провожали ее враждебными взглядами.

Раздался стук, в двери возникла голова миссис Эйплтон, служанки, которую в помощь сестре оставила Сюзанна.

— Прошу прощения, — произнесла она, — я пыталась задержать лорда, сказала, что вы никого не принимаете, но он и слушать не стал.

— Не стоит извиняться, миссис Эйплтон! Лорд все равно добьется чего захочет.

— Да, он привык командовать! Встречала его несколько раз, когда была вместе с мужем на фронте. Сигрейв — один из самых храбрых офицеров Веллингтона, подчиненные его обожали.

Миссис Эйплтон оказалась для Люссиль незаменимой. Она советовала, что надеть, как причесаться, и все с бесконечным терпением, какого никогда не хватило бы Сюзанне. Результаты оказались поразительными. Сестриного шика Люссиль, конечно, было не достичь, но простая элегантность, с которой она теперь одевалась, доставляла ей почему-то несказанное удовольствие. Прежде она и думать не думала о том, что и как на ней надето, но ведь тогда она и графа Сигрейва не видела. А теперь… Она тряхнула головой, отгоняя от себя эту мысль.

— Оставить бы ему привычку командовать в Испании, — проговорила она. — А то его уж очень заносит.

— Но до чего же он хорош! — лукаво заметила миссис Эйплтон. — По правде, говоря, я немало удивилась, увидев его здесь. Ваша сестра, наверное, сказала вам, что Сигрейв никогда не посещает свое имение. Скорее всего, его заставила приехать весть о том, что мисс Сюзанна здесь. И расстроится же он, узнав, что ее здесь не было!

— А вот у меня нет ни малейшего желания его видеть, — со вздохом сообщила Люссиль. — Ну и дурочкой же я была — поверила, что никто сюда не явится, а Сюзанна через одну-две недели сменит меня. Вы, наверное, удивляетесь, как я могла пойти на такой обман, но мне вдруг захотелось переменить обстановку! Сейчас меня так и подмывало выложить графу все начистоту, но уж очень он был грозен.

— Ума не приложу, как могла на это пойти мисс Сюзанна. Ей ли не знать, что кто-нибудь, разыскивая ее, не поленится явиться сюда. А теперь граф хочет заставить вас уехать из Дилингема. Он уже предпринял кое-что для этого. Мне, мисс Келлавей, ничего не продают в магазинах, а что при этом говорят! Вы, мисс Люссиль, лучше в деревне не появляйтесь.

С этим словами миссис Эйплтон стыдливо вытащила из кармана передника какую-то бумажку.

— Мне не хотелось показывать вам это, мисс Келлавей, — в смущении сказала она, — но, наверное, вам все же надо знать.

Люссиль поняла, что это какая-то записка, и с ужасом разобрала крупные буквы, «…такой бесстыжей девке, как ты, нечего тут делать», — гласило послание.

— Анонимное письмо! Кошмар! Кто же это мог…

— Мне очень жаль, мисс Келлавей, что вы оказались замешаны в такую историю. Мой вам совет — возвращайтесь в Оукхэм, да поскорее, а то как бы чего не вышло.

— Не раньше чем через десять дней. Мисс Пим заперла школу и уехала к своей приятельнице, за домом присматривает лишь преподаватель музыки, но мне неприлично жить в доме с ним наедине.

Можно, разумеется, поехать к миссис Маркхэм, подумала Люссиль, вдова Гилберта и их дочь всегда ей рады, но для этого необходимо предупредить их заранее.

— Нет, нет, — сказала она после некоторого раздумья, — выхода никакого. Дней десять мне придется здесь прожить.

— Значит, так тому и быть, мисс Келлавей! Бог даст — люди привыкнут к вам, все как-нибудь обойдется.

— До меня в моей оукхэмской глуши мало, что доходит о жизни сестры, — неуверенно вымолвила Люссиль, — но, помню, поговаривали о каком-то молодом человеке, сыне графа, которого она разорила.

— Речь идет, очевидно, об Адриане Кросби. Он, подобно многим другим, был без ума от мисс Сюзанны и осыпал ее дорогими подарками, купленными на одолженные деньги. Она же затащила его в игорной дом, где он проигрался в пух и прах. Мисс Сюзанна получила за это от хозяина дома свою долю. Отец юноши, узнав о несчастье, отослал сына в деревню, и… — Она прервала себя на полуслове. — Простите меня, мисс Келлавей. Сплетничать — не в моих обычаях, но я хочу, чтобы вы знали, какую роль на себя взяли, и поняли, почему ваша сестра так не нравится графу Сигрейву.

