Картины воспоминаний возникли в его голове с необыкновенной яркостью, вызвав боль, наполнив чувством горького сожаления. Он ушел тогда от самого лучшего, самого прекрасного, что когда-либо случалось в его жизни. В тот раз у него не было выбора, но теперь… теперь все иначе. Они должны быть вместе.

— Я не уйду, пока мы не поговорим.

— Похоже, ты не отпустишь меня, пока не соглашусь, — вытащив свою руку из-под его ладони, с достоинством подняв подбородок, ответила она.

— Точно.

— Так же упрям, как и прежде, — качая головой, пробормотала Кэмрин.

— Приятно узнать, что ты так много помнишь обо мне.

— Я помню массу бесполезных вещей. Не принимай это на свой счет.

— Не буду.

Он усмехнулся, заметив по движению ее губ, что она готова была засмеяться, но сдержалась. Так было и раньше: он старался развеселить и очаровать ее, а она всячески демонстрировала, что его усилия тщетны.

— Послушай, Кэм, может быть, нам стоит перенести наш судьбоносный разговор в соседнее шоколадное кофе?

— Тебе нравится «Шоколадная жаба»?

— А чем плохо? Прекрасный шоколад, и большое зеленое существо все время следит за беседой. Знаешь, не только ты многое помнишь. Уверен, шоколад по-прежнему твоя самая любимая еда.

Кэмрин не могла шелохнуться.

Ей очень хотелось убежать отсюда с той скоростью, с которой только смогут унести ее ноги. Подальше от этого человека и от той власти, которую он имеет над ней. После всего, что она перенесла, после страшной боли потери она должна развернуться в эту самую минуту и удирать от него, удирать без оглядки.

Почему же она стоит, словно загипнотизированная блеском его глаз, захваченная этим знакомым юмором, и слово «да» тихонько слетает с ее губ?

— Пошли. Девушка заслуживает большой порции хорошего шоколада после нелегкого рабочего дня. И знаешь, я все-таки думаю, ты должна выслушать то, что я хочу тебе сказать.

Он наклонился к ней так, что их лица оказались рядом. Кэмрин охватил запах природной свежести, запах кедра после дождя. Знакомый, родной запах любимого человека. Блейн — гармоничное создание природы, его запах напоминал об открытых просторах, ветрах и свободе…

— Ты же сама знаешь, что хочешь меня выслушать.

— Да, — выдохнула она, потому что возможности ее сопротивления были исчерпаны.

— Отлично! Я допью этот кофе, закончу свои дела с ребятами и подожду, пока ты закроешь кофейню.

Дела! Ох, как она могла забыть о намеченной встрече с менеджером по строительству?!

— Я только сейчас вспомнила, что у меня здесь должна быть деловая встреча по поводу ремонта в моей квартире.

— Я же лучший в строительной индустрии, это всеобщее мнение.

— Вижу, что ты знаешь Дирка и Майка, но удивительно, что они обсуждают с тобой мои планы, — подняла брови Кэмрин.

— Ничего удивительного. Я же здесь лучший менеджер. Кого хочешь спроси.

Так вот оно что! Неожиданное появление Блейна так ошеломило ее, что она не уловила связи между его приходом, близким знакомством с Дирком и Майком и своей запланированной встречей.

Он сказал, что пришел повидать ее, но, похоже, его интересовали деловые вопросы. А все эти разговоры и воспоминания об их прекрасном прошлом только для того, чтобы расположить ее к себе — и тогда она уже без сомнений наймет именно его. Господи, как же она глупа!

Снова. В очередной раз.

— Знаю, о чем ты сейчас думаешь. Но это совсем то… Не думай так. Занеси, пожалуйста, в протокол: я пришел повидать тебя, поговорить с тобой. А то, что тебе нужен менеджер, — просто мое крупное везенье. Это моя выигрышная фишка на тот случай, если бы ты решила вышибить меня отсюда сразу же, как только я вошел.

Ну вот, опять! Он прочел ее мысли, и она быстренько натянула на лицо бесстрастную маску, понимая, что уже поздно.

Хорошо, он здесь не только из-за бизнеса. Но это не меняет фактов: она по-прежнему любит его, а он ушел от нее — и изменить это невозможно.

