В латунной гильзе тоже оказались две круглые пули желтого металла, весом больше двадцати граммов каждая. Патронов двенадцатого калибра в патронташе 24 и в коробке 42. Добавляем двадцать гильз калибра 28. Считаем по две пули. Умножаем на 10 рублей за грамм и офигеваем от результата. Такая забавная арифметика получается. Убьют меня из-за нее, если вдруг узнают?

Раз пошла такая пьянка, решил проверить остальной багаж. Там ничего такого, только в банке с порохом заныканы патроны к нагану. В мешочке с дробью деревянная коробочка с десятком взрывателей для аммоналовых шашек. И на дне ящика бикфордов шнур. Ерунда, лет на пять, если повезет с адвокатом.

Май

Разговоры

— Мам, ну что ты придумываешь? Я не гуляю с ним! Почти…

— Все вы, девки, дуры! Сейчас говоришь почти, потом вдруг уа-уа ребенок плачет! Сама не поняла, как получилось!

— Ма! Хватит, а! Что ты себя накручиваешь? Подумаешь, разок поцеловались! И то не серьезно.

— Пойми, тебе он не пара. Десятый класс закончит и уедет к себе в Москву. А там таких, как ты, миллион. Все приезжие и все женихов с квартирой ищут. Бросит он тебя. Бросит! Помяни мое слово!

— Лёша не такой.

— Все мужики одинаковые. Но тут еще и другое. Больной он, сама говорила. Детишки больные родятся. А матери его, думаешь, ты нужна? Не примет тебя, где жить будете?

— Я только после института замуж выйду. И папе он нравится.

— Тебе потом плакать придется! Не папе!

* * *

— Соня, этот симпатичный мальчик еврей?

— Какой?

— С которым мы разговаривали на танцах. Он тебе еще милый комплимент сделал. Который знает идиш. Алёшей зовут.

— Лёша? Нет, не еврей. Его фамилия Костров.

— И что? У дяди Изи фамилия Кузнецов.

— Ну не знаю… Правда, у него не отец, а отчим…

— О! Хоть что-то! Его мама точно не еврейка.

— В чем разница?!

— Ну, не скажи… Разница есть. Семья у него очень приличная. Отчим — начальник экспедиции, мама тоже там работает. Твоему папе мальчик нравится. Умный, работящий, непьющий. Теперь, оказывается, что говорит на идиш. Надо бы поточнее узнать, кто его бабушка по маме.

— Зачем?

— Как тебе сказать? Мы с папой были бы не против русского зятя из хорошей еврейской семьи. И не делай мне такие глаза! Я только подумала.

* * *

— Ну как паря? Бабло мотает?

— Да! Такой транжира оказался, что просто смотреть страшно. Уже рубля три прокутил, если не пять. Мать и то не в курсе, что две котлеты получил.

— Точно?

— Она бы подругам разболтала. Хороший паренек. Скромный, умный, работящий. Деньги да, любит. А кто их не любит?

— Не болтун значит. И тихушник. Это хорошо, это просто замечательно. Собирай посылку, делай пацану чистые документы и давай добро на покупку дома. Не забудь мои шмутки к себе перетянуть.

— Значит, рискнем?

— Другого шанса нет, и неясно, когда появится. Парню пообещаем кусок, он рад-радешенек будет. В первый момент на него никто не подумает, а после поздно станет. По всесоюзному розыску будут искать — не найдут. Коли начнет болтать, утонет или, раз сердечник, инфаркт заработает. Решим вопрос. Ты хорошенько подкорми его, чтобы чувствовал благодарность. Молодой, умный, пригодится еще не раз. Давай, завершай наши дела. Болею очень я, на пенсион уже пора. Да и ты в конце сезона сядешь. Хотят с поличным весь золотой штос взять, вот и тянут. А мы жадничать не будем, как груз дойдет, сразу соскочим.

— С семьей расставаться жалко.

— Да ладно! Год-два, за ними присматривать перестанут, тогда к себе перетянешь. Денег на жизнь жене оставишь, всё хорошо будет.

— Дина ситуацию поймет, за дочку боюсь.

