— Дело, конечно, не из важных, но от кого же и узнать, как не от вас, — заговорил Подпругин. — Хочу купить ваших акций, но они высоко стоят.

— О, мы теперь имеем блистательново дело! — воскликнул Линкенштейн и, спохватившись, сказал: — Да что ж мы здесь сидим? Прошу в правление.

«Ага, догадался, иудино племя!» — подумал Подпругин и сделался мягче.

Они вошли в правление. Правление была большая комната с большим столом посредине, покрытым красным сукном, и четырьмя письменными столами по углам. За одним из них сидел лысый человек тоже еврейского типа и писал что-то на бумаге карандашом.

— Прошу садиться, — отодвинул Линкенштейн от большого стола один из мягких стульев, которыми стол был обставлен со всех сторон, и, когда Подпругин сел, сам опустился на второй стул. — Должен вам сказать, что нам очень и очень было бы приятно иметь вас среди наших акционеров, уважаемый… Виноват… Имя ваше?

— Анемподист Вавилыч.

— Анемподист Вавилыч… Очень труднова имя, но зато самый русский. Очень приятно, Анемподист Вавилыч. Нет лучше, когда акции в твердых руках находятся, а ваши руки твердые, — поклонился Линкенштейн.

— Да акции-то дороги. На бирже-то они крепко стоят.

— Дела хороши. Биржа это знает. Будут еще выше, даю вам слово. А вы вот что… Вы выждете легкое понижение и покупайте, но покупайте не сразу, чтобы не возбуждать биржу, а понемножку, понемножку… Наше дело хорошее, наше дело крепко стоит.

— Ну ладно… — сказал Подпругин, подумал, взялся за свою бобровую шапку, чтобы уходить, и решил: «Черт с ним! Приглашу его на журфикс. Хоть жид, а все-таки банковый туз». — И он прибавил: — А второе дело, по которому заехал я к вам… тоже пустое дело, но… Заехал я вот зачем… По вторникам у меня будут журфиксы в моем новом доме. Я ведь дом новый отстроил.

— Знаю, знаю ваш дом. Говорят, чудеса там натворили.

— Какое! Хижина убога… — улыбнулся Подпругин. — Но все-таки милости просим во вторник вечерком… Мы ведь с вами давно знакомы, а вот акционером-то я буду, так уж… Пожалуйте, Моисей Соломоныч. В этот вторник у меня будет совсем хорошее общество. Бутыхов хотел быть… Тутыщев…

— Мерси, мерси… Приедем… — протянул еврей. — По вторникам у вас?

— По вторникам.

— Надо записать, чтобы не забыть. — И он сказал по-немецки пишущему за письменным столом лысому жид очку: — Запишите мне на памятном листочке, что господин Подпругин «по вторникам к себе зовет». Хорошо, хорошо, — снова обратился он к Подпругину и прибавил: — Я бывал везде за границей и знаю, как там живут, а потому всегда говорю, что лучше русской гостеприимство в целой Европе нет! Да, я люблю руссково гостеприимство!

Линкенштейн взял обеими руками руку Подпругина и потряс ее. Подпругин взял шапку и поднялся, чтобы уходить.

— Так ждем… — сказал он.

— Ваш гость, ваш гость, — пробормотал еврей и тоже встал.

Распростившись, Подпругин вышел из комнаты правления.

«Жид паршивый! — шепотом выругался он и мысленно прибавил: — Скажи на милость, как иерусалимские-то дворяне тон этот самый задают!»

XIV

Петр Петрович Завзоров, куда Подпругин направил своего кучера, жил на Васильевском острове в наемной квартире и занимал бельэтаж, а помещение для конторы нанимал в другом доме и даже в другой линии. Когда переехали мост на Васильевский остров, Подпругин стал соображать, где ему теперь лучше отыскать Завзорова — дома или в конторе, и решил, что в конторе, так как уж был третий час в начале, когда, по соображениям, Завзо-ров должен был уже давно отзавтракать. Соображения его, однако, не оправдались. Когда Подпругин приехал в контору, Завзорова там уже не было. Служащие в конторе сказали, что Завзоров поехал домой переодеться во фрак, так как приглашен куда-то на обед, но прежде обеда поедет в какую-то комиссию.

— Незадача… — досадливо почесал у себя за ухом Подпругин и спросил: — Стало быть, я его теперь и дома не застану?

— Не знаем-с. Впрочем, можно сейчас телефонировать и спросить, дома ли он, и ежели дома, то чтобы подождал вас немного, — дал ответ старший артельщик.

— Пожалуйста, голубчик. По очень, мол, нужному делу.

Артельщик отправился к телефону и через несколько времени вернулся.

— Дома. Подождут. Только просят поторопиться, — объявил он.

Через пять минут Подпругин подъехал к дому, где квартировал Завзоров. У подъезда уже стояла карета Завзорова. Подпругин вышел из саней и стал взбираться по раскрашенной в помпейском вкусе лестнице в бельэтаж. Лакей дал звонок в квартиру. Дверь перед Подпругиным растворилась, и показался лакей в сером фраке с серебряными пуговицами.

