— Я не могу, — ее слова вызвали такую боль в его глазах, что Кэмрин положила руку на его щеку прежде, чем успела себя остановить.

— Ты уверена? — Она резко отпрянула, опустив руку. А он продолжал: — Потому что, как я понимаю, мы все еще женаты. По-моему, это правильно. И работают законы, скажем, химии. Я тебе так же небезразличен, как и ты мне. Иначе зачем бы тебе соглашаться прийти сюда со мной?

— Потому что тебе необходим был шанс, чтобы объясниться, и я, как воспитанный человек, предоставила тебе этот шанс. Только и всего.

Он покачал головой, уголки его рта пошли вверх, и появилась его потрясающая улыбка. Как может девушка устоять против такой улыбки?

— Извини. Такое объяснение я не принимаю.

— Прекрасно. Хочешь правду? Я сказала «да», потому что потратила слишком много времени, разыскивая тебя, и теперь, когда ты объявился здесь, хочу воспользоваться случаем и наконец развестись.

После этих слов Блейн должен был выглядеть ощетинившимся, рассерженным, защищающимся или… ну, каким-нибудь… А он, свободно откинувшись на спинку, выглядел слишком расслабленно для парня, у которого меняется судьба. Очевидно, развод был для него не очень понятной вещью, что-то вроде движущегося дома.

— Ты разыскивала меня? — Слово «развод» Блейн как будто и не услышал, а остальное так много значило, что он придвинулся и поставил локти на стол.

У него были крепкие мускулистые руки, покрытые легким пушком. Кэмрин нравилось водить по ним пальцами, повторяя линии мускулов. Это было тогда, когда она открывала для себя его тело… Когда они поженились, он легко поднял Кэмрин этими руками и внес в мрачноватый номер мотеля на окраине провинциального городка.

Лучшего они не могли себе позволить, но это не имело никакого значения. Не имела значения неоновая реклама, яркими цветами вспыхивающая время от времени за окном, не имели значения как будто глиняные матрасы, совсем не важен был безобразный палас на полу. Все это меркло, исчезало перед осознанием того, что они в объятиях друг друга впервые как муж и жена.

Боже, с тех пор прошла целая жизнь! Все это происходило в ее далеком прошлом, почему же она чувствует, как между ними словно электрический ток прошел?

— Да, я искала тебя, почти год искала. Хотела передать бумаги для развода.

— Ох, всего лишь год?

В очередной раз он сумел не услышать слова «развод». Оно так и висело между ними. И даже утратило свое значение, потому что Блейн, не отрываясь, внимательно и любовно смотрел на Кэмрин, и она почти физически ощущала этот взгляд.

— Мне больше нравится, когда у тебя волосы распущены, — и, прежде чем Кэмрин успела моргнуть, Блейн потянулся к ней, взял толстую прядь волос и крутил ее в руках со странным, мечтательным выражением лица.

— Я работаю в сфере обслуживания, причем кормлю людей. Длинные волосы в моей деятельности неуместны. Приходится скалывать их сзади.

— Но иногда ты же распускаешь их…

Он спрашивает, бывает ли она в обществе? Встречается ли с кем-нибудь?

Хм-м… Если посчитать кофе с Ларсом Личем или ужасный обед с Деном Дрэгом, то можно сказать — да, встречается. Дважды за шесть лет. Но и эти два раза — слишком много, потому что ни один из этих парней не был Блейном. Ни один из них не вызывал в ней ничего похожего на тот интерес, который она испытывает к человеку, сидящему сейчас напротив.

— Не спорю, признаю себя виновной. Я — трудоголик. Хочу, чтобы моя кофейня была самой лучшей, хочу вложить в нее все возможное.

— Работа — это не все.

Неожиданно и вдруг изменилась атмосфера, но Кэмрин не могла бы объяснить это. Только что Блейн сидел свободно и расслабленно, легко болтал с ней и шутил, а в следующее мгновение уже был сильно напряжен — это было заметно даже по сложенным рукам.

На столе стояла забавная бутылка красного стекла с водой. Кэмрин наполнила свой стакан, отметив мысленно, что стоит завести что-нибудь подобное в «Убежище».