Сердце Люссиль покатилось вниз. Она поняла, что ее сестре подходит любой поклонник, лишь бы ему было по карману оплачивать ее услуги. Так что же удивляться тому, что Сигрейв к ней, к Люссиль, отнесся с таким презрением! При мысли о том, что она может встретиться с ним вновь, ей стало дурно.

— Миссис Эйплтон, простите мое любопытство, но как вы попали в услужение к Сюзанне?

— У меня не было выбора, мисс Келлавей! Овдовев, я осталась без гроша, вот и пришлось пойти в экономки к мисс Сюзанне. Но я к ее делам отношения не имею, на то у нее есть служанка.

— Приезд Сюзанны в Дилингем вызвал, наверное, недовольство избранницы лорда Сигрейва, вот почему он так люто возненавидел мою сестрицу, — предположила Люссиль. — Сдается мне, — спокойно рассудила миссис Эйплтон, — что задеты не чувства его, а гордость. Сигрейв — человек бесчувственный! С месяц назад он обручился с Луизой Элиот, девицей с куриными мозгами, единственное достоинство которой — знатное происхождение. Если эта помолвка расстроится из-за вашей сестры, он ее еще когда-нибудь поблагодарит за это. Но хватит сплетничать! Пойду поищу чего-нибудь нам на обед. Не волнуйтесь, мисс Келлавей, мне удавалось найти выход даже в более трудных ситуациях. А что до Сигрейва, — так впредь мы будем прятать вас от него.

Глава третья

После злосчастного объяснения с Сигрейвом и доверительного разговора с миссис Эйплтон Люссиль начала чувствовать себя в «Куксе» совершенно иначе. До этого она наслаждалась покоем и одиночеством, теперь они ее угнетали. И странное дело — раньше она прекрасно чувствовала себя в стенах дома, теперь, когда ей было известно о враждебном отношении к ней местных жителей, ее так и тянуло выйти за пределы сада, но она не решалась. Чтение книг и увлекательных отчетов отца о его странствиях по экзотическим странам уже не захватывало ее целиком и полностью, заставляя забыть обо всем на свете.

Какую же глупость она совершила, поддавшись на уговоры сестры и согласившись на ее предложение! Лучше уж было скучать в опостылевшей школе, чем пойти на такое! К тому же ее пугало впечатление, производимое на нее лордом. В школе она вела, естественно, отшельнический образ жизни, но все же нет-нет, да и встречалась с отцами или братьями своих воспитанниц. И ни один из них не заставлял ее пульс биться быстрее. Иное дело Сигрейв…

В воскресенье вечером ею овладела такая тоска, что, не в силах бороться с ней, Люссиль в отчаянии отшвырнула книгу, которую читала, и решила, была, не была, выйти из дому. Надев шляпу и взяв с собой накидку, она, крадучись, вышла из ворот сада.

Дневная жара уступила место вечерней прохладе, воздух звенел от пения птиц. На лугу перед «Куксом» — ни души, людей не слышно. Она почувствовала огромное облегчение оттого, что выбралась на волю. Люссиль медленно пересекла зеленую площадку перед «Куксом» и оказалась возле входа в старинную каменную церковь. Повинуясь внезапному порыву, она вошла внутрь. Вечерняя служба давно закончилась, прихожане разошлись. Она села на скамейку перед алтарем, вдыхая запахи цветов и залежавшейся пыли. На нее нахлынули воспоминания детства, проведенного в доме Маркхэмов, и из уст Люссиль сами собой слетали произносимые шепотом молитвы.

Выйдя из церкви уже в сумерках и сделав по дороге несколько шагов, она услышала за спиной мягкий топот — ее нагнала роскошная охотничья собака, обнюхала и уткнулась влажным носом в ладонь. Люссиль, наклонившись, потрепала шелковые уши пса.

— Какой красавец! — воскликнула она восторженно, — И как тебя зовут?

— Сал, мисс Келлавей, сокращенное от Саламанки.

Граф Сигрейв вышел из тени дерева и с интересом взглянул на Люссиль.

— Моя собака далеко не ко всем незнакомцам так ластится.