— Дочка тоже поймет. Я больше блатарей опасаюсь. Они парня не перехватят? И в пути за ним присмотреть бы надо, и шансы прокола тогда растут.

— Думал я, как его прикрыть. На теплоход посажу, чемоданы к пирсу принесут. Потом телеграммы буду слать, чтоб тишком встретили, проводили, а если надо — помогли. Дам пистолет, до отъезда стрелять его поучат, вроде как для соревнований. Не дай бог что, на маршруте отобьется. Но такое развитие дел крайне нежелательно. Как только во Владивостоке на поезд сядет, мне сообщат. Я сразу к вам. Вместе мы на самолет и в Москву. Там встречаем груз и едем оформлять дом.

— Вроде должно получиться. Туз — главная напасть. Говоришь, всю квартиру перерыл?

— Да. Когда охотничьи снасти собирали, везде проверил.

— Блатари, как и чекисты, ждут, когда мужики шлих сдавать нам понесут. До того наезжать не будут.

— Может, хотя бы Мулю предупредить?

— Не надо! Одному скажешь, он другу, тот товарищу. До энкавэдэшников моментом дойдет. Как соскочим, успеем упредить. Телеграмму дадим.

— Всё же опасаюсь я. Может, сопровождение мальчику таки устроить?

— Не начинай сначала! Решили уже!

* * *

— Муля, сделай как надо.

— Петр Петрович, когда Муля-Химик вас подводил?

— Марк — хороший человек, но плотно завяз. Уйти в бега не сможет, семью бросить не решится. А чекисты его плотно обложили, ждут конца сезона. Как возьмут, он сразу расколется. Ладно про Семёна с его старателями расскажет, он и меня заложит, и кому шлих отправляли, расскажет. Про тебя тоже молчать не будет.

— Петр Петрович, отлично понимаю. Оно и в моих интересах.

— Вот, деньги возьми.

— Огромное спасибо.

— Сейчас Марк для меня дело делает. Парнишку отдыхать отправляет. Лёша мне помог, я отплатить ему должен? Должен! Как паря уедет, действуй не мешкая. Я после приеду.

— Так точно.

— На следующий сезон ты вместо Марка встанешь.

— Оправдаю ваше доверие.

— Никто не знает, что сюда прилетал?

— Никто. Сегодня же вечерним рейсом вернусь.

* * *

— Марк, не слишком ли жирно будет, а?

— Тебе что? Жалко? Чалдон платит.

— Да, но всё-таки…

— Значит, так. Курорт не обсуждается. Только Туапсе, только санаторий, только одноместный номер. И упаси тебя боже подсунуть задрипанный корпус в километре от моря. Кстати, пляж должен быть обязательно. Каюты только класса люкс. Будет питание — бери с питанием. На железке купе СВ. И давай без художественного кроя. Ты себе червонец скроить захочешь, а провалишь поездку. Чалдон обидится. А как он обижается, ты помнишь.

— Ну, зачем сразу угрожать? Ты же меня знаешь!

— Знаю, Сёма, знаю. Потому и говорю. Да! И подарок от Чалдона не забудь.

— Есть мотоцикл с коляской.

— Например. Но присмотри еще что-нибудь в альтернативу. Не жмись, деньги будут. Не сможешь подарить от кооператива — продадим ему за две копейки.

* * *

— Вот фотокарточки и пожелания к деталям. Человека лучше выбрать из тех, кто кочевать будет.

— Однако чавчувена возьмем. Есть один хороший парень. Сирота. Папы нет, мамы нет. Такому и помочь не грех, однако. Снарядим, оденем, обуем. Ружье дадим, патроны. В бригаду пристроим. Спирта нальем.

— Спирт сам знаешь как вашим давать. Опасно. Сопьется и своих споит.

— Немного надо. Однако обычай такой. Опять же после праздников на выпускников документы оформлять буду. Ребята выпьют, сами получать не смогут. Я за них получу, однако.

— Чтобы фото с человеком не сравнили?

— Однако да. Лицо не наше, могут понять.

— Сколько денег нести?

— Еще не знаю. Однако одежду надо на двоих сделать.