— Для меня — все.

Он помолчал, потом заговорил медленно, тщательно подбирая слова:

— Знаешь, я хочу выяснить, еще кто-нибудь участвует в нашей пьесе?

Естественно было бы отделаться от него любыми словами, возможно, слегка приврать и добиться развода, который она должна была бы получить годы назад. Но вместо этого она тянула время, отламывала вилкой кусочек торта, маленькими глоточками смаковала шоколадный мусс.

— Кэм, ответь, это простой вопрос.

— Нет никого. — Откашлявшись, тихо и совсем нейтрально она произнесла: — А у тебя?

Это не ее дело. И не имеет для нее никакого значения. Просто обычное женское любопытство…

Блейн вновь поставил локти на стол, наклонился еще ближе к ней, сказал так же тихо, как она:

— Никогда никого не было кроме тебя. Всегда ты, и только ты, — он вновь накрыл своей ладонью ее руку и начал слегка поглаживать пальцами нежную кожу, отчего по ее телу пробегала дрожь. — Знаешь, я простой парень, и я слишком стар для всяких игр. Хочу, чтобы мы заново узнали друг друга. Проводили время вместе. Можно вместе обедать, ходить в кино, пить где-нибудь кофе, да что угодно! Теперь твой ход.

Кэмрин была захвачена искренностью его тона, бесхитростным выражением серых глаз, к тому же она продолжала ощущать электрические искры между ними.

— Ты это серьезно?

Он хотел, чтобы у них был еще один шанс? Или просто оказался в Мельбурне проездом, почувствовал себя одиноко и решил навестить старую любовь? Посмотреть, каково ей без него?

Конечно, она давно уже городская девушка со здравым смыслом, находчивая и уверенная в себе, но иногда, к ее удивлению, в ней неожиданно просыпалась простенькая Кэмми из поселка с поэтичным названием Радужный Ручей, наполняя ее беззащитностью, сомнениями и самообвинениями.

Часть ее, причем большая часть, была готова громко закричать «да!», хотя Кэмрин не была так наивна. Она разыгрывала партию «развод», но короткое время, проведенное с Блейном, взбудоражило ее гормоны, и теперь все в ней кричало: «Бери меня, я по-прежнему твоя».

Никогда и ни к кому Кэмрин не испытывала такого влечения. Влечения, которое заставляло тело расплавляться даже от мимолетного легкого прикосновения, влечения, из-за которого девушки забывают обо всем, забывают о своих целях…

Слава богу, Кэмрин хорошо усвоила, что самое важное — как раз не отвлекаться от своих целей. Ни в коем случае!

Она выпрямилась, собрала все, что осталось от здравого смысла, мысленно очертила вокруг себя спасательную границу и сказала:

— Я не собиралась сегодня говорить о нас. Я хотела обсудить дела.

К чести Блейна, только глаза выдали его разочарование — он так и не получил от Кэмрин прямого ответа. Он с готовностью улыбнулся:

— Мне кажется, здесь и говорить особенно не о чем. Ребята рассказали мне, чего ты хочешь. Я как раз тот человек, который тебе нужен. Все очень просто.

Просто? Он что, совсем спятил?

Слово «просто» не только не подходит к этой ситуации, даже и отдаленно не напоминает ее. Блейн объявился ниоткуда, говорит еще об одном шансе для них, а она, конечно, очень хочет организовать переделку своей квартиры. Какая-то нелепая мешанина. Можно говорить об этом что угодно, только не то, что это «просто».

— А что, если… — Кэмрин осторожно тронула языком нижнюю губу, размышляя, повести ли ей себя грубовато и прогнать его или не обращать внимания на собственное сердце, которое останавливается от его улыбки, и сфокусироваться на деловой части их общения?

— Может быть, ты хочешь без личного общения со мной воспользоваться моей профессиональной квалификацией? — предложил он.

Кэмрин покраснела, не удивляясь, впрочем, что Блейн, как и прежде, так прекрасно понимал ее. Правда, от этого не становилось легче.