— Вы бывали в Саламанке, милорд?

— Да. Я участвовал там в сражении, оказавшемся для меня роковым. Я уже четыре года служил в Испании, а тут мы, к югу от Саламанки, встретились с французами. Веллингтон одержал блестящую победу, мы разбили в пух и прах лягушатников, но я получил в бою ранение. Вскоре после этого я унаследовал графский титул и ушел в отставку. Ах, мисс Келлавей, простите, — спохватился он, — кто это говорит с дамами о подобных вещах.

— Наверное, после всего пережитого, — медленно произнесла Люссиль, — вам было трудно привыкать к повседневной жизни.

— Это точно, — рассмеялся Сигрейв. — После войны, где ты живешь между жизнью и смертью, светские обычаи, даже самые приятные из них, кажутся настолько ненужными! Но говорить об этом не принято. Я, несомненно, должен казаться вам чудаком!

— Нисколько, сэр, — проговорила Люссиль, но тут же прикусила язык: еще немного — и она бы сообщила графу, что и сама предпочитает читать и учиться, а не ходить на балы и приемы. Испугавшись, что может ненароком выдать себя с головой, она замолчала. Как трудно все время помнить, что ты Сюзанна, и вести себя соответственно.

— Я рад, что вы преодолели ваше отвращение к собакам, — сказал вдруг Сигрейв, видя, как его пес лег у ног Люссиль. — Если мне не изменяет память, вы однажды заявили, что ненавидите собак.

Люссиль замерла. Разве Сюзанна ненавидит собак? Или Сигрейв просто разыгрывает ее?

— Что-то не припомню.

— Как же, как же… Летом прошлого — или позапрошлого? — года я, проезжая по парку, стал свидетелем того, как вас укусила в руку собака Гариетт Уилсон, и вы в гневе вскричали, что ненавидите собак и, будь на то ваша воля, всех пристрелили бы. Вы были просто в ярости.

— Ах, да, да… Отвратительная маленькая тварь, не перестававшая лаять.

— Если мне не изменяет память, у мисс Уильсон была немецкая овчарка — с мягкой иронией поправил ее Сигрейв. — Не такая уж маленькая тварь, да и укусила вас она так, что на руке остался шрам.

Шрам?! На руке?! На какой именно? Люссиль машинально взглянула на свои руки, но они были закрыты рукавами жакета. Она поспешила переменить тему разговора:

— А как зовут вашу лошадь, сэр?

— Прошу прощения, — не сразу нашелся с ответом Сигрейв.

— Ну, ту замечательную лошадь, на которой вы объезжаете свое имение. У нее, должно быть, тоже какая-нибудь громкая кличка.

— Это жеребец, и ему я дал имя коня Александра Македонского. Он вполне его заслуживает.

— Буцефал, значит, — промолвила Люссиль, забывшись, но испытующий, мягко говоря, взгляд графа быстро привел ее в себя.

— Вы интересуетесь классической историей, мисс Келлавей? Вот уж не думал! Значит, несмотря ни на что, вы унаследовали наклонности вашего отца.

«Несмотря ни на что»? Люссиль обиженно закусила губу. Но, сообразив, что критическое замечание относится не к ней, а к Сюзанне, промолчала. Услышь Сюзанна, что ее считают синим чулком, она бы возмутилась беспредельно.

— Ну, такие пустяки нам вбивали в голову еще в начальной школе, — ответила она безмятежнейшим тоном. — И я еще их помню — просто смешно. Ни за что не хочу прослыть интеллектуалкой, лучше умереть.

— Это вам не угрожает! — отрезал Сигрейв. — Ваши таланты, полагаю, проявляются в другой области. И он окинул ее оценивающим взглядом, который, однако, почему-то не оскорбил Люссиль. И сделал шаг по направлению к ней. Стоило ему протянуть руку — и он бы дотронулся до нее. Пульс Люссиль бешено забился, во рту пересохло, она нервно облизала губы, замечая, что Сигрейв провожает глазами движения ее языка. А в глазах у него появилось такое откровенное вожделение, что даже неискушенная Люссиль не могла его не заметить. Тут, к счастью, пес, отбежав, залаял, и Люссиль, в полном смятении, быстро повернулась и зашагала к воротам.

— Всего хорошего, сэр, — выдавила она из себя, с трудом узнавая свой голос.

Но он догнал ее у самых ворот и схватил за плечо.