Николай Бахрошин
За пять минут до
Пролог
«А я скажу ему так: выслушай меня, Бог Богов Кун-Кеаль, выслушай и не гневайся на меня… Нет, не так… О, Великий Змей Кун-Кеаль, скажу я ему, ты настолько могуч, что каждым вечером проглатываешь остывающее солнце и каждое утро, напитав его пламенем своего сердца, снова извергаешь светило огненным! От движения твоего хвоста дрожат горы, а взмах твоих крыльев рождает бурю! Тебе, Кун-Кеаль, подвластно все сущее, ты вращаешь небо и колеблешь землю, твоя радость заставляет цветы распускаться и деревья — плодоносить, твой гнев овевает живущих ледяным дыханием смерти… Да, именно так и скажу… Отдай мне мою Мицкель, Великий Змей Кун-Кеаль, и я буду служить тебе вечно, клянусь!»
Задумавшись, он вскочил с камня, словно уже предстал перед всевидящими глазами Бога. Видел и бесконечные переборы сверкающей чешуи, и ослепляющую радугу перьев. Чувствовал на лице обжигающий ветер его дыхания, которое может оживлять мертвых и убивать живых.
«Да и рассуди сам — зачем тебе Мицкель, Кун-Кеаль? У тебя ведь так много красавиц! Каждый год жрецы наряжают семь самых красивых девушек и семь самых мужественных юношей и сталкивают их в пасть вулкана То-тьель, чтобы ты, Кун-Кеаль, не гневался на народ но-ньяхо. А Мицкель… Она даже не самая красивая, ты знаешь это! Ты сам видишь — и рост у нее невысокий, и нос с горбинкой, и ягодицы маленькие, как у юноши. Не перекатываются при ходьбе так призывно, как у красавицы Нанцли, чья походка вызывает в мужчинах волны желаний… Почему Нанцли не отобрали для жертвы, если даже Солнце смущается, глядя на ее улыбку?! А Мицкель… Девушка-подросток — так ее называют, именно так… Зачем тебе такая маленькая женщина, Кун-Кеаль? — начал он снова. — Нет, не так — зачем тебе маленькая, нескладная девочка, Великий Бог? Ведь вокруг тебя множество рослых и стройных девушек, чьи бедра круглы и гладки, чьи груди остры и упруги, чьи волосы длинны и нежны на ощупь, как шерсть молодой козы…»
На мгновение он запнулся, словно почувствовав на себе обиженный взгляд Мицкель. «Ты считаешь меня некрасивой, Енрик? Неужели ты действительно считаешь меня некрасивой?» — отчетливо прозвучал в ушах родной взволнованный голосок.
«Нет, нет, любимая, не слушай меня! Это не для твоих ушей, это — для Кун-Кеаля! Конечно, ты самая…»
Положа руку на сердце, на Мицкель мужчины тоже смотрели пристально и внимательно, хотя смотреть вроде бы не на что.
Удастся ли обмануть Бога? Убедить, что Мицкель не хороша для него?
Енрик верил и не верил в это. И без конца проговаривал про себя одно и то же, подыскивая лучшие, самые убедительные фразы для Кун-Кеаля. И, разумеется, отдельные слова для его жены, богини-змеи Куны-Кео, что каждое утро проглатывает луну и каждый вечер снова выплевывает ее в небо. Куну-Кео нужно привлечь на свою сторону в первую очередь, понимал Енрик. Она — женщина, а женщины лучше и охотнее понимают страдание сердец.
В горячей путанице вымышленных речей Енрик опять забыл, что собирался отдохнуть и перекусить. Двинулся дальше к вершине вулкана, оставляя на камнях кровавые следы. Легкие сандалии стерлись и развалились уже давно, горные тропы в кровь избили-изрезали ступни и голени. Первое время он еще пытался обертывать ноги кусками одежды, потом бросил это занятие. Просто шел, не обращая внимания на сбитые ноги и голодное бурчание в животе.
Что ему телесная боль? Боль — судорога жизни, а жить ему незачем, если Кун-Кеаль не отдаст обратно Мицкель. Его любимую, его единственную принесли в жертву Великому Змею!
Пусть ему сейчас плохо, это даже хорошо, что плохо. Чем хуже, тем лучше. Муки тела — тоже жертва богам. Сначала ты отдаешь им свое страдание, потом — свою жизнь. Так в мудрости своей вездесущей устроили этот мир Великий Змей Кун-Кеаль и верная жена его, Богиня-Змея Куна-Кео. А почему так, почему в жизни человеческой должно быть больше страданий, чем радостей, не знают даже жрецы из Круга. Но им, Богам, конечно, виднее…
Часть 1
Наследство
1
Телефон звонил…
Все звонил и звонил, надрывался под самым ухом, а я не мог до конца проснуться. Как будто еще дышал разреженным воздухом высокогорья, чувствовал колкие иглы холода, видел жгучее солнце в синеве неба, цепь заснеженных пиков на горизонте и резкие, ломаные тени от скал и камней.