— На двоих-то зачем?

— Может, твоему придется за документами идти. Самому получать, однако.

— Лучше бы не надо.

— Тогда много спирта неси.

* * *

— Смотри, как поступим. Когда Марк последнюю наличку с материка получит? В самом конце мая?

— Не уверен. Прошлый год только в начале июня кассу свел. Потом затихарился до сентября и, лишь когда мужики шлих сдавать стали, деньги показал.

— Они думают: Туз на золото нацелился и осенью на фраеров наедет. А мне золота не надо, я наличными возьму. Если не договоримся, Чалдона придется валить. После с человечками прилечу в поселок, возьмем Марка за жабры, он весь расклад выложит. Только они с Чалдоном знают, где общак лежит?

— Только они. И людей с материка тоже, кроме них, никто не видел.

— Значит, делай как Марк скажет. Чтобы ни о чем не подозревал.

— Они пацана на юга по первому классу отправляют.

— Пусть. Самого Чалдона спас! Жадный ты, Сёма, за ломаную копейку удавишься!


1.05.72

На Первомай по главной улице поселка шла демонстрация. Никто никого туда силком не загонял, люди сами с энтузиазмом участвовали в торжествах. Пели песни, скандировали речовки и слушали речи на митинге. Потом отмечали по домам, чтобы позже собраться на самодеятельном концерте в клубе. С высоты прожитых лет было грустно наблюдать такой энтузиазм. Пройдет всего двадцать лет, и идеология резко изменится. Но сейчас весь поселок собрался здесь. Ребята из школы гуляют с семьями, строят планы на праздники и договариваются встретиться в клубе на танцах.

Ирка на меня надулась, видать, отец таки засек поцелуйчик, и погулять с ней не получилось. Мама ситуацию просекла и слегка похихикивала.

Соньку встретил. Она сказала, что Марк Аркадьевич улетел в Питер, навестить дядю Петю.

Сегодня мы собираемся у Соколовых. После демонстрации пошли к ним, поели, выпили. Я не пил, конечно. Наша компания была в курсе про принесенное на сохранение немецкое ружье, и охотники делали прозрачные намеки на «пострелять», а кое-кто заговаривал про «поменяться». Отговорился тем, что оно не мое и неизвестно, станет ли моим когда-нибудь. Взрослые решили на концерт не идти, а спеть самим.

Жека, пока родители отвернулись, хряпнул залпом стакан мицне, потом добавил стопку водочки и стал плохо транспортабельным. Я пошел в клуб один.

По пути забежал домой, взял фомку, заныканную бутылку из-под бормотухи и упаковку от презерватива из запасов художника. Хочу проверить одно старое воспоминание.

Концерт еще не начался, зал закрыт, но в фойе клуба не протолкнуться.

В развернутом на улице буфете стоит длинная очередь. Люди потребляют глинтвейн, наливаемый из 50-литрового электрического самовара. Титан горячего кофе со сгущённым молоком для трезвенников и малолеток тоже присутствует. Когда объявили начало концерта и буфет стал сворачиваться, народ направился кто в зал, кто домой.

Я выждал, пока люди не разошлись, и пробрался на второй этаж. За входом в будку киномеханика идет лестница на чердак, за ней кладовка. Тихо отжал фомкой дверь и огляделся, всё ли спокойно? Из зала звучала речь председателя поссовета.

Включил свет, поставил в угол бутылку, а на середину комнаты бросил разорванную упаковку «изделия номер 2». Теперь любой сразу поймет, зачем нужно было вскрывать дверь. У окна той же фомкой поднимаю половицу. В прошлой жизни мы с мальчишками бегали сюда смотреть пустой тайник, а сейчас здесь лежат два твердых предмета, завернутых в брезент. Ощупываю свертки и маминым портновским сантиметром измеряю длину. Получилось 88 сантиметров и ещё чуть-чуть. Кладу на место половицу, стряхиваю в щели мелкий мусор и ухожу, не выключая свет. Затворять дверь тоже не стал.


Конец ознакомительного фрагмента

Если книга вам понравилась, вы можете купить полную книгу и продолжить читать.