— Послушай, Кэм, давай поговорим, постараемся понять друг друга, ведь от этого никакого вреда. А уж если я сумею помочь тебе с перепланировкой, так и вовсе будет отлично.

Кэмрин еще могла отделаться от него, прийти в себя. Нужно только найти приемлемое объяснение тому, что ей легче взять в руки молоток и самой начать крушить стены, чем вовлекать в это дело Блейна. Но поступить так было бы трусостью. Она приехала в Мельбурн наивной девятнадцатилетней девушкой, чтобы начать самостоятельную жизнь и залечить разбитое сердце. Если она и научилась чему-нибудь с тех пор, то это смело, с открытым лицом встречать любые события, любые повороты жизни.

Кроме того, ей нужно произвести необходимую перестройку как можно скорее. Иначе она может потерять шанс присоединить к своей квартире соседнюю. На данный момент ее квартира была уж очень крохотной. Кэмрин даже говорила, что «живет в обувной коробке». Возможность расширить свое жилище появилась совсем недавно, потому что до сих пор все деньги она вкладывала в улучшение «Убежища».

Нужно использовать его квалификацию как можно скорее. По крайней мере послушать, что он скажет. Только о деле, конечно, и никаких иных разговоров.

Вздохнув, Кэмрин взглянула на часы.

— Хорошо, встретимся у входа в «Шоколадную жабу» через сорок пять минут, — произнося эти слова, она в глубине души надеялась, что ждать так долго Блейн не захочет, и при этом судорожно вспоминала, какая косметика есть в ее сумочке, чтобы привести себя в надлежащий вид для свидания.

Свидания?

Да, пожалуй, это именно свидание, а не деловая встреча, так будет честнее. Свидание с Блейном Эндрюсом, с парнем, который когда-то бросил ее.

— Хорошо, через сорок пять минут, — спокойно сказал Блейн.

Подняв кофейную чашку, как рюмку для тоста, он направился к Дирку и Майку. Неспешная свобода его движений нисколько не изменилась за прошедшие годы.

Кэмрин занялась бумагами, подводила итоги прошедшего дня, делала записи для следующего. Цифры плясали перед глазами, и, как бы ни хотелось быть абсолютно безразличной, приходилось прилагать массу усилий, чтобы не смотреть на единственный занятый столик.

Но то ли Блейн не отрывал от нее глаз все это время, то ли опять проделал этот свой фокус с чтением мыслей, но вдруг их взгляды встретились и, сцепившись, замерли на некоторое время. Кэмрин охватил жар, ноги задрожали так сильно, что ей пришлось опереться о стойку бара.

Блейн улыбнулся медленной чувственной улыбкой, своей особенной улыбкой, только для нее…

Неважно, сколько раз она повторяла себе, что это будет обычный деловой ужин на скорую руку. Неважно, как старалась убедить себя, что ей просто интересно послушать, как он будет объяснять свой уход. Неважно, что ей хотелось выгнать его, причинить ему такую же боль, какую причинил он ей шесть лет назад. Все это совершенно неважно. Важно то, что обмануть себя и поверить, что Блейн Эндрюс ей безразличен, она не сумеет. Потому что ей очень хочется поужинать с ним, с Блейном Эндрюсом, посидеть с ним за любимым десертом.

После стольких лет разлуки побыть со своим мужем…

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Что тебя удивляет? Ты и раньше видел, как я ем шоколад.

— Но с таким удовольствием — никогда. Это прелестно.

Кэмрин наслаждалась. Не столько любимым лакомством, сколько легкой непринужденностью их общения друг с другом.

Она намеревалась обсудить дела, съесть эти потрясающие вкусные вещи — и расстаться. Но они бесцельно болтали, пили горячий мокко, обсуждали изумительный миндальный бисквит.

— Так ты намекаешь, что я поросенок?

— Нет, — потряс головой Блейн, — ты вовлекаешь меня в беду, мне трудно справляться с собой.

— Я? — Она невинно улыбнулась, отправляя в рот очередную порцию шоколадно-апельсинового мусса.

— Именно.

Блейн не мог оторвать от нее глаз, и Кэмрин приводило в восторг его внимание.