Долгий изнуряющий подъем на вулкан, сернистое, вонючее дыхание жерла, и я, бросающийся туда с раскинутыми руками и верой в скорую встречу с Мицкель, что прекраснее и желаннее всех красавиц на свете.
«Моя любимая, моя маленькая жена, я иду за тобой! Иду к тебе!»
Кричал? Наверное. Отчетливо запомнилось пронзительное ощущение полета, упругие ладони ветра, неожиданно больно сжавшие тело. Неровные растрескавшиеся уступы стен, что раньше, сверху, выглядели почти гладкими.
Больше ничего не помню. Скорее всего, ударился о какой-то выступ. Или умер на лету от разрыва сердца, тоже бывает. Слишком глубокое жерло оказалось у вулкана То-тьель, младшего, сердитого брата Великого Змея Кун-Кеаля.
В сущности, это была очень короткая жизнь. Ничем не примечательная жизнь молодого воина но-ньяхо, так и не обрызгавшего себя кровью врагов. Воин, который никого не убил, — это еще не воин, это даже не половина воина, так говорили старики но-ньяхо. Пожалуй, только любовь к Мицкель, огромная любовь к маленькой женщине выделила Енрика среди других. Отправиться просить всемогущего Бога отдать предназначенную ему жертву, решиться на такое в те времена, когда люди отчетливо сознавали свое ничтожество перед лицом высших сил, — поступок, конечно.
Где же это произошло? Похоже на Южную Америку. Анды… Остается вопрос — когда в южноамериканских горах жили но-ньяхо, поклонявшиеся богу-змею Кун-Кеалю и богине-змее Куне-Кео?
Напоминает Кецалькоатли, пернатого змея ацтеков. Я где-то читал, что его первые изображения археологи датируют пятнадцатым веком до нашей эры и пребывают в недоумении по этому поводу. Ацтеков тогда еще не было и в помине, так что получается загадка истории. Похоже, это как раз изображения Кун-кеаля, а не Кецалькоатли, просто время не сохранило памяти ни о народе но-ньяхо, ни о его богах. Она, история, вообще сохраняет на удивление мало. По моему внутреннему ощущению, молодой воин Енрик и маленькая Мицкель, эти Ромео и Джульетта древних веков, жили еще до того, как египтяне объявили первый тендер на строительство пирамиды. Вопросы хронологии — всегда сложно и путано.
За последнее время я несколько раз видел этот сон. Нет, не чужой. Скажу еще более непонятно — из очень далекой жизни…
Да, телефон… Звонит до сих пор. Зараза!
Я все-таки встряхнулся. Снял трубку. И вздрогнул от мощи незнакомого голоса, напористо зазвучавшего в самое ухо:
— Здравствуйте! Я государственный нотариус города Скальска Максим Евгеньевич Храпов!
Громко, раскатисто, с вибрирующей оперной баритональностью. Голосище, однако.
— Рад за вас, — буркнул я.
— Что вы говорите?
— Говорю, вам повезло в жизни.
— Ага… — озадачился голос, чуть сбавив громкость.
Между делом я глянул на часы и обнаружил, что всего полвосьмого утра. Может, и не так уж повезло, если он вынужден работать в такую рань.
— Ага… Я извиняюсь, это Альберт Петрович Обрезков? — зашел баритон с другой стороны.
— Он, — не стал отпираться я. И, в свою очередь, поинтересовался: — Я извиняюсь, Скальск — это…
— Город, — строго пояснили мне. — Районный центр Скальского района Тверской области.
Ну да, конечно. Как можно не знать этакий весь из себя райцентр? — подумал я. Добавил примирительно:
— Красивый город. Наверное.
— Ага… — не смягчился голос. — Должен вам сообщить, что в моем ведении находится дело о наследстве господина Скворцова. По завещанию усопшего… — небольшая пауза, подчеркивающая приличествующий случаю драматизм, — вы объявлены единственным наследником покойного!
— Кого? — опешил я.
— Покойного, — повторил баритон. — Господина Скворцова Николая Николаевича. Безвременно усопшего пять дней назад.
Я молчал. Знать бы еще, кто такой господин Скворцов, он же — Николай Николаевич. Кстати, уже покойный. Усопший. Безвременно. Вот такие завершающие штрихи к портрету…
— Алло! Альберт Петрович, вы меня слышите?
— Да-да, слышу.
— Куда-то вы пропадаете.
— Я не пропадаю, я думаю… И большое наследство?
— Не очень, — честно признался нотариус Храпов. — Дом, участок, хозяйственные постройки, счет в сберегательном банке на 54 тысячи рублей 78 копеек. Думаю, что для вас, столичного жителя, — совсем не большое. (Явный укол.) У нас здесь дома-то стоят не то что у вас, в Москве. Впрочем, вы можете отказаться. Согласно законодательству, ничто не обязывает гражданина принимать на себя права и обязанности наследника, если он того не желает.
Мне послышалось или здесь прозвучал совет?
— Нет, почему же сразу отказаться! — взволновался я. — Я же не отказываюсь, я просто… думаю! Еще никогда, знаете ли, не получал наследства из Скальска. Вдруг это вообще станет хорошей традицией?