В этот момент маленькая девочка за соседним столиком громко и радостно засмеялась — официант поставил перед ней зеленоватое желе с плавающей в нем шоколадной жабой. Мама девочки любовно погладила ее лобик, а отец потрепал светлые кудряшки.

Кэмрин почувствовала, как она холодеет. Ребенок — то, чего у нее не будет никогда…

Она не думала, что так страстно хочет детей, пока не выяснилось, что лишена этой возможности. Возможности, которая раз за разом таяла с каждым пребыванием в больнице в мрачные годы после ухода Блейна. Это был последний удар, завершивший жуткий список потерь того, что по-настоящему важно в жизни.

Муж. Родители. Возможность иметь детей.

Она продолжала разговаривать с Блейном, стараясь отвлечься на деловые вопросы, чтобы умерить боль воспоминаний, словно издалека слышала его слова, будто она и сейчас для него единственная женщина. Возглас девочки за соседним столом пробудил ужас, который поселился в ее душе после последней операции. Тогда, в больнице, ей сказали, что скорее всего она не сможет иметь детей. Как же можно обречь любимого человека на жизнь без детей?

— Эй, как ты? Прости, если я был резковат.

— Я подумаю некоторое время и сообщу тебе свое решение о менеджере.

Конечно, нет! Это ее последняя встреча с Блейном — не стоит растягивать болезненные прощания.

Он вручил ей визитную карточку.

— По этому телефону ты всегда меня найдешь. Если позвонишь.

Кэмрин сунула карточку в карман джинсов, зная, что никогда ею не воспользуется.

— У меня был трудный день, я устала, пойду.

Блейн вытащил деньги, прежде чем Кэмрин успела достать кошелек.

— Нет, нет. Я позвал тебя сюда, я и плачу. И неизвестно, может быть, мне срочно нужно будет выпить хороший эспрессо, лучше пусть владелец будет доволен.

— Подхалимство откроет тебе все двери.

— Правда? Можно проводить тебя?

— Спасибо, мне близко. Но благодарю за предложение. Ты по-прежнему джентльмен.

Еще несколько общепринятых прощальных слов, он еще раз повторил, что ждет ее звонка, — и они разошлись.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Кэмрин прикусила верхнюю губу, стараясь закрепить отверткой дверцу холодильника. Это была уже третья попытка, отвертка всякий раз срывалась и падала в дубовый шкаф, в который встроен холодильник. Кэмрин проклинала мерзкую отвертку, купленную в очень красивом наборе с надписью: «Инструменты для независимых женщин».

— Проклятый инструмент не годится или эксперт не очень квалифицирован?

Кэмрин бросила на Анну взгляд, предназначенный для неприятных клиентов.

— Я не говорила, что умею это делать, — она бросила отвертку под стойку, раздраженная улыбкой подруги.

— Видно, инструмент не подходит именно для этой дверцы.

— Вызывать мастера из-за такой мелочи?

— Да, но тогда наши творожные пудинги и сладкие ватрушки пропадут до завтра. Может быть, знаешь кого-нибудь, кто ненадолго заглянет?

Сердце Кэмрин замерло.

Да, знает кое-кого.

Визитная карточка жжет ее через карман всю неделю.

Кэмрин не собиралась звонить, несмотря на то, что каждый раз, когда дверь кофейни открывалась и кто-то входил, она с невольной надеждой устремляла взгляд туда. Несколько раз за эти дни ей снилась чудесная улыбка Блейна и его блестящие глаза…

Если верить во всякую чушь, то можно сказать, что это предопределение — судьба распорядилась так, что Кэмрин вынуждена позвонить Блейну. А может, никакого противостояния и нет? Все просто — ей нужен умелец на все руки. Поэтому она и позвонит. Вот и все.

Если Блейн опять постарается очаровывать ее, она перейдет в заднюю комнату, где склад, и подождет, пока работа будет закончена.

— Придумала, кому позвонить?

Анна всю неделю заинтересованно расспрашивала Кэмрин о Блейне, и та отвечала на вопросы подруги, умолчав только, что этот человек ее муж.

— Ладно, сооруди себе кофе, а я позвоню Блейну.