— По-моему, ты уже в беде.

Именно так. Оказалось, очень трудно объяснить самому дорогому на свете человеку, почему он поступил шесть лет назад так, как поступил.

И Кэмрин, чувствовавшая себя свободно и расслабленно, чего с ней очень давно не случалось, все-таки в глубине души хотела понять, чем был вызван этот его странный давний поступок.

— Послушай, я понимаю, ты хочешь поговорить о своей перепланировке, возможно, это единственная причина, почему ты сейчас здесь со мной. Я обещаю, мы обсудим это позднее. А сейчас, когда ты с таким удовольствием лакомишься, давай не будем о делах. Я хочу рассказать тебе все о прошлых временах, — произнес Блейн.

Мусс чуть не застрял в горле девушки. Ведь она не знает, почему он разыскал ее.

Блейн ее муж. Но они поженились шесть лет назад. И все эти шесть лет она не видела его. За такое время могло произойти что угодно.

— Если решил задобрить меня всей этой вкуснотой, наверное, ты собираешься сказать что-то ужасное.

Оправданием его ухода могло быть только что-то колоссально страшное, сравнимое с таким, например, злом, как решение муниципалитета Мельбурна закрыть все до единого кафе. Только такая катастрофа — никак не меньшая! — могла в ее глазах оправдать Блейна.

— Все эти шесть лет я непрестанно думал о тебе, размышлял, поступил ли я тогда правильно, возможен ли был другой выход. Вряд ли это, как ты говоришь, означает что-то ужасное.

— Позволь судить об этом мне.

Озорное лицо Блейна, всегда улыбчивое, стало серьезным и мрачноватым. Как это ни удивительно, Кэмрин недоставало его улыбки. Потому что всегда, с их самой первой встречи, он не был серьезен, а уж мрачноват?.. Таким Кэмрин увидела его, пожалуй, впервые. Хотя, казалось бы, Блейн не очень изменился за эти годы, во всяком случае, его мальчишеское очарование сохранилось.

Она постаралась собраться, пока не успела наделать глупостей, например сказать ему, что ей все равно, где он пропадал столько времени и зачем вернулся.

— Хорошо. Скажи мне. Объясни все. Я взрослая девочка, могу все принять.

Глаза Блейна словно затуманились, он протянул руку, как будто надеясь, что Кэмрин возьмет ее. Но она не ответила на этот жест. Она хотела, не отвлекаясь, выслушать его и закончить их вечер.

— Мне необходимо, чтобы ты поняла, почему я ушел тогда.

— Хочешь облегчить совесть?

Он убрал руку со стола. Из-за печального лица он выглядел старше своих двадцати семи.

— Речь не о том, чтобы мне стало легче.

— А о чем же?

— О нас.

Кэмрин стало трудно дышать. Удивительно, как одно слово может вызвать столько боли, оживить столько воспоминаний.

Мы.

Кэм и Блейн против всего мира. Вдвоем.

Молодые, горячие, пылкие. Весь мир перед ними. Мечты, которые станут явью. Множество мест, в которых они побывают. Жизнь, наполненная радостью и весельем. Потому что их любовь поднимает их, как на крыльях. Потому что эта любовь оказалась водоворотом, и они поженились, не успев перевести дыхания.

Что бы они ни делали тогда: неторопливо пили кофе после трудового дня, бежали наперегонки к реке, соревнуясь, кто прыгнет в воду первым, взбирались на вершину Радужной горы, чтобы поваляться вдали от всех на шелковой травке, — все было страстно, живо и ярко. Казалось, все естественно и правильно — этот человек для нее, он предопределен, назначен ей судьбой, поэтому так сильна ее любовь.

А потом, когда он ушел, она упала с этой звенящей счастьем высоты в самые глубины отчаянья и боли.

Воспоминания очень горьки. Чтобы сдержать слезы, Кэмрин сосредоточила внимание на крошке кекса на своих коленях. Одинокая крошка. Как она сама.

Чудесно. Теперь она сравнивает себя с крошками кекса…

Нет. Не слишком удачная мысль. Надо скорее уходить отсюда, пока она окончательно не расстроилась на его глазах и не стало ясно, как он дорог ей и сейчас.