— Петр Петрович у себя? — спросил Подпругин.

— А вы господин Подпругин? — задал, в свою очередь, вопрос лакей.

— Вот, вот…

— Только вас и дожидаются. Хотели уезжать уж, но про вас по телефону сказали.

Подпругин быстро сбросил с себя шубу и направился в комнаты. Там в нарядной, но небольшой гостиной, сплошь устланной мягким ковром, его уже ждал Завзо-ров. Завзоров был крупного роста мужчина в золотых очках, с седыми бакенбардами в виде рыбьих плесов. Он был во фраке и белом галстуке и отнюдь не смахивал на купца.

— Милейший Анемподист Вавилыч! — воскликнул он, растопыривая руки при входе Подпругина. — Какому счастливому случаю я обязан, что вижу вас у себя, мой достоуважаемый?

— Дельце есть одно важное, Петр Петрович, хе-хе-хе… — пробормотал с легким смехом Подпругин. — Здоровьице ваше как?

— Как будто и здоров, но подагра… Стал лечиться гомеопатией — и вот чувствую облегчение, а то три дня никуда не выходил и на биржу не заглядывал.

— Подагра… Это насчет ног, кажется?

— Нога, нога… У меня одна нога… Правая… Но я свою подагру не нежу… разве уж очень приспичит, а то все на ходу и на езде. Вот и сейчас еду в одну комиссию при Министерстве финансов. В качестве сведущего человека вызывают. А оттуда на обед к англичанину Естердай… Знаете, представителя фирмы «Томсон Говард и компания»? Так вот, к нему. Нельзя не ехать — дела делаем. Однако что же это я? Прошу покорно садиться.

Завзоров усадил Подпругина, сам сел и вопросительно стал смотреть на него, что он скажет. До сих пор Завзоров и Подпругин домами знакомы не были, а потому Завзоров и ждал от Подпругина только делового разговора, но Подпругин отдулся и произнес:

— Визит вам приехал сделать, Петр Петрович.

— Батюшки! Так вот вы зачем… Очень рад, очень доволен, очень благодарен.

Завзоров хотел быстро подняться со стула, но тотчас же схватился за ногу и проговорил:

— Вот она, проклятая… Нет-нет да и даст себя знать… Очень рад, очень рад, — проговорил он снова и протянул Подпругину обе руки.

— Приехал визит вам сделать и попросить вас пожаловать ко мне во вторник на журфикс. По вторникам мы с супругой задумали… — рассказывал Подпругин. — А то живешь, живешь, и никакого около тебя хорошего общества нет. Так вот я за этим и приехал. Во вторник, Петр Петрович. С этого вторника начинаем.

— Очень вам благодарен, милейший, сочту за честь побывать у вас.

— Вы уж в этот вторник, Петр Петрович, — настаивал Подпругин, — потому хорошее общество у меня соберется. Бутыхов Кирилл Львович… Изволите, я думаю, знать.

— Как не знать! Большая птица теперь в министерстве, а только в нынешний-то вторник…

— Нет уж, пожалуйста, без отговорок.

— Да я в воскресенье или в понедельник сбираюсь в Москву дня на три съездить.

— Что Москва! Москву можно и отложить. Москва не сбежит, все на том же самом месте останется.

— Москва-то не сбежит, да дело-то…

— И дело не медведь, тоже в лес не сбежит. Генерал Тутыщев тоже обещался быть.

— С этим не знаком.

— Тоже большая птица. В пяти-шести губерниях губернатором был, а теперь вот по благотворительной части в разных местах. Нет, Петр Петрович, я уж с вас слово беру, что вы приедете в этот вторник.

— Ежели не уеду в Москву — к вашим услугам…

— Да бросьте вы Москву… Я жду, жду… И с супругой прошу… потому у меня и баронесса фон Дорф будет, Анна Львовна… Знаете?

— Да как не знать! А с женой моей я вас сейчас бы познакомил, но она в Гостиный двор уехала… Знаете, бабье дело…

— Жену пришлю, жена моя приедет, познакомится с ней и отдельно пригласит ее. А только уж в этот вторник, пожалуйста… и вместе, потому хочу, чтобы все вкупе собрашася, — не отставал Подпругин. — Гвоздь Гвоздевский будет.

— Много гостей все равно не соберете, — отвечал Завзоров. — Не прививаются эти журфиксы, не любят их. Вот у меня, например. У меня в прошлом году пятницы были… Но что же? Знакомство у меня большое, а приедут пять-шесть человек, так что даже и двух столов в винт не составишь. А готовишься на двадцать человек. Ведь нельзя же без ужина оставить, а ужин надо приготовить. Бились, бились мы с женой и бросили. Теперь только по приглашению. Зову обедать, зову иногда вечером.

— Нет, уж я порешил, — махнул рукой Подпругин и поднялся со стула, чтобы уходить. — Так во вторник, — сказал он еще раз.

— Постараюсь, ежели не уеду.

— Нет, нет, я слово беру. Ну, будьте здоровы.