— Отлично, — улыбнулась Анна, — думаю, его квалификация выше твоей.

— Будем надеяться.

Видит Бог, Кэмрин не хотела звонить Блейну. Она бы и не позвонила, но это нужно для кофейни. А все, что требуется для кофейни, — превыше всего. Так что у нее нет выбора, как и в тот раз, когда она ради дела отправилась с ним в «Шоколадную жабу».

Раз уж приходится звонить, то лучше без Анны, тем более что подруга устала и хочет уйти.

— Я справлюсь сама. Ты ступай домой, пора отдыхать.

— Есть! Слово босса — закон. До завтра.

Кэмрин дождалась, пока за Анной закрылась дверь, набрала номер и услышала слишком знакомый, ласкающий ее слух голос:

— Блейн Эндрюс слушает.

— Привет, это я. Ты как?

— Привет, Кэм. У меня все прекрасно. Рад, что ты позвонила.

— Знаешь, мне нужна твоя помощь. У меня не закрывается дверца холодильника. Я попробовала справиться сама — ничего не получилось. Может быть, ты смог бы заскочить в кофейню и починить эту дверцу? — Кэмрин пришлось помолчать и перевести дыхание, прежде чем она сумела произнести эту тираду.

— Ну, конечно. Я быстренько закончу здесь и часа через два буду у тебя.

Нужно отдать должное Блейну — голос его не был ни обиженным, ни разочарованным. Она могла бы чувствовать облегчение — все оказалось просто, но где-то в глубине души была некоторая досада, ведь Блейн не спросил ее, почему она столько времени не звонила или почему не упомянула о перестройке своей квартиры.

Стараясь говорить весело, Кэмрин сказала в трубку:

— Замечательно. Я очень тебе признательна.

— Никаких проблем, скоро увидимся.

Блейн первым повесил трубку, а она продолжала держать свою, гудящую.

Он сам говорил, что хочет восстановить их отношения. Как это ни странно, говорил совсем недавно. Так почему же его словно и не волновало, что она не звонила? Может быть, он сделал собственные выводы — решил, что она не хочет возвращаться к прошлому?

Чудесно.

Чудесно ли?


Блейн опустил мобильный телефон в карман джинсов и начал спускаться с мостика своей яхты.

— Черт меня побери, — бормотал он сам себе. Итак, она позвонила.

Прошло шесть дней, шесть долгих дней. Все эти дни Блейн без устали проклинал себя, мысленно обзывал ослом, дураком, болваном за то, что отдал решение в ее руки. И она, наконец, позвонила.

Ну да, не предложила встретиться выпить кофе, пообедать или что-нибудь еще. Он очень надеялся на такой звонок. Но все же позвонила.

Поправить дверцу холодильника мог кто угодно, но она позвонила ему! А это могло означать одно из двух: либо Кэмрин хочет видеть его и эта дверца — лишь неуклюжий предлог, либо она не хочет платить за такую ничтожную работу какому-то мастеру, наугад выбранному по телефонной книге.

Блейн глубоко вдохнул — в надежде, что просоленный океанский воздух поможет ему обрести ясность, так необходимую с тех самых пор, когда он неделю назад вновь увидел Кэм. Но и океанский воздух не принес никакой ясности. Девушка стояла перед его глазами в обтягивающих джинсах, подчеркивающих совершенную форму длинных ног, в этих стильных кожаных сапожках до колен, с роскошными волосами до плеч — когда она распустила их.

Она сильно изменилась за прошедшие годы, превратившись из юной девушки в зрелую, уверенную женщину. Если шесть лет назад Кэмрин завоевала, очаровала и пленила его, то сейчас его жизнь не имела смысла без нее. Без его жены.

Жена…

Это слово хотелось повторять бесконечно, оно сладкое и захватывающее, как сама Кэм.

Все эти годы он тяжело работал, стремился обрести достойное положение в обществе с единственной мыслью: вернуться к Кэмрин, воссоединиться с ней в браке. Именно это стало для Блейна стимулом, мощнейшей мотивацией. Вернувшись, он сможет предложить ей многое — все, чего достиг за эти годы.