Он, видимо, предчувствовал, что она поторопится уйти, поэтому заговорил:

— Те три месяца на Радужном Ручье были лучшим временем в моей жизни. А ты, встреча с тобой — самое прекрасное, что когда-либо случалось со мной.

— И поэтому ты сбежал? — резко спросила она.

— Нет, не поэтому. Мы были слишком молоды. Нам еще предстояло взрослеть и расти, и мне казалось — лучше, чтобы мы взрослели не вместе. Потому что я не знал, действительно ли ты меня любишь или используешь как способ восстать против родителей. Но в основном потому, что со мной ты отложила бы исполнение своей мечты, а я не смог бы с этим жить. Ты заслуживаешь лучшего.

— Что? — Она качала головой, с трудом вникая в смысл этих слов.

Кэмрин могла бы поклясться, что Блейн говорит, что он ушел тогда ради нее! Как будто делал ей огромное одолжение, вопреки собственным желаниям и чувствам. Какое-то нелепое, тупое оправдание…

— Ты оставил меня ради меня?!

Кэмрин казалось, что кровь в ней закипает. Она старалась сдерживать свое возмущение, но все же с силой хлопнула руками по столу. Ошибка. Блейн тут же накрыл своей ладонью ее руку, и это прикосновение было теплым, успокаивающим.

Она не убрала руку. Его рука не возбуждала в ней враждебности, того чувства, которое поселилось в душе шесть лет назад, когда он сбежал из Радужного Ручья. Она не хотела негодовать и возмущаться, упрекать и обвинять. Хотела услышать от него правдивое объяснение, полностью правдивое. Правда позволит ей чувствовать себя свободной.

— Посмотри на меня, Кэм.

Он мягко погладил ее руку, а она тронула языком нижнюю губу. Ей ни в коем случае нельзя заплакать! Нельзя, потому что если она начнет, то слез будет столько, что они смогут заполнить весь Порт-Филлип [Морской залив Мельбурна. — Прим. ред.].

Глубоко вздохнув, она посмотрела ему в глаза, и тут же сердце ее зашлось от их подкупающей искренности.

— Я был очень эгоистичен, когда предложил тебе пожениться. Я так сильно этого желал, что не видел ничего вокруг, не думал ни о чем другом. Тебе было всего девятнадцать, и ты провела все свои девятнадцать лет в маленьком городке. У меня все время было такое чувство, что я воспользовался всем этим, — он взмахнул свободной рукой. — Мы были практически детьми. Что мы должны были делать? Сбежать? Обмануть твоих родителей? Идти против их желаний? О чем мы думали?

Слова Блейна взволновали Кэмрин.

— Я вышла за тебя, потому что хотела этого! Ты был моим миром, — ей с большим трудом удалось выговорить эти слова.

Он сжал ее руку:

— У меня то же самое, родная, я чувствовал так же. Но ты хотела идти за мной и ждать, пока я найду свое место в жизни. А ведь у тебя были твои собственные мечты, — он указал пальцем на соседнее кафе. — Вот она, твоя мечта. Ты хотела жить в большом городе, хотела иметь свою собственное заведение. И претворила в жизнь то, о чем мечтала. И это замечательно! Но если бы ты вместе со мной моталась эти годы по всему свету, то не смогла бы ничего сделать. И я не мог этого допустить.

Что-то беспокоило Кэмрин. Это касалось ее родителей, но она решила отложить на будущее свои размышления. Сейчас нужно сконцентрироваться на его словах. Понять их смысл, осознать, что это означает для нее.

Не было сомнений — Блейн говорил то, что думал. И шесть лет назад, и сейчас он искренне верил в правильность своего тогдашнего поступка.

А цена? Какова же цена его решения?

Ее сердце? Та светлая, прекрасная жизнь, которая могла бы быть у них вдвоем?

Он что, не думал об этом?

— И ты не мог поговорить со мной? — Она потрясла головой, надеясь не разрыдаться.

— Это был мой выбор. Мой, не твой. Нам ни в коем случае нельзя было обсуждать это решение.

И опять в голове Кэмрин мелькнула та мысль, от которой она отмахнулась сейчас, решив подумать об этом потом.