Блейн видел, что и она, его жена, его Кэм, сохранила к нему прежние чувства. Она может демонстрировать свое безразличие, но…

За прошедшие годы он сделал все возможное, чтобы им двоим было хорошо вместе. А если Кэм нужны конкретные доказательства, что же…

Блейн с удовольствием окинул взглядом дом на берегу — чем не доказательство? И, весело насвистывая, покинул яхту.


Кэмрин в ожидании ходила взад-вперед вдоль стойки бара, и стук ее каблуков нарушал тишину.

Она уже включала музыку, своего любимого свингового певца, и в панике выключила, когда раздалась их любимая песня. Не хватало только, чтобы Блейн подумал, что она специально создает лирическую обстановку, а это было бы абсолютно неправильным впечатлением.

Она заплела волосы в косу, задула свечи, включила над баром яркий свет, погасила все ароматические масляные горелки. Сделала все, чтобы не было и намека на атмосферу располагающего, зовущего уюта. Меньше всего ей хотелось, чтобы у Блейна сложилось неправильное представление.

А какое оно — это неправильное представление?

На мгновенье она очень ясно увидела их вдвоем в ее кофейне, на удобных диванах, при свечах, с дымящимися чашками кофе и бокалами изумительного мерло…

Картина была такой живой и желанной, что правильное и неправильное представления совершенно перепутались. Она занялась приготовлением любимого каппучино, и привычные действия несколько ее успокоили.

Сегодняшняя нервозность была абсолютно непонятна. Ведь нет причин волноваться. Никаких. Просто дело. Не свидание же… Блейн увидит ее через стеклянную дверь над кофе-машиной, и это очень правильно.

Так и случилось. Он постучал, и Кэмрин впустила его.

— Как ты, Кэм?

— Все в порядке. Вот, изучаю, как удобней устанавливать уровни в кофе-машине.

По его неопределенной улыбке было ясно, что он не очень-то ей поверил. А что она могла сказать, когда больше всего хотелось прижаться к его груди?

— А как ты? Судя по шуму, ты был занят, когда я звонила?

— Текущий проект, он хорошо продвигается.

— Кажется, ты сам строишь, у тебя даже руки грязные, — Кэмрин посмотрела на руки Блейна, свободно лежащие на стойке бара.

Он улыбнулся и двинулся к ней, отчего пульс девушки резко участился.

— Может быть, пора начинать?

Кэмрин взглянула на него и тронула языком губу. Господи, да он о дверце холодильника! Надо взять себя в руки, а вовсе не вспоминать и не мечтать. От этого возникают безумные мысли и желания.

— Видишь, что тут случилось, — ей удалось справиться с собой и выговорить эти несколько слов почти без дрожи в голосе.

— Посмотрим, — сказал Блейн и наклонился, разглядывая поломку.

Это тоже оказалось суровым испытанием для Кэмрин, потому что спина мужа вызывала в ней волнения и все те же безумные желания. И еще чувство защищенности, потому что сильный и умелый мужчина собирается помочь ей в решении ее проблем и наверняка сделает это. А это для Кэмрин малознакомое состояние.

— Ты вроде бы говорила, что инструменты у тебя есть?

— Да, вот, пожалуйста, — она протянула ему свой набор.

— Да они розовые!

— Твоя наблюдательность восхищает, — Кэмрин всеми силами старалась не рассмеяться вместе с ним.

— Никогда не видел розовых инструментов.

— Потому что работаешь с мужчинами. Если бы нанимал женщин, наверняка каждый день видел бы инструменты розового цвета.

— Возможно.

Он взял отвертку, при этом чуть коснувшись ее руки.

— Я потрясен.

— Розовым цветом?

— Тем, что ты точно знаешь, какая нужна отвертка.

— Я не беспомощная женщина, — с важностью настоящей феминистки ответила Кэмрин.

— Это очевидно.

Блейн посмеивался над ней, поддразнивал как раньше, когда они только познакомились. Его манера подтрунивать создавала приятную легкость общения, без напряженности и боязни сказать что-нибудь не то.