— Откуда ты знал, что я собиралась противиться желаниям родителей? Они никогда не говорили тебе, чего хотят. Ты и не видел их после того, как мы сбежали.

Она увидела, как напряглось его лицо, стали резче черты, такие любимые когда-то. Потребовалось даже некоторое усилие, чтобы не протянуть руку и не разгладить морщинку между его бровями.

— Я был у них после того, как мы удрали. Я старался объяснить им, как мы любим и дорожим друг другом. Говорил, что не хочу вставать между тобой и ими.

— А получилось все иначе, — пробормотала Кэмрин, потрясенная иронией ситуации. Ведь именно его уход от нее вызвал разлад с родителями, закончившийся страшной скандальной ссорой и полным разрывом.

— Они без обиняков сказали мне, что я ничего не могу тебе предложить — у меня ничего нет, если ты остаешься с ними, то у тебя будет пристойная жизнь и финансово обеспеченное будущее. Я не мог отнять это у тебя.

— Смешно, но твой уход завершился тем, что удрала из Радужного Ручья так быстро, как только сумела.

У Блейна от удивления расширились глаза.

— Но почему?

Кэмрин сделала глоток воды, потому что воображение перенесло ее в прошлое, на родительскую кухню, в тот момент, когда там кипели страсти и никто не пытался подавлять приступы гнева, когда сыпались взаимные обвинения, когда открывалась ужасающая правда.

— Я не сумела сдержаться. Напала на них, ругалась, кричала, винила их абсолютно во всем. Мама тоже взорвалась. Началось что-то невообразимое. Мы кричали и не слышали друг друга. В какой-то момент мама бросила мне в лицо, что именно из-за моей вздорности она решила дождаться, пока мне исполнится двадцать один, вместо того чтобы передать мне бабушкино наследство в восемнадцать, как было завещано. — Кэмрин осушила весь стакан, как будто вода могла смыть горечь того давнего родительского обмана. — Вообрази, какой могла бы быть наша… моя жизнь.

Последнее соображение терзало сильнее всего. Получи Кэмрин деньги в восемнадцать, как это было указано в завещании, они могли бы по сию пору быть вместе. Ему не пришлось бы переходить с одной работы на другую, переезжать из города в город. У них была бы возможность начать нормальную семейную жизнь с достаточным капиталом. Но родители украли у нее эту возможность, лишили той жизни, о которой мечтали Кэмрин и Блейн, лежа на берегу Радужного Ручья и глядя на звезды — два юных любовника, осмелившихся мечтать… Вот этого она родителям и не простит. Никогда!

— Извини, — Блейн нежно коснулся рукой щеки Кэмрин, — извини меня за все.

Теплое участие Блейна, тяжкие воспоминания — ей стало трудно сдерживать слезы, которые жгли глаза и катились по щекам. Вытащив заколки из волос, она потрясла головой, чтобы скрыть лицо под пышными прядями, чтобы он не увидел этот горький поток слез.

Но ничего скрыть не удалось — Блейн потянулся и мягким движением заложил большую прядь волос за ее левое ухо.

— Я понимаю, как трудно тебе вспоминать весь этот кошмар. Но разговор между нами должен был состояться, Кэм. Без него мы не сможем двигаться вперед.

Кэмрин ощутила внутреннюю дрожь, когда до ее сознания дошел смысл сказанного им.

Двигаться вперед. Он встретил кого-то?

Кого-то, столь важного и значительного для него, что он разыскал ее, бывшую жену, и начал все эти чувствительные разговоры о прошлом, чтобы, смягчив ее, перейти к вопросу о разводе.

Почувствовав ее смятение, Блейн придвинулся к ней поближе:

— Я действительно хочу двигаться вперед. С тобой. Только с тобой.

В один момент тревога и ужас сменились волной счастья и радости. Но только на мгновение. Затем восторжествовал здравый смысл. Разве можно думать про еще один шанс с таким парнем, как Блейн?

Конечно, в его изложении причины ухода звучали вполне искренне, и на какую-то малую часть она соглашалась с его доводами. Да, они были очень молоды, их побег был слишком безумен. Но пройти еще раз по тому же пути? Он прав и в том, что они оба за это время стали взрослыми и что их взросление происходило не вместе. Благодаря